Ледяная птица - Мамаев Сайфулла А.. Страница 14

Неописуемый ужас овладел всей троицей – мужчиной, женщиной и конем. Не смея повернуться и посмотреть, кто их преследует, они думали только об одном – бежать, бежать, бежать… Страх словно превратил их в единое существо, жаждущее лишь одного – спастись!

Кто из них молился жарче своему Богу, неизвестно, но все же кто-то, видно, докричался до него. Поток воды – тот самый поток, что так безжалостно обрушился на тех, кто нарушил покой озера, – пришел им на помощь. Увлекая за собой все, что удалось оторвать от земли, вода хлынула в неглубокую лощину позади возвышенности, тянущейся вдоль берега, неся с собой ветки, щепу, грязь и… коня. Еще не понимая, радоваться им или пугаться, конец ли это злоключениям или всего-навсего продолжение, Гарун и Валерия смотрели вниз, куда увлекал их мутный поток, и лихорадочно думали только об одном: как остановиться?

Да только легко ли выбраться из потока, несущегося с такой бешеной скоростью? И вновь Карай показал себя. Скакун, выросший в условиях высокогорья, инстинктивно почувствовал, что нужно делать.

Ощутив под ногами более или менее твердое дно, конь расставил передние ноги и, поджав задние, уперся всеми четырьмя. Таким образом он мог хоть как-то контролировать направление спуска и чуть-чуть, понемножку притормаживать.

Поток пронес их еще метров семьдесят, и вот наконец Карай почувствовал, что земля под ним становится плотнее. Тогда он начал потихоньку отдаляться от стремнины, пока не оказался там, где течение было совсем слабое. Он остановился на берегу, тяжело дыша, покачиваясь на дрожащих ногах и мотая головой.

– Хвала Аллаху! – выдохнул Гарун. – Прав отец, который говорит, что человек, оказавшись на грани смерти, всегда его вспоминает. Никогда еще так не молился!

Поддерживая Леру, чтобы не упала, он помог ей сползти с коня и спешился сам. Ноги погрузились по щиколотку в грязь, но Гаруну даже и в голову не пришло отъехать подальше от потока, туда, где посуше. К чему зря перетруждать коня, он и так совсем обессилел, а то, что на нем и на Лере остались одни лохмотья, так какое это имеет значение? Гарун посмотрел на девушку:

– Как ты? Жива?

Валерия бессильно кивнула. Все тело ломило, перенапряженные мышцы, «молчавшие» в минуты опасности, теперь давали о себе знать страшной болью.

– Жива, – сказала она наконец. – До сих пор не верится…

– Честно говоря, мне тоже, – признался Гарун.

– А что это было? Ну, на озере… Что за чудовище у вас там живет?

Ответа на этот вопрос не последовало. Темные глаза с укоризной взглянули на Леру, Гарун отвернулся.

– Я же предупреждал, туда нельзя, – тихо проговорил он. – С озера еще никто не возвращался.

Девушка вздрогнула, скользнула взглядом по грязи, в которой они стояли, по ногам Карая, заляпанным жижей по самое брюхо, медленно подняла глаза и посмотрела в ту сторону, откуда они только что приплыли…

– Господи… Герман! – простонала она. – Там же Герман остался!

Герман приходил в себя тяжело. Голова раскалывалась, в ушах стоял звон, а глаза… Боже, что с его глазами? Он же совершенно ничего не видит! Неужели ослеп? Да нет, не может быть, просто еще не оправился после удара.

Герман вскочил на ноги и завертел головой, надеясь хоть что-то увидеть. Но отовсюду, да-да, отовсюду, со всех сторон и даже сверху на него смотрела темнота. Черная, непроницаемая, она подавляла, душила, пугала, наполняя душу и мозг паническим ужасом и не давая мыслить. Все забылось, все, что было прежде, уже не имело значения. Что там говорится в поучительной книге о летчике Маресьеве или в полном оптимизма фильме «Истребители»? Да-да, почему бы не порассуждать со вкусом о беде, которая случилась не с тобой. Поговорили и забыли. А беда осталась с тем, кого избрала своей жертвой. Мир для него мгновенно меняется, это уже совсем другой мир – враждебный, злой и тесный. Протяни руку – и коснешься края. А дальше только страх, всепоглощающий страх, и больше ничего.

Герман инстинктивно вытянул вперед руки и пошарил вокруг. Кошмар продолжался, он нигде не находил ничего. Ни деревьев, ни кустов, ни скальной стены… ничего, что могло бы дать хоть какое-то представление о том, куда он попал. Можно было бы попытаться вспомнить все то, что предшествовало беде, но Герман был сейчас не в состоянии что-то вспоминать. Он опустился на колени. Ладони наткнулись на колючие крошки, и это обрадовало Германа. К нему вернулось хотя бы одно знакомое чувство, а в его положении это был уже серьезный прогресс.

Решив, что безопаснее передвигаться на четвереньках, по крайней мере не упадет в случае чего, Герман стал ощупывать пол вокруг себя. Конечно, как и все его коллеги – боевые летчики, он проходил курс выживания в экстремальных ситуациях, только, к сожалению, там не говорилось, как определить на ощупь, что у тебя под ногами. Но в любом случае Александров мог поклясться, что это был… камень. Неровный, не слишком хорошо обработанный камень, холодный, твердый, без щелей, что бывают при искусственной кладке, и шероховатый… Герману смутно вспомнилось, что такая монолитная горная порода обычно бывает светло-коричневого или желтовато-коричневого цвета. А может, и нет – тут же опроверг он сам себя, – может, как раз не желтого, а серого, такого, как гранит, который им показывала учительница природоведения в средней школе.

Неожиданно накатила радость. К нему вернулась способность рассуждать, разве этого мало? Осмелев, Герман осторожно двинулся вперед. Передвигаться на четвереньках было непривычно, но иначе можно угодить в пропасть – каменная поверхность в любой момент может кончиться, а что там внизу, один бог знает… или, как сказал бы местный житель, Аллах.

Герман вспомнил по ассоциации Гаруна и его маму Загидат, и тут же перед его мысленным взором возникло лицо Валерии. Теперь, когда он потерял внешнее зрение, внутреннее, вкупе с воображением, стало работать значительно четче, и Герман мог поклясться, что видит каждую мельчайшую черточку милого лица. В ее глазах была тревога. Господи, что же он сидит, она наверняка волнуется!

– Лера! – позвал Герман. – Лера, ты где?

Он помнил, что взбесившийся конь унес его далеко от того места, где были Лера с Гаруном, но ведь и они вряд ли остались там, где были. Наверняка ищут его, нужно помочь им, подать голос.

– Лера! – во всю глотку закричал Герман. – Га-рун! Вы где? Я ничего не вижу, идите на мой голос!

Странно как, гулко звучит его голос, как будто кричит кто-то другой. Может, от удара его оглушило? Тогда придется утешаться тем, что хоть вообще сохранилась способность различать звуки.

– Ребята, я здесь! – закричал он вновь. – Где вы, подайте голос, я ничего не вижу!

Герман замолчал. Странно. Голос звучит так, словно он находится в большом, пустом помещении. В голове мелькнула одна мысль, но Герман тут же ее отбросил. Глупости все это. Что за зал такой может быть среди гор, в почти безлюдных местах? Наверняка его просто подводит собственный слух, и больше ничего. Ладно, вот восстановится нормальный слух… и зрение, тогда все станет на свои места и он еще посмеется вместе со всеми над нынешними страхами. А пока… Черт, ну почему же они не отвечают, ни Гарун, ни Лера? А вдруг он их просто не слышит?

Не слышит? Герман ударил ладонью по полу и с радостью убедился, что слух в порядке, в этом можно не сомневаться. Но даже если предположить нереальное, поставить под сомнение его способность слышать и допустить, что ребята ему отвечают, а он не слышит, то все равно они уже могли бы его найти.

Уж прикосновение-то он почувствовал бы. Тьфу, чушь, какая-то! А может… он вообще бредит? Или спит?

Неожиданно откуда-то, словно издалека, донесся гул. Он усиливался, но Герман никак не мог определить, откуда он идет и что означает этот звук. Гул нарастал, теперь Герман почувствовал его даже ладонями, прижатыми к каменной поверхности. Она мелко подрагивала.

В душу стал заползать страх. Гул приближался. Только этого не хватало. Надо срочно где-то укрыться. То, что может издавать такие звуки, раскатает его в | блин и даже воинского звания не спросит!