Ледяная птица - Мамаев Сайфулла А.. Страница 39
– Урод! – Валентин встряхнул рукой и удивленно посмотрел на нее. Несколько раз сжал и разжал кулак. Потом перевел взгляд на опухающее ухо москвича. – Болит?
– Что? – не понял Кокакола. – Ваш кулак?
– Господи! – простонал капитан. – Да ты что, издеваешься надо мной? Ухо, спрашиваю, болит?
– Ухо? А, вы об этом? – Сериков толстыми пальцами взял себя за красную ушную раковину и помял ее. – Да нет, вроде не очень. Я же борьбой занимался, а на ковре их нам и не так рвали. Вот в голове звенит, это точно. Кулак у вас тяжелый.
– Ты чего это выкать начал? А насчет кулака… – Мохов уже раскаивался в своей горячности. – Ты уж извини, ладно?
– Да мелочи! – Сериков тоже был рад поскорее покончить с недоразумением. Он махнул рукой и улыбнулся. – Всякая дружба начинается с драки! Вот кобели, так те сначала налетят, порвут друг друга…
– Ладно, пошли! – перебил его Мохов. Он уже устал слушать болтовню Кокаколы. – А то мы так вовек до озера не дойдем.
Длинный коридор они прошли молча. Капитан уже успокоился, решив, что Сериков замолчал надолго, но он плохо знал своего спутника! Как только дорога перешла в затяжной подъем, Кокакола вновь споткнулся и, матерясь, ткнулся головой в спину капитана.
– Простите! – пробормотал он. – Пол здесь какой-то неровный.
Мохов промолчал. Хотя далось это с трудом. Промолчал он и когда Кокакола споткнулся снова. На этот раз Мохову повезло больше – он услышал вовремя, что Сериков падает, и сделал несколько быстрых шагов вперед. Так что Кокаколе на сей раз не удалось ткнуться капитану в спину. На всякий случай Мохов решил увеличить дистанцию и зашагал быстрее.
Сериков подумал, что это сигнал, и тоже прибавил шагу. Тяжелое дыхание москвича в гулком пространстве подземелья производило такой шум, что капитану все время казалось, будто он у него прямо за спиной, просто навис над ним. Обернуться к Серикову и сказать, чтобы держался подальше, Мохов не мог, тот мог подумать, что он его боится. Оставалось только одно – идти еще быстрее. И без того шагавший широко капитан перешел на трусцу. Но Сериков, хотя и пыхтел на весь туннель, не отставал.
Валентин, проклиная все на свете, и в первую очередь Москву и москвичей, почувствовал, что начинает уважать этого увальня. Сам-то он привык к нагрузкам, как-никак каждый день по горам ходить приходится, да и о спорте не забывает. А его спутник, хоть и силен, с таким брюхом попробуй-ка побегай! И смотри ж ты, как несется, совсем не отстает. Дыхание такое, что, кажется, вот-вот легкие выплюнет, а все равно держится. Нужно будет дать ему передохнуть, не то свалится здесь, тащи его потом на себе.
Мохов решил дать Кокаколе передышку после следующего перехода, того, что у развилки. Пусть переведет дух. Тем более что предстоит еще один крутой спуск, затем подъем и снова спуск. Это не считая лестницы, по которой они сейчас поднимаются. А может, отдохнуть здесь? Ну не на ступенях, конечно, а там, наверху…
Мохов, полуобернувшись, бросил взгляд туда, где громыхали ботинки поднимающегося следом Серикова. Его глаза встретились с потускневшими глазами Кокаколы. Нет, пожалуй, москвич не дотянет, нужно сделать привал прямо сейчас. Как только выйдут на ровное место.
– Потерпи! – бросил он. – Еще десяток ступеней, и все. Там передохнешь. А вообще-то распустил ты себя, физуху потерял совсем. Я вот…
Капитан замер. В дальнем конце галереи, до которой Мохов не дошел всего две ступени, мелькнул клин света и погас. В пещере кто-то был! Вернее, только что ее покинул и ушел на другой горизонт. В какой-то момент Глиняному даже показалось, что он слышит голоса. Но это же… Черт, своих здесь точно не может быть, гости отправлены в другие сектора, а бойцы роты тут и не появятся. Значит, чужаки?!
Но это же… нонсенс! Это невероятно! Посторонние люди? В комплексе?!! В подземелье, куда, не зная секрета, попасть просто невозможно?! И уж тем более пользоваться порталами. Но тем не менее кто-то открывал проход…
Толчок в спину вывел капитана из раздумий. Обдирая колени и проклиная собственную забывчивость, капитан полетел вперед. Мать твою, ведь знал же, что позади идет сопящий как паровоз и слепой от усталости Кокакола. Но забыл, расслабился, вот и оказался на четвереньках. Хорошо еще, что нос не разбил.
Подняться Мохов не успел, следом за ним рухнул виновник происшествия. И конечно же не промахнулся. Тяжелая туша москвича, помноженная на ускорение падения, со всего маху накрыла голема. Сила удара была такой, что Мохову, чей подбородок первым вошел в соприкосновение с каменным полом, показалось, что искры у него полетели не только из глаз. А потом уже и грудная клетка ощутила прочность скалы. Воздух мгновенно покинул спрессованные легкие, и в ушах появился какой-то странный звон.
– Чертов ишак, как ты мне надоел! – вырвалось у Глиняного. – Слезай, бегемот, раздавишь же!
Обессиленный Кокакола, хватая воздух открытым ртом, стал сползать с Мохова. Несчастному спецназовцу показалось, что прошло не менее минуты, прежде чем Сериков освободил его наконец от своего веса. Но он рано радовался! Неуклюжий здоровяк, в полном согласии со своим разрушительным талантом, на прощание оперся на капитана тяжеленной лапой. Тот взвыл. Ему показалось, что он слышит, как трещат его кости. В глазах плыли круги, хотелось кричать, но вместо слов вырывался один только кашель. Бока болели, но все это было мелочью. Главное – теперь он мог дышать.
Капитана так и подмывало пнуть как следует этого болвана, но что толку пинать мешок с цементом? Только ногу себе отшибешь! Вдобавок ко всем бедам еще и хромать начнешь. Лучше он подождет до завтра, когда все заживет – у големов это быстро, – а потом уже и отыграется на этой скотине…
Мохов вдруг вспомнил о чужих. Чертов боров, из-за него те успели уйти так далеко, что их теперь и не догонишь. Хотя вряд ли уж очень далеко… Знать бы, сколько их…
Стоя на четвереньках, Валентин раздраженно посмотрел на своего спутника и, не сдержавшись, все же пнул его каблуком.
– Вставай! Хватит валяться, работа есть! Кокакола лежал не шелохнувшись.
– Поднимайся, кому сказал! – разозлился Мохов и ударил сильнее.
Сериков чуть заметно дернул задом. Это должно было обозначать, что он пытается встать.
– Ты, бегемот траханный… вообще нюх, что ли, потерял? – Капитан сам с трудом оторвался от холодного пола и, покачиваясь, встал. – Нет, ну надо же… Без боя, без драки… и таких пи… пилюль получил. И от кого?! Вставай, урод, пока не пристрелил! Корм озерный! Вот точно, скормить бы тебя… Сартов… только спасибо скажет.
Сериков медленно подтянул правую ногу. Затем левую. Осторожно поднял объемистый зад. Мохов ожидал, что теперь настанет черед поднимать голову, ох как же хотелось врезать по ней, но Кокакола поступил по-другому – он резко бросил верхнюю точку влево и, перекатившись, сел, широко расставив руки. Что было весьма предусмотрительно, ибо директора ФАЗМО качало, словно парусник в хороший шторм.
– Очухался? – с угрозой в голосе спросил Мохов. Кокакола в ответ слабо кивнул.
– Давай, вставай! – потребовал Мохов. – Идти надо!
Сериков кивнул еще раз.
– Значит, так. – Глиняный окончательно понял, что пора переходить к решительным действиям. – Дело очень серьезное. Ты сейчас имеешь возможность или отличиться… сильно отличиться, так, как в жизни больше случая не представится… или подведешь всех нас, и в первую очередь Сартова. А он, знаешь, что с тобой потом сделает? Он же Бронзовый! А гнев их страшен! Вспомни, на что они способны!
Слова голема оказали магическое воздействие. В голове Николая Николаевича живо промелькнула сцена казни, которую он наблюдал в своем кабинете. Хотя каждое усилие вызывало приступ тошноты, Серикову все же удалось встать на ноги. К его немалому удивлению, постояв с минуту, он почувствовал, что головокружение отступило.
– О! – заметил Глиняный. – Ты у нас уже на человека стал похож. Будешь стараться, и в големы пробьешься! Ладно, шутки в сторону. Слушай внимательно. Дело серьезное, сюда, – палец Мохова показал вниз, – в подземелье пробрались враги. Да-да, и не смотри на меня своими бараньими глазами! Ну прямо как наш генерал! Хоть портрет с тебя пиши! Короче, мы обязаны проследить за ними и, если удастся, захватить их. Но это все потом, сейчас главное – оповестить наших. Конкретно – Мартина. Понял?