Серебристое дерево с поющим котом - Крапивин Владислав Петрович. Страница 13
Маркони, который к вечеру одолел любовную тоску, деловито спросил:
– Пим-Копытыч, можно будет у тебя тут раскинуть один агрегат? На лужайке – пусковую площадку, а в подвале – пульт. На дворе неудобно, ходят, мешают… Понимаешь, нужна эта машина, чтобы Антошку запустить обратно домой…
– А чего ж! – обрадовался Пим-Копытыч. – Работайте! Мне веселее будет, когда компания!
– Электропитание-то есть?
– Как же, как же! Имеется в подвале щиток… А ты, Антоша, значит, у нас тут на каникулах?
– Вроде… – вздохнул Антошка.
– Хорошее дело, на матушке Земле есть что посмотреть. Хотя, конечно, уже не то, что прежде… Пека, а как насчёт котёночка-то, а? Не нашли?
– Ищем! – отозвался Пека с ненастоящей бодростью. Уки виновато запереглядывались. Про котёнка для Пим-Копытыча они среди последних событий совсем забыли.
– Надо ведь не первого попавшего, а чтобы посимпатичнее,—сказал Андрюша.
– Да мне хоть какого, лишь бы от меня никуда…
С пустыря отправились гурьбой в институт Маркони. И там, на глазах у всех, не сбрасывая одежду, Антошка в один миг превратился в Капа. Тихо нырнул в бочку с одной стороны, а с другой вылетел искрящейся капелькой. Только лампочки мигнули на “Проныре”.
Затем, ради опыта и тренировки, он опять появился из преобразователя мальчишкой. Прежним Антошкой. Только не было уже на колене засохшей ссадины, а шишка на лбу стала почти незаметной.
– Реставрация биосистемы, – сказал Маркони. – Программа держит стабильность заданных параметров…
Тут все обратили внимание, что на майке нет уже следов помидорного сока, а надпись под рисунком теперь не “FORD” а “Руссобалтъ”, И старенькие пыльные шорты из серых стали голубыми.
– Шмотки в программу не вложены, – разъяснил Маркони. – Тут, видимо, дело Антошкиной фантазии… Ладно, мотайте спать.
Антошка снова превратился в Капа и устроился в банке, на искусственной паутине из капроновой лески. Включенный “Сверчок” пропищал:
– Ой, какой я маленький… Спокойной ночи.
Все разноголосо пожелали спокойной ночи Капу, а Варя спросила:
– Почему бы ему не ночевать в виде мальчика? Привыкал бы…
– Не всё сразу, – буркнул Маркони. – Перегрузки – дело опасное… Ну, шагайте…
Сам он остался спать здесь, ни раскладушке. Он всегда охранял Капа.
Утром собрались на дворе у Маркони. Бодрый, умытый Антошка (в голубой майке с белым корабликом) ревниво спросил у Сени:
– А где Никита?
– Слава Богу, это сокровище дома. Бабушка приехала.
– Жалко, – огорчился Антошка.
– Если хочешь, зайдём ко мне, увидишь эту радость. Только позже, а то он ещё дрыхнет.
– А сейчас куда?
– К Егору Николаевичу. Вчера ведь договорились, – напомнил Матвей.
– Я на велосипеде! Можно?
Конечно, ему сказали, что можно.
Егор Николаевич оказался дома, потому что был в отпуске. Он встретил компанию на своём дворе и не очень удивился гостям. Кое-кого знал он и раньше: Маркони помогал ему налаживать “Алика”, Матвей и Маша иногда забредали попросить интересную книгу из домашней библиотеки. Пеку Егор Николаевич прошлой осенью вытащил из дыры в заборе, где тот застрял при попытке проникнуть в профессорский сад. А про знакомство с вице-президентом и говорить нечего.
И всё же профессор Телега был слегка обескуражен многочисленностью компании.
– Какая неожиданность!.. Весьма, весьма рад… Мама, придётся ставить самовар, чайником тут не обойтись!
Егор Николаевич жил в старом родительском доме с мамой Ольгой Никифоровной. Имелась раньше у профессора и жена, да что-то, видать, не получилось у них в жизни. И детей у него не было. Может, поэтому на чужих ребятишек профессор смотрел с улыбчивой печалью и скрытой завистью.
После взаимных приветствий Варя взяла за плечи смущённого Антошку и поставила перед профессором.
– Егор Николаевич, угадайте, кто это?
– М-м… Я, право, не помню. Мы когда-то встречались?
– Встречались, встречались! – запрыгали все. Даже солидный Матвей и воспитанный Олик. Только Маркони улыбался сдержанно.
Егор Николаевич пригляделся. Мальчик был совершенно незнакомый. Тощенький пацаненок лет десяти, в котором угадывается что-то птичье. Этакий чибисенок.
– Н-нет… Виноват, конечно, однако.,.
– А вы угадайте! – сказала Варя.
– Но ведь гадать я буду до бесконечности. Вариантов неограниченное множество…
– Этот вариант за пределами всякой неограниченности, – объяснил Сеня солидно, хотя и весело.
– Тем более, тем более…
Сеня с торжеством сообщил:
– Это – Кап!
– Что?.. Кто?.. Ах, Кап! Ну да, понимаю… То есть в каком смысле?
– В самом-самом смысле! – Сеня оглянулся на Маркони, который скромно потупился. – Вот он сделал преобразователь. Была капелька – стал мальчик.
– Ах, вот что! – развеселился профессор. – Вы решили меня разыграть! Ценю, ценю юмор.
Тогда незнакомый мальчик взял Егора Николаевича за рукав и потянул в сторону. Профессор послушался. Отошли шагов на пять. Мальчик встал на цыпочки, пригнул Егора Николаевича за плечо и что-то зашептал ему в ухо…
Что он шептал, ребята никогда не узнали. Видимо, что-то известное только двоим – профессору и Капу. Может быть, Антошка напомнил разговоры, которые профессор и капелька-инопланетянин вели в первые дни знакомства.
Лицо профессора стало растерянным и неулыбчивым. Он выпрямился, поскреб подбородок. Антошка стоял рядом и колупал сандалией траву.
– Не может быть… – выговорил Егор Николаевич. – То есть, конечно, да… Но я не поверю, пока не увижу сам… Нет, я знаю о необычных талантах Марика, я сам не раз убеждался, но чтобы такое…
Егора Николаевича шумной толпой повели в институт Маркони. И там, на чердаке, прорезанном солнечными лучами, профессор Телега стал свидетелем чуда. А точнее – ещё одного достижения человеческой науки.
– Непостижимо, – бормотал он, держась за длинный подбородок и покачиваясь…
Впрочем, скоро профессор успокоился. Ведь сам он тоже работал в той области науки, которая граничила с чудесами.
Егор Николаевич нерешительно погладил Антошку по спутанным волосам и напомнил всем, что Ольга Никифоровна поставила самовар.
Пошли обратно.
По дороге Пека вспомнил:
– Егор Николаевич! В заговоре против кулексов неточность! Пим-Копытыч вчера сказал. Надо не “шиш на мыло, кукуруза”, а “шиш на мышь, гипотенуза”…
– Не может быть! Я проверял на компьютере по семи лингвошифрам… Коллега Пим-Копытыч очень эрудированный специалист, но в этом случае… Не знаю, не знаю…
– Нет, Егор Николаевич, правда, – поддержал Пеку Сеня. – Мы вчера по-новому заклинание прочитали, и ни один кулекс не сунулся. – Он попрыгал на правой ноге, а левой повертел в воздухе. – Видите, ни одного нового укуса…
– Поразительно. Передайте коллеге Пим-Копытычу мои поздравления.
Потом в прохладной деревянной комнате пили чай со всякими вареньями, которые выставила Ольга Никифоровна. Это была седенькая, но бодрая старушка. Она ничего не знала про Антошкино “инопланетянство”, но, кажется, что-то чувствовала. С особым вниманием следила, чтобы “мальчик кушал как следует, а то вон какой, все косточки торчат”. Антошка с вареньем и пирожками управлялся без смущения, но сделался задумчивым. Кто знает, может, вспомнил своих ипу-ннани и ипу-ддули. Он сидел рядом с Егором Николаевичем, и тот пару раз опять незаметно погладил его по голове.
Вдруг в соседней комнате раздался шум и звон. Ольга Никифоровна всплеснула руками:
– Ох, это Муркино потомство резвится, опять разбили что-то!
Варя обрадовалась:
– У Мурки котята?
– Трое! Не знаем, куда девать.
– Нам! Нам! Нам!– закричали Уки. Сразу вспомнили о Пим-Копытыче.
Котята были полутора месяцев от роду. Серые, полосатые, резвые и в меру упитанные. Варя выбрала себе кошечку с белым пятном на груди. Уки взяли кота-мальчишку с чёрным, будто в тушь обмакнутым кончиком хвоста. Третий котёнок остался пока с Муркой.