Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович. Страница 47
– Отдыхайте, герои. Я тоже пойду передохну… – Станислав Львович двинулся к дому.
– Дед, не вздумай… – негромко сказал ему в спину Мик.
– Это что за реплики под занавес? – Станислав Львович оглянулся и старательно свел седые брови.
– Я же видел на этажерке за книжками.
– Нечего совать нос… Это ацетон для чистки брюк.
– Будто я не знаю, как пахнет ацетон…
– А как пахнет дедов ремень, знаешь?
– Ха-ха, ты его не носишь…
– До чего вредный субъект! И в кого бы это?
– В тебя.
Станислав Львович сокрушенно покачал головой и, сутулясь, скрылся в доме.
Мик виновато глянул на Симку.
– У него астма. Иногда кашляет так, прямо заходится. Ему ничего нельзя: ни тяжести таскать, ни пить, ни курить. А у него «Беломор» под подушкой и четвертинка в укромном месте. Нет-нет да и присосется… Я уж перепрятывал, а толку-то…
– Может, ему от этого легче… – неловко сказал Симка.
– Может, легче. На пять минут. А потом-то?
– А он… лечится?
– Он говорит: в таком возрасте лечиться – все равно что разглаживать утюгом стиральную доску… Давай правда отдохнем.
Они сели в мясистые лопухи у сарая, привалились к бревенчатой стенке. Здесь была тень, но узкая. Перемазанные глиной, травяным соком и смолой ноги торчали на солнце, их крепко жарило лучами.
– Мик, а у тебя много знакомых ребят? Ну… с которыми ты играешь? – Симка не решился сказать «друзей». И вспомнил еще: «творец-одиночка».
– Целая куча… – спокойно отозвался Мик, глядя перед собой. – И на улице, и в классе… Только…
– Что? – с непонятным опасением спросил Симка.
– Я никому никогда не рассказывал ничего такого . Ни про деда, ни вообще…
Симка благодарно засопел. Подтянул ноги, уперся подбородком в колени. И спрятал благодарное чувство за обыкновенным вопросом:
– Мик, а ты в каком классе? В четвертый перешел?
– Почему? Я в пятый… Ты ведь тоже?
– Да. Но я думал…
– Ну да, я, наверно помладше. Ты в каком месяце родился?
– В феврале.
– А я в октябре. Разница почти год получается, да? Меня сперва не хотели в первый класс брать, потому что не хватало до семи. Но родители уговорили. Я уже в пять лет книжки читал…
– А я в шесть…
– Сим, а о чем та книжка? Которая запрещенная. Ты так и не рассказал про содержание.
– Про одного мальчишку. Он отыскал в старом заборе дверь, за которой оказалась старинная страна с индейцами, он к ним часто убегал. Может, ему это просто казалось, но все равно… по правде… Я… вчера, когда оказался у вашего забора, у щели, мне показалось… вдруг эта дыра вроде такой же двери…
Мик быстро поднял голову. Глянул Симке в лицо заблестевшими ярко-голубыми глазками. Но не успел ничего сказать – раздался треск, похожий на стрельбу. Это появился из калитки дядька с мотоциклом. Он остановился и яростно нажимал на педаль. Мотоцикл заглох. Дядька отчетливо матюгнулся и поволок его на середину двора.
Симка сразу узнал мотоциклиста – это он вчера утром ругался с женой. Ругался погано, не так, как дядя Миша, который любит вступать с тетей Томой в веселые перепалки («Египет тебя налево, старуха, совсем забодала бедного Мишу!»). У этого мужика были руки в татуировках, костистые подбородок и щеки и совсем не подходящий к ним бурый толстый нос пьяницы.
Мик сказал скандальным голосом – будто Симке, но громко, на весь двор:
– Это и есть Треножкин. Как вкатит на двор свою тарахтелку – стрельба, будто при взятии Берлина…
Треножкин не стал делать вид, что не слышит. Оглянулся.
– Ты повозникай еще, вша интеллигентная…
Потом пошел к дому и оглянулся опять:
– Если полезете к машине, ноги вырву из ж…
– Да кому она нужна, эта рухлядь трофейная! – Мик стеклянно рассмеялся.
– Трофейная, да получше нынешней… А на новую денег нет, мы золотишко не припрятываем, как твой дед, буржуй недорезанный…
– А вы дорезанный уголовник, – бесстрашно сообщил Мик.
– Я тебя сейчас на лямках повешу, мамина сопля!
– Не успеете. Дед вам из двухстволки так дробью задницу причешет… – Мик посмотрел на открытые окна в мезонине кособокого, обшитого кривыми досками дома.
Треножкин матюгнулся еще раз и пошел к дому, вихляя задом в широких галифе.
– Зачем ты с ним связываешься?
– А потому что гад, – брезгливо объяснил Мик. – Как напьется, никому от него житья нет. Иногда топором машет, поленницы разносит…
– А у Станислава Львовича правда есть ружье?
– Нет, конечно. А Треножкин думает, что есть. Он же трус, все психи трусы. Только на тех, кто слабее, лезут…
– А про какое золото он говорил?
– Ну, псих же! Вбил себе в башку, что отец деда, мой прадедушка, спрятал где-то в доме золото. Когда случилась революция. А откуда оно? Он же не купец был, не фабрикан, а редактор газеты. Называлась «Туреньский судоводитель»… Он умер, когда началась Гражданская война. А дедушка пошел в Красную армию, его ранило под Омском, легкое пробило…
– А с немцами он уже не воевал?
– Его не взяли на фронт. Он был преподаватель в артиллерийском училище. В том, которое теперь училище связи, рядом с музеем… Он форму носил и погоны…
Симка слушал и спрашивал, но уже как-то машинально. А внутри тикало, как специальный поисковый прибор, ожидание скорого раскрытия тайны. Конечно, ни в какое золото Симка не поверил. Но…
– Мик, значит, Станислав Львович здесь с самого детства живет?
– С самого рождения. Он родился еще в прошлом веке, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году…
«Как Фатянин пятак», – вспомнил мельком Симка. И Соню вспомнил. Но сейчас это было не главное.
– …У прадедушки раньше весь этот дом был, а после революции деду и его маме оставили только верх, две комнаты, – рассказывал Мик. – И то потому, что он воевал за красных…
– Если за красных, то какой же буржуй… – машинально сказал Симка. А внутри все тикало.
– Вот поди докажи дуракам… – вздохнул Мик по-взрослому.
– Мик, мне надо сбегать домой. Я пообедаю и вернусь.
– А давай у нас пообедаем! Алёна обещала карасей пожарить!
– Какая Алена?
– Ну… она с нами живет. Дочка старых друзей деда, студентка. Дед в одной комнате, а она в другой… Да ты не думай ничего такого, она не любовница какая-нибудь. Просто помогает ему по хозяйству…
– Я ничего такого не думаю, – ошарашенно сказал Симка.
– Оставайся!
– Мне надо домой. Если не приду на обед, тетя Капа крик подымет: «Маме расскажу!» Ей и без того есть что рассказать, а тут еще…
– Но ты вернешься?
– Во! – Симка в знак клятвы куснул украшенный чернилами мизинец. – Я скоро вернусь. И… открою еще один секрет!
– Какой? – Глаза Мика засияли от любопытства.
– Важный! Почему я ночью оказался здесь…
Клятва над рекой
Симка вернулся во двор на Заовражной улице через полтора часа. Мик ждал его у козел с намотанной на бревно фанерой. Будто и не уходил с этого места. Симка глянул и понял: Мик истомился от ожидания.
Симка не стал тянуть резину. Вытащил из-под ковбойки свернутый план Турени.
– Вот. Я нашел это в стене, под старой картиной… Мы ведь не так давно живем в том доме, картина была там до нас. Я отодрал и нашел. И смотри – здесь знак.
Они расстелили карту на траве. Сели над ней, нагнулись. Значок Мика закачался над бумагой, от него запрыгал по отпечатанным изгибам реки и улицам солнечный зайчик.
– В точности где наш дом… – прошептал Мик, трогая чернильным пальцем крестик.
– В том-то и дело.
– Но… я не думаю, что здесь какой-то клад. Золота точно не было…
– При чем тут золото! Я не про него, а про нас… Когда я начал искать места с крестиками, вышел к вашему дому… Один крестик – там, где я живу, другой – на берегу, который обвалился, а третий… вот он… И мне кажется, здесь какое-то… совпадение…
– Какое? – тепло шепнул у Симкиной щеки Мик.
– Ну… будто кто-то нарочно сводил вместе… меня и тебя.