Валькины друзья и паруса - Крапивин Владислав Петрович. Страница 18
– Бегунову трудно говорить. Не все умеют говорить, когда волнуются, – сказал Полянский, поглядывая исподлобья на класс.
– Ты зато умеешь, – хихикнула Эмка Викулова.
– Я умею… Я хочу сказать про Бегунова. Получается, будто он какой-то преступник. И в том виноват и в этом. А тут всё просто. Лагутина схватила его альбом. Она знала, что Бегунов не хочет, чтобы альбом смотрели, но схватила… Вот Викулова говорит, что ребята силой пользуются. Это неправда. Бегунов не сильный. И он не дрался, он просто альбом вырвал, чтобы она не смотрела. Даже Юрий Ефимович не стал смотреть, когда Бегунов сказал, а она…
– Постой, постой! – Анна Борисовна встревоженно взглянула на него, а потом на класс. – При чём здесь Юрий Ефимович?
– Сегодня же рисование было.
– Ну и что?
Володя почувствовал, что, кажется, сказал больше, чем нужно.
– Ну и вот… Бегунов попросил не смотреть альбом, и Юрий Ефимович не стал.
– И двойку поставил, – язвительно сообщила Викулова.
– Ябеда, – сказал Кольчик.
– Кто ябеда? Всё равно Юрий Ефимович записку написал!
– Викулова, постой. Какую записку? В чём дело?
– Ну, простую записку. Потому что Бегунов как заорёт: «Не имеете права!»
Анна Борисовна ладонями потёрла щёки.
– Так… – тихо сказала она. – Я просила Юрия Ефимовича быть вашим классным руководителем. Сегодня утром он почти согласился. Хорошо же вы его встретили…
Хотелось есть, но возиться с печкой или плиткой не хотелось. Валька поставил на клеёнку сковородку и стоя жевал холодную жареную картошку без хлеба. Всё равно, лишь бы притупился голод.
Он не включал свет, хотя в кухне стало совсем темно. В окнах стояли сумерки. Ветер притих, но мороз остался.
В коридоре грохнула дверь, и через секунду с клубящимся холодом кто-то маленький ввалился в кухню.
– Валька! Ты дома, Валька?
Андрюшка.
– Ну что? – сказал Валька.
– Можно, я включу свет?
– Я сам. – Он давнул кнопку выключателя. Андрюшкина шуба засияла блёстками инея и начала окутываться паром.
Андрюшка стянул косматую шапку и сообщил:
– Мы сегодня штурм начинаем. Придёшь?
– Какой штурм?
– Крепость будем брать. Я же рассказывал.
Счастливый он человек, этот Андрюшка. Будет штурмовать сегодня снежную крепость, нет у него других забот. Глаза блестят, и щёки розовые от мороза.
– В такой-то холод, – сказал Валька.
– Когда бегаешь, никакого холода нет, – возразил Андрюшка и немного опечалился. – Ты не придёшь, да?
– Я не могу.
– Не можешь…
«Не до крепости мне», – хотел сказать Валька. Но сказал:
– Я правда не могу. Мне в школу ещё надо. Я, может быть, завтра приду, Андрюшка.
– Ну хорошо. Завтра. – Он помолчал и добавил:– Часов на крепости нет. Плохо это.
– Ладно…
Он закрыл за Андрюшкой дверь. Дома было до тошноты тихо. Отец, как всегда, задержался в техникуме, у мамы – профсоюзное собрание.
Интересно, заходил ли с запиской Сашка? Если заходил, всё равно никого не застал. После классного собрания Бестужев ещё раз пробовал подойти к Вальке. Валька сказал:
– Пошёл к чёрту.
На этот раз, кажется, Бестужев крепко разозлился…
Валька глянул на часы. До семи ещё почти час. Совет дружины в семь. Равенков сказал: «Здесь мы ничего не решим. Не отряд, а базар какой– то. Сами хуже делаете. А ты. Бегунов, придёшь сегодня на заседание совета. Ясно?» И он взглянул на Анну Борисовну.
«Правильное решение, – сказала она. – По крайней мере, там ребята, у которых есть чувство ответственности».
А у класса чувства ответственности нет. Собрание кончилось тем, что мальчишки переругались с девчонками, а про Вальку и про дисциплину говорить никто не хотел.
У Бегунова чувства ответственности тоже нет. Он оторвался от коллектива, нарушил школьную дисциплину, оскорбил нового классного руководителя, а потом завуча, вину свою не осознал и извиняться не захотел.
Часы на стене стучали сухо и отчётливо. Это были большие старинные ходики. Валька посмотрел на них, принёс лист ватманской бумаги и достал тарелку, чтобы вычертить по ней циферблат крепостных часов. Тарелка выскользнула и грохнулась на пол.
Валька постоял, потом задвинул ногой под стол черепки, оделся и вышел из дому.
В чистом тёмно-синем небе светилась россыпь звёзд. Среди этой россыпи дрожала золотая капля. Валька знал – это Юпитер. Совсем недавно он снова смотрел на него в Сашкин телескоп. Видел светлое зеркальце планеты и четыре точки спутников. Совсем недавно… Эх, Бестужев…
Школа работала в одну смену и по вечерам делалась непривычно пустой.
Лестница была полутёмной и гулкой. Валька поднялся на второй этаж. Плафоны в длинном коридоре горели через один, и стоял полумрак. Только открытая дверь пионерской комнаты в конце коридора ярко светилась. Валька пошёл туда, и справа, в чёрных стёклах, двигалось его тёмное отражение.
Часы показывали без двадцати семь.
В пионерской был только один мальчишка. Маленький, но с двумя нашивками. Видимо, четвероклассник. Он стоял у тумбочки с барабаном и щёлкал по нему пальцем. После каждого щелчка над барабаном поднималось облачко пыли.
Когда Валька вошёл, четвероклассник вздрогнул и обернулся.
«Знакомое лицо», – подумал Валька. – На кого он похож?
– Ты на совет? – спросил мальчишка.
– Да, – сказал Валька и усмехнулся.
– Хорошо. А то меня дежурить тут оставили, пока все не соберутся. Скучно, – пожаловался четвероклассник.
Валька промолчал и сел в углу. Привычная обстановка пионерской комнаты успокоила его. «В самом деле, не съедят же», – подумал Валька.
Собирались ребята. Почти незнакомые. Пришёл рослый семиклассник с ленивым лицом, толстая девчонка в очках, потом ещё две девчонки – одна из шестого, другая из пятого «Б». Ещё кто-то… Вальке было всё равно. Знакомыми оказались только Олег Ракитин и Зинка. Олег раньше учился в Валькином классе, но потом перешёл в параллельный, чтобы учить английский, а не немецкий язык: английским он с детства занимался.
Интересно, будет Лагутина жаловаться на Вальку или она пришла просто как член совета дружины?
Смотреть на неё не хотелось.
А Олегу Валька обрадовался. Олег ему всегда нравился. Ракитин сам подошёл к Вальке и спросил:
– Зинка не просила помириться?
– Зинка Лагутина? С чего это она будет мириться?
– Ну ладно… – сказал Ракитин.
Валька помялся и спросил:
– Ты откуда про всё знаешь?
– Володька Полянский сказал.
«Володька хороший, – подумал Валька. – Зря я на него косился».
Ровно в семь пришёл Равенков. Мельком, без всякого выражения, взглянул на Вальку. Спросил у собравшихся:
– Почему так мало?
– Не всех предупредили…
– Анархия, – сказал он.
– По-моему, Равенков метит в старшие вожатые, – ни к кому не обращаясь, громко сказал Ракитин.
– Нет, – откликнулся Равенков. – У меня другие планы. Но если понадобится…
Ракитин обернулся к нему и что-то сказал по-английски.
– Очень остроумно, – сердито бросил Равенков.
Олег тихонько засвистел… Наконец появилась Анна Борисовна. Разом задвигались стулья, и оказалось, что все сидят у длинного блестящего стола. Лишь Валька остался в углу. Сидел нахохлившись и разглядывал стены с плакатами. Плакаты были знакомые и неинтересные.
– Мало народу, – сказала председатель совета дружины, высокая восьмиклассница с узким строгим лицом. – Будем всё равно начинать?
– Что же делать, – откликнулась Анна Борисовна. – Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.
Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.
– Значит, так… У нас два вопроса. Первый – это подготовка к Новому году, а второй – поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришёл?
– Пришёл, – сказал Равенков.
Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.