Журавленок и молнии - Крапивин Владислав Петрович. Страница 31
– Да пускай. Мне привыкать, что ли…
– Не смей трогать ребенка, – тем же голосом сказала мама. – Если тронешь еще, к вашему подполковнику пойду. Понял?
Утром Журка ожидал, что Иринка спросит: "Ну как, не нашлась книга?" И он готов был насупленно ответить: "Где ее теперь найдешь?" Но Иринка ничего не спросила. Она была молчаливая, будто слегка обиженная. Но, когда он спросил по привычке: "Чего надутая?", она встряхнулась и сказала:
– Нет, все в порядке.
А с Горькой было не в порядке. В классе он и Журка сказали мимоходом друг другу: "Привет". Но это ничего не значило. Так можно поздороваться даже с врагом. На переменах Горька не подходил, на уроках на Журку ни разу не оглянулся. А подойти самому Журке было стыдно.
Мысли о Горьке, о книге, о том, что теперь делать, сидели в Журке как заноза. До самого конца уроков. А когда уроки кончились, Иринка сказала:
– Теперь пойдем к нам.
– Мне сперва домой надо.
– Сначала к нам. Чтобы успеть в магазин до обеда. Твоя книга лежит в магазине "Антиквар".
– Откуда ты знаешь?!
Иринка знала от Горьки. Он вчера вечером пришел к ней и сообщил: "Скажи своему Журке, что книгу его кто-то загнал магазину…"
И потом сердито и коротко рассказал, как увидел пропажу.
– А почему он ко мне не пришел? – нервно спросил Журка.
– Объяснить? Или сам догадаешься?
Журка понял, что краснеет. И проговорил с досадой:
– А ты тоже… Не могла сразу сказать?
– Чтобы ты все уроки как на иголках сидел? Будто я тебя не знаю…
– А вдруг ее уже кто-то купил?
– Да ну, так сразу! Это же не "Граф Монте-Кристо".
– Надо скорее в магазин!
– Надо сначала к нам, за папой. Я договорилась, что он тоже пойдет. С нами с одними кто станет разговаривать?
Но и с Игорем Дмитриевичем сначала разговаривали не очень любезно. Когда он попросил достать из-под стекла книгу, насупленная пожилая продавщица буркнула:
– Тридцать пять рублей.
– Меня интересует не цена, а книга, – сдержанно сказал Игорь Дмитриевич. Продавщица нехотя полезла под стекло. Журка осторожно и ласково, как вернувшегося домой голубя, взял книгу в ладони. Но теперь это была не его книга. Хотя вот и дедушкина печать и знакомо каждое пятнышко на титульном листе, а все равно… Кто же сделал эту книгу чужой? Игорь Дмитриевич спросил у продавщицы:
– Можно поинтересоваться, от кого она попала к вам в магазин?
– Таких сведений покупателям не даем. Игорь Дмитриевич посмотрел на Журку, на Иринку, потом опять на продавщицу. И сказал тихо, но слегка затвердевшим голосом:
– Придется дать. Если не сейчас, то чуть позже. Книга недавно исчезла из библиотеки этого мальчика.
Несколько покупателей с интересом прислушивались. Продавщица тяжело задышала, округлила глаза и, похоже, собралась выпалить в Игоря Дмитриевича заряд самых неприятных слов. Но, видимо, вспомнила, что она работает в книжном магазине, а не на рынке. Глотнула и громко позвала:
– Виолетта Ремовна!
"Вот это имечко", – мельком подумал Журка.
Появилась Виолетта Ремовна – молодая дама с высокой прической бронзового цвета. В лице ее тоже ощущалась твердокаменность. Но все же Виолетта Ремовна была повоспитаннее продавщицы.
– Что произошло, Ида Николаевна? – осведомилась она.
– Вот у гражданина претензия, – обиженно сообщила продавщица и отвернулась к полкам.
Виолетта Ремовна сдержанно сказала Игорю Дмитриевичу:
– Я директор магазина. В чем дело?
– У меня не претензия, а вопрос. Хотелось бы знать: кто сдал вам эту книгу?
– Она ваша?
– Она моя. Моего дедушки, – взвинченно сказал Журка. – Вот печать.
– Тогда, возможно, дедушка и сдал.
– Дедушка у него умер, – сказала Иринка.
Кругом стояли любопытные. Виолетта Ремовна еле заметно поморщилась и предложила:
– Пройдем в кабинет.
Кабинет оказался комнатушкой с бетонным полом и зарешеченным оконцем. На полу зеленел, как листик, втертый подошвами, фантик жевательной резинки "Весенняя". Прическа директорши при свете лампочки блестела, как медный колокол. В углу у столика щелкала счетами девушка в синем халатике. Костяшки стучали очень отчетливо. Журкино сердце тоже застучало. Неужели сейчас разгадается эта проклятая загадка? Виолетта Ремовна громко сказала:
– Галя, дай, пожалуйста, книгу регистрации.
Девушка торопливо протянула книгу, похожую на классный журнал. Виолетта Ремовна взяла у Журки "Сочинение об описи берегов" и отошла к широкому письменному столу. Зашуршала там листами. Потом подняла голову и недовольно сказала Игорю Дмитриевичу:
– Вообще-то мы не обязаны давать сведения по первому требованию…
– Разве это военная тайна?
– Не тайна, а нарушение порядка… Впрочем, ладно. Вот, пожалуйста. Номер триста тринадцать. Журавин Александр Евгеньевич. Улица Парковая, дом три, квартира одиннадцать… Вам знаком этот человек?
…Журка не видел, но почувствовал, что Иринка и ее отец смотрят на него досадливыми и жалеющими глазами. Им было неловко – за него и за себя. Сам он смотрел вниз. И видел свои забрызганные грязью ботинки, затертый подошвами пол, а на нем зеленый фантик.
"Зачем же это случилось? – ахнула в нем полная отчаяния мысль. Ударила, как тугой взрыв, вышибла остальные мысли и начала повторяться с равномерностью плотных колокольных ударов:
– Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.."
Он мотнул головой, потому что заболело в ушах. И, запинаясь, сказал:
– Тогда… ладно. Извините… Тогда я пойду…
– Ну что? Больше нет претензий? – громко спросила заведующая и встала – башенной прической под низкий потолок. – Можно выкладывать книгу на продажу?
– Выкладывайте, – отозвался Игорь Дмитриевич. – Хотя подождите… Журка…
Но Журка уже не слышал. Он выскользнул из кабинета, проскочил через магазин и, поматывая головой, побрел по улице.
"Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.."
Почему ударила эта беда? Почему именно в него, в Журку? Так нежданно-негаданно…
Молния. Тихая и страшная…
Он сейчас отдал бы все-все книги, только чтобы не было этого жуткого случая, этой записи в серой конторской книге.
"Журавин Александр Евгеньевич…" Значит, Капрал правду говорил: все воруют, и все врут…
Нет, не все! Иринка и ее отец не такие! Как они смотрели на Журку – с таким стыдом и беспомощным сочувствием… А как он сам будет смотреть на отца? И вместе со слезами поднялась у Журки к горлу едкая злость…
Крушение
Дома Журка, не снимая грязных ботинок, прошел в свою комнату и бухнулся на диван. Лежал минут пятнадцать. Потом сжал зубы и заставил себя сесть за уроки. Открыл тетради и учебники. Даже начал писать упражнение по русскому. Но не смог. Лег на стол головой, охватил затылок и стал думать, что скажет отцу.
А может быть, ничего не говорить?
Нет, Журка знал, что не выдержит. Сколько горя накипело в душе за последние два часа. Жить дальше, будто ничего не случилось? Тут надо, чтобы нервы были, как стальные ванты на клиперах… Да и зачем притворяться?..
Только надо сказать спокойно: "Я думал, ты мне всегда правду говоришь, а ты…"
Или сразу? "Эх ты! Значит, родному отцу верить нельзя, да?" Нет, тогда сразу сорвешься на слезы. Они и так у самого горла… А в общем-то не все ли равно? Исправить ничего уже нельзя…
Отец пришел, когда за окнами темнело. Открыл дверь своим ключом. Щелкнул в большой комнате выключателем. Громко спросил:
– Ты дома?
– Дома, – полушепотом отозвался Журка.
– А чего сидишь, как мышь?
– Уроки учу…
– В темноте-то? В очкарики захотел?
Журка молча включил настольную лампу и стал ждать, когда отец войдет. Но тот не вошел. Шумно завозился в прихожей, расшнуровывая ботинки и натягивая тапочки. Потом сказал:
– У мамы опять был. К субботе точно выпишут.
"Это хорошо", – подумал Журка. Но это никак не спасало от беды, и он промолчал. Не дождавшись ответа, отец спросил: