Полотно темных душ - Бергстром Элейн. Страница 41

Ночью он только притворился, будто выпил снадобье, принесенное ему Лео. Потом ему пришлось довольно долго лежать с открытыми глазами, глядя на пляшущие отблески света на стене, отбрасываемые горевшими в подсвечнике свечами. Он ждал знакомого шепота, появления загадочной тени или фигуры мужчины. Так прошел час. Стражи спали в своих кельях беспробудным сном, но тень так и не явилась Жону.

Тем не менее он принял решение действовать.

Накинув на плечи темный плащ с капюшоном, Джонатан на цыпочках прокрался по темному коридору, спустился по узким ступеням и прошел через полутемный зал в келью, которую Лео и Доминик использовали в качестве библиотеки. Это была узкая и длинная комната с высоким потолком, который терялся в темноте. На столе, который занимал большую часть комнаты, ничего не было, и Джонатан с неожиданной теплотой припомнил те времена, когда этот стол был завален свитками и толстыми книгами. Это было тогда, когда Лео обучал его волшебству, и сейчас он почувствовал легкий стыд за то, что он собирался сделать.

Если его обнаружат здесь, он может в свое оправдание пересказать им содержание разговора, который он случайно услышал в гостинице, и потребовать, чтобы ему рассказали-таки о том, что случилось с его родителями. Где-то в глубине души Джонатан надеялся, что его обнаружат, и, может быть, тогда занимавший его вопрос можно будет прояснить раз и навсегда. Но, может быть, Стражи снова солгут ему, продолжая скрывать правду. Между тем Джонатан был уверен, что если ему удастся узнать истину, то только здесь, в библиотеке. Подумав обо всем этом, юноша решил положиться на судьбу; он зажег свет, который всякий мог увидеть, но продолжал двигаться медленно и бесшумно, чтобы никто не услышал.

Когда-то в прошлом ему разрешалось читать свитки, сложенные на полках с дверцами, что занимали целиком одну из стен кельи. В задумчивости Джонатан скользнул пальцами по полированному дереву, из которого они были сделаны, но ему было ясно, что никаких секретов он на этих полках не обнаружит. Тогда он стал тщательно выщупывать каменную кладку противоположной стены, а затем перешел на истоптанные половицы, до тех пор пока не отыскал одну никак не закрепленную доску.

Щели в полу были забиты землей, и Джонатану пришлось приложить немало усилий, чтобы приподнять один ее конец. Когда это ему наконец удалось, он понял, что нашел то, что искал. Его уверенность окрепла еще больше, когда ему не удалось открыть незапертую шкатулку черного мрамора, которую он обнаружил в нише под полом.

Но недаром он потратил несколько недель, готовясь именно к этому моменту. Джонатан применил самое мощное заклинание, предназначенное для отпирания замков, однако ему потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить его и правильно произнести. Мраморная крышка шкатулки дрогнула и заняла более естественное положение. После этого Джонатан открыл коробочку без труда. Шкатулка была битком набита свитками, исписанными знакомыми почерками Ивара и Лео. Не обращая на них внимания, Джонатан рылся в шкатулке, разыскивая пергамент, написанный незнакомым ему почерком. И вот, на самом дне шкатулки… «…я уверена, что Полотно зовет меня…»

Когда Джонатан закончил читать документ, написанный его матерью, его кулаки были крепко сжаты, а побелевшие костяшки пальцев выдавали обуревавшие его эмоции, которых не было заметно ни по выражению его лица, ни по фигуре. Заново свернув пергамент, Джонатан завязал его тесемками и сунул обратно в шкатулку, не потрудившись запереть ее. Его не тревожило, откроется то, что он сделал, или нет. Теперь ему казалось, что все стало ясным, все встало на свои места, словно раздавшийся из темноты голос открыл ему истину.

Стражи солгали ему.

В большом зале наверху раздались голоса, послышалось хлопанье дверей – это Стражи готовились к утренней молитве, смысл и назначение которой стали теперь ясны Джонатану. Внезапно испугавшись того, что его обнаружат в библиотеке именно сейчас, Жон выжидал, боясь даже дышать, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать. Он ждал, сидя за столом, развернув перед собой ничем не примечательную рукопись, и наконец дождался утренней службы. Тогда он незаметно выскользнул из библиотеки и поспешно вернулся в свою комнату. Там он разделся и лег на узкую и мягкую постель, скрючившись под мягким пуховым одеялом, которое сшил для него Пето, в комнате, которую уступил ему Маттас, потому что она обогревалась дымоходом от расположенного внизу камина, и глядел в окно, которое было расширено в те времена, когда Стражи решили переоборудовать помещение под детскую.

Но Джонатан не думал о том, что монахи сделали для него, или о том, как все они его любили. Он думал только о том, как они обманули его. По мере того как он все сильнее сосредотачивался на этой мысли, жаркий гнев разливался по всему его телу, заполняя собой каждый уголок мозга и сознания. Ему не нужно было прятать это чувство, оно просто было у него, точно так же как были у него руки и ноги. Он воспринял его, и гнев стал его частью, войдя в сознание наравне с прошлым.

Он больше не думал о матери. Достаточно было того, что она попыталась убить его отца. Она отреклась от него, семья ничего для нее не значила, совсем ничего, и поэтому он должен предоставить ее своей судьбе.

Иное дело – отец. Его отец все еще был жив, просто заключен в ткани Полотна, и никто не попытался вызволить его оттуда!

На протяжении целого дня Джонатан обдумывал, как ему лучше всего заговорить со Стражами, чтобы потребовать объяснений, но в конце концов он удержался от этого. Стражи солгали ему и продолжали лгать целых семнадцать лет. Они не скажут ему правды.

Ближе к вечеру, однако, его сдержанность стала давать трещины, и Гектор позвал его с собой на прогулку вокруг крепости. Они остановились на краю обрыва, с которого открывалась панорама Тепеста.

– Что-нибудь не так? – напрямую спросил Гектор. – Ты как-то был слишком задумчив вчера вечером.

– Я хотел бы знать такое заклинание, с помощью которого я мог бы разорвать свою душу на две части. Я люблю Сондру и хочу быть с ней, но и о вас обо всех я тоже сильно скучаю.

– Но ты же будешь навещать нас, – заметил Гектор. – Ты сделал правильный выбор, твоя мать одобрила бы твое решение.

Джонатан почувствовал, что Гектор как бы приглашает его задать вопрос о его семье. У него было много вопросов, но он задал самый невинный из них.

– Я похож на мать, Гектор?

– Не на внешность, – ответил Гектор, – однако ваши характеры схожи. Она заметила это сходство уже тогда, когда тебе было от роду всего несколько часов.

– А я думал, что она умерла во время родов.

– Нет, но вскоре после них. Жон подумал, что Гектор, по крайней мере, сказал ему правду.

– Солнце село, – заговорил он о другом, – пора возвращаться.

Но стоило только им с Гектором вернуться к остальным, как Жон пожелал всем спокойной ночи и удалился.

Этой ночью, как и ожидал Джонатан, постороннее присутствие, которое он ощущал много раз за свою жизнь, проявилось в форме расплывчатой серой тени, дрожащей в темноте комнаты. Выбравшись из постели, Джонатан последовал за тенью вниз по лестнице, через холл и пустую спальню для гостей в коридор, который заканчивался позади часовни. В сыром коридоре сороконожки щекотали его босые ноги, а клочья липкой паутины залепляли лицо, но он не осмелился зажечь огонь, чтобы ничем не выдать себя.

Со всеми предосторожностями он нащупал несколько темных ступеней и, протиснувшись сквозь узкий лаз, до половины заваленный камнями, очутился в новом проходе. Здесь под ногами то и дело ему попадались гремящие кости и заржавленные части доспехов. Джонатану пришлось пробираться через остатки того, что являлось частью старинного обычая, о котором он когда-то читал: воинов, даже лучших из них, великих героев своих народов, выстроивших эти стены за много столетий до того, как сюда явились Стражи и объявили крепость своей, замуровывали во внутристенные полости, чтобы они отдали стенам и бастионам частицу своей силы и стойкости.