Мой отец — Лаврентий Берия - Берия Серго Лаврентьевич. Страница 86

Как и мой отец, Вознесенский крайне отрицательно относился ко всяким группировкам и внутрипартийной борьбе. Это был в тот период один из самых молодых и, что было ясно, перспективных руководителей. Взлет его пришелся на годы войны. Насколько знаю, Сталин считал его очень сильным экономистом, а это не могло не раздражать сталинское окружение. Таких не жаловали…

Но здесь важно заметить, что эти события происходили не только в общем контексте борьбы за власть, что всегда было присуще верхушке большевистской партии, а и столь же ожесточенной борьбы за форму правления. И Хрущев, и Маленков считали, что партия должна быть во главе всего, хозяйственная деятельность в их глазах была чем-то второстепенным. Вознесенский, отец, все руководители промышленности никогда не скрывали, что с этим согласиться не могут: доминировать должна экономика, а не политика. Другими словами, не отвергая, разумеется, большевистскую идеологию в целом, эти люди ставили под сомнение сами формы управления государством, настаивали на проведении реформ.

Вознесенского, как позднее и отца, убрал партийный аппарат. В 1964 году уберут и самого партийного лидера Хрущева. Причем сделают это легко. Причины — он затронул интересы того же аппарата. А тогда аппарат выступил против Вознесенского. Не случись этого, страна, вне всяких сомнений, уже в самые ближайшие годы могла иметь очень сильного Председателя Совета Министров. Так что организаторы и вдохновители «Ленинградского дела» проанализировали ситуацию совершенно точно…

Знаю, что бытует версия о том, что Сталин всегда люто ненавидел Ленинград и в конце жизни расправился с его руководителями. Убежден, что это не так. Из тех разговоров, которые вели при мне и Жуков, и мой отец, я знаю, что Сталин очень любил Ленинград, потому что с этим городом у него были связаны самые хорошие воспоминания. Он, кстати, не поддержал предложение Ленина о переезде советского правительства из Петрограда в Москву, но, видимо, той власти, которую он получил позднее, у него еще не было, и к его мнению не прислушались.

Он даже считал, что столица государства непременно должна быть портовым городом. Возможно, сказывалась любовь к Петру. Он вообще историю России прекрасно знал и тут же прекращал разговор, если кто-либо в его присутствии позволял себе дилетантски рассуждать о прошлом государства.

Иногда выдвигают такой аргумент: Сталина раздражала ленинградская оппозиция. Но это не совсем верно, таких же оппозиционных группировок хватало ему и в Москве… Столь же несерьезно и утверждение, что давняя неприязнь Сталина к Ленинграду связана с Кировым. Знаю, что смерть Кирова, вернее убийство его ближайшего соратника, Сталина очень задела. Не знаю, красит ли это Кирова или нет, но, судя по всем выступлениям Сергея Мироновича, он был одним из преданнейших Сталину людей. Достаточно почитать его выступления на партийном съезде, да и на других форумах.

В какой-то мере я неплохо знал обстановку, сложившуюся после войны в Ленинграде, так как оказался в городе еще до снятия блокады. У нас в академии бывал и не раз выступал перед нами Кузнецов. Мы, слушатели, считали руководителя Ленинграда очень грамотным, энергичным и коммуникабельным человеком. Знаю, что его действия импонировали и горожанам. Обвинения в его адрес абсолютно несостоятельны. Возможно, и он, и другие ленинградские товарищи хотели, чтобы права Ленинграда соответствовали тому потенциалу, которым город обладал. Но это вполне естественно. Союзные партийные структуры, насколько понимаю, препятствовали экономическому развитию Ленинграда, не считаясь с мнением горкома. Фактически крупный промышленный, научный и культурный центр мирового значения номенклатура пыталась свести к провинциальному городу. А любые действия ленинградских руководителей подавались Сталину с определенным политическим привкусом: вот, мол, Ленинградский комитет стремится стать еще одной столицей. Думаю, Сталина это настораживало.

На деле же, повторяю, никакого противопоставления Центру там не было — партийная верхушка просто оттесняла Вознесенского и крупнейшую партийную организацию, которая его поддерживала.

В феврале сорок девятого на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарища Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.», в котором говорилось, что их «противогосударственные действия явились следствием нездорового, небольшевистского уклона, выражающегося в демагогическом заигрывании с Ленинградской организацией, охаивании ЦК ВКП(б), в попытках представить себя в качестве особых защитников Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и Ленинградской организацией и отдалить таким образом Ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)».

Этим же постановлением Политбюро Кузнецов, Попков и Родионов были сняты со своих постов, а через несколько дней с группой работников ЦК в Ленинград выехал Маленков. Вначале он провел объединенное заседание бюро обкома и горкома, на котором добивался признания в организации «враждебной антипартийной группировки», а затем, на следующий день, объединенный пленум. Все проходило в «лучших традициях» политических процессов 30-х годов: несусветные обвинения, угрозы, покаяния. Позднее к этому «делу» подключили МГБ во главе с Абакумовым…

Ведомство Абакумова играло лишь вспомогательную роль: арестовали по подозрению в связях с английской разведкой Капустина и «выбили» соответствующие признания. Впрочем, судя по известным документам, шпионаж в пользу Великобритании МГБ интересовал мало, в основном допросы велись на темы, связанные с «антипартийной группой». Как всегда, подозрения в шпионаже были лишь поводом к аресту.

13 августа 1949 года в кабинете Маленкова без санкции прокурора (не удосужились сделать даже это!) были арестованы Кузнецов, Попков, Родионов, Лазутин, Соловьев. Еще раньше освобождается с поста председателя Госплана СССР Вознесенский.

Любопытно, на мой взгляд, проследить дальнейшую хронологию событий. 9 сентября Шкирятов представляет Политбюро решение КПК: «Предлагаем исключить Н. А. Вознесенского из членов ЦК ВКП(б) и привлечь его к судебной ответственности». Затем — заседание Политбюро, Пленум ЦК… 27 октября Хрущев и Маленков вздохнут, наконец, свободно: первый претендент на пост главы правительства арестован.

Спустя десятилетия после расстрела Вознесенского и его товарищей Комитет партийного контроля при ЦК КПСС признает:

«С целью получения вымышленных показаний о существовании в Ленинграде антипартийной группы Г. М. Маленков лично руководил ходом следствия по делу и приписал в допросах непосредственное участие. Ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания. Для создания видимости о существовании в Ленинграде антипартийной группировки по указанию Г. М. Маленкова были произведены массовые аресты… Более года арестованных готовили к суду, подвергали грубым издевательствам, зверским истязаниям, угрожали расправиться с семьями, помещали в карцер и т. д. Психологическая обработка обвиняемых усилилась накануне и в ходе самого судебного разбирательства. Подсудимых заставляли учить наизусть протоколы допросов и не отклоняться от заранее составленного сценария судебного фарса. Их обманывали, уверяя, что признания „во враждебной деятельности“ важны и нужны для партии, которой необходимо преподать соответствующий урок на примере разоблачения вражеской группы, убеждали, что каким бы ни был приговор, его никогда не приведут в исполнение… Вопрос о физическом уничтожении Н. А. Вознесенского, А. А. Кузнецова, М. И. Родионова, П. С. Попкова, Я. Ф. Капустина, П. Г. Лазутина был предрешен задолго до судебного процесса».

Приговор огласили в час ночи, в два никого из осужденных уже не было в живых…

Подобные процессы над обвиняемыми, проходившими по «Ленинградскому делу», состоялись позднее еще в нескольких городах. Среди расстрелянных — сестра и брат Вознесенского, большая группа партийных и советских работников.