Коктейль под названием «муж» - Ларина Арина. Страница 39

– Кто? А, видимо, ваш сплетник Людвиг… Чтобы удовлетворить свое любопытство, предлагаю пригласить на ужин его, а не меня. Там все и выясните, – окончательно обозлилась Маша.

– Ясно. Раз у тебя с утра такое настроение – Бартемьев не гигант. Но ты не расстраивайся. Есть же и другие мужчины.

– Да что вы говорите? – ядовито прокомментировала Маша. – Тогда я спокойна. В жизни появился смысл.

Сокольский взглянул на нее с состраданием, но промолчал.

На столе затрезвонил телефон, деловито жужжал факс, выплевывая бумагу. День пошел своим чередом.

«Надо срочно что-то делать! – лихорадочно соображала Маша. – Иначе я сойду с ума. Надо отвлечься. Нельзя постоянно думать об этой неведомой бабе. Это унизительно. Я никогда не поведу себя, как примитивная клуша. Я не буду ничего выяснять. Не буду. Не буду. И думать надо о чем-то другом. О работе, например».

Она с отвращением посмотрела на стопку листов. Пришел новый договор, который следовало перевести как можно быстрее. Но как можно думать о работе, когда знаешь, что твой собственный муж в этот самый момент, возможно, и не работает вовсе, а…

«Ключевое слово – «собственный». Надо отталкиваться от этого», – Маша попыталась уложить свои горести в рамки обычной схемы. Раньше этот прием помогал справиться с проблемой или хотя бы успокоиться.

«Собственный – это значит мой, персональный, личный. Если предположить, что это не муж, а автомобиль, то есть два варианта: его угнали или он сломался сам. Если угнали, то надо попытаться вернуть. Все же собственность, с какой стати его кому-то дарить. А если сам сломался, то надо поменять. Исходим из того, что починить его нельзя. Или можно? И еще один момент: автомобиль все же подневольная куча железа, которую может присвоить посторонний человек. А муж? Он что, без сознания был, когда его «угоняли»? Сигнализация не сработала? Так что? Как быть-то? Угнали или сломался? Какой вариант менее безболезненный для хозяина? Однозначно – лучше, если сломался. Есть шанс починить».

Как «чинить» мужа, вильнувшего налево, Маша не знала. Поэтому решила пойти по проторенному пути – в салон красоты. Пусть он увидит, какое сокровище теряет. Как в анекдоте: «Такая корова нужна самому». Это было тоже довольно унизительно – пытаться понравиться, угодить, но лучше уж совместить приятное с полезным, чем превращаться с народную мстительницу, вычислять соперницу и устраивать с ней битву на половниках.

Когда у брошенной женщины появляется цель, ей становится легче. По крайней мере, поток мыслей делится на две половины, лишь одна из которых омывает утес под скорбным названием «Муж бросил». Зато вторая конструктивно и целеустремленно несет вперед, возможно, к новой жизни. Тогда и русло первой реки со временем может высохнуть.

Заловив Людвига по пути в столовую и оттеснив его бюстом в угол, Маша поинтересовалась:

– Людвиг, я тебе нравлюсь?

– Ну-у-у, – задумчиво протянул гений, скосив глаза на ее грудь. – Ты приятная девушка.

– Во всех отношениях?

– Во всех, – осторожно согласился гений.

– И что дальше?

– А что, должно быть еще что-то дальше? – заволновался Людвиг, жалобно посылая коллегам призывные взгляды из-за Машиного плеча. Но коллеги с делано независимым видом сновали мимо, локаторами настроив уши, и при этом незаинтересованно глядя в сторону. На помощь никто не спешил.

– Вот. Наконец-то мы пришли к консенсусу. Дальше ничего быть не должно! – обрадовалась Маша. – Иначе как честный человек ты должен будешь жениться.

– Ты же замужем!

– Я разведусь, – пообещала она.

– Не надо.

– Тогда сделай одолжение, объясни коллегам, что между нами ничего нет, а то меня напрягает всеобщее внимание! Может быть, я личную жизнь хочу устроить, а тут ты, как табличка «зарезервировано» на ресторанном столике. Будь любезен, верни все как было.

– Я же ничего с тобой не делал, – проныл Людвиг. – Чего возвращать-то?

– Общественное мнение возвращать вспять. Скажи всем, что я не ответила тебе взаимностью.

– Но они все считают, что мы с тобой… И Копейкина начала ревновать.

– Копейкина? Да плевать мне на Копейкину!

– А мне не плевать! – запальчиво взвизгнул Людвиг.

– Так ты нарочно? – Маша плотнее притиснула его к стене. – Я думала, это роковое стечение обстоятельств, а тебе, паразиту, надо было, чтобы Светка поревновала?!

– Тебя это не касается!

– Как же не касается, когда весь офис обсуждает мою несуществующую личную жизнь?

– Разговариваете? – Света Копейкина собственной персоной спускалась по лестнице к месту действия.

– Да так, – Людвиг попытался принять независимую позу, но места для маневра было слишком мало, и он чуть не свалил Машу. Оттолкнуть ее он стеснялся, поскольку под руками была сплошная грудь, браться за которую было страшно.

– Я его поймала, – порадовала Копейкину Маша. – Для тебя. Брать будешь?

– Буду, – машинально кивнула Света.

– На, – Маша отлепилась от багрового Людвига и проникновенно объявила: – Совет вам да любовь! Я за вас так рада.

– Что это значит? – отмерла психолог. – Людвиг?

– Он хотел тебя куда-нибудь пригласить, а вчера тренировался на мне, – пояснила Маша. – Крайне закомплексованный юноша. Просто клад для диссертации, если ты таковую задумаешь. Представляешь, Свет, у него книга, у тебя кандидатская! Полное совпадение интеллектуального уровня и интересов.

С этими словами Маша направилась в столовую, провожаемая обалделым взглядом двух пар глаз. Света с Людвигом нахохлились в углу, как два филина, разбуженных в неурочный час.

Вечером ноги сами принесли Машу в родительскую квартиру. Несмотря на то что в салоне из нее сделали писаную красавицу, вернув уверенность в себе, домой всю эту красоту нести не хотелось.

Двери открыл неизвестный мужик в папином халате. Последовала немая сцена, причем Маша молчала, впав в крайнее изумление, а мужчина просто терпеливо ждал, пока она отомрет.

Наконец, ждать ему надоело, и он поторопил визитершу:

– Вы агитировать пришли или продаете что-то?

– Купите бублики, гоните рублики, – одурело пробормотала Маша, соображая, может ли вор для усыпления бдительности переодеться таким образом.

– Какие бублики? – «халатоносец» недовольно потер переносицу и пожал плечами, намереваясь захлопнуть дверь.

– Мама! – крикнула Маша, пытаясь протиснуться внутрь.

– Девушка, я сейчас милицию вызову, – рассердился мужик, прилипнув к косяку и перекрыв доступ в родительское гнездо.

– В чем дело? – недовольно поинтересовалась Диана Аркадьевна, выплывая в коридор в… Нет, у Маши даже не нашлось подходящего слова, чтобы обозначить полупрозрачный кусочек тряпочки, прикрывавший маменьку. Никогда раньше она не замечала, насколько потрясающая у родительницы фигура для ее возраста.

«Надо за собой следить, пока не поздно, – грустно подумалось Маше. – Или уже поздно и не для кого? Хотя вон выясняется, что с уходом мужа жизнь не заканчивается и кислород продолжает поступать. Женщине всегда есть для кого стараться. Хотя бы для зеркала».

– Вот тут девица ломится. Я подумал, вдруг она твоя соседка, поэтому хамить не стал на всякий случай.

– Какая предусмотрительность, – съязвила Маша. – Войти можно?

Мама пребывала в смятении, и Маша остро пожалела, что приперлась без приглашения. Родители тоже имеют право на личную жизнь и уединение, поэтому к ним, как и к знакомым, следует приходить если не по приглашению, то хотя бы с предупреждением.

– Это кто? – нахмурился кавалер. А это был именно кавалер, сомневаться не приходилось – форма одежды соответствовала как раз такому выводу.

«Вот попала, – расстроилась Маша. – Неудобно как вышло».

Тем не менее что-то внутри нее, вероятно – дух противоречия, не желало сдаваться.

– Маша, деточка, проходи, конечно, – наконец-то сообразила мама, втянув дочь в квартиру, пока на шум не вылезли соседи. Дом был вполне приличным, они специально при обмене несколько лет назад подыскивали не столько квартиру, сколько окружение. Соседи-маргиналы, коммуналки, заплеванные лестницы с наскальной живописью остались в прошлом.