Любовь до белого каления - Ларина Арина. Страница 33

– Тьфу на вас, – расстроилась Ирина. Коллективный разум не помог, а только внес в мысли еще большую сумятицу…

Рабочий день плавно перетекал в вечер, наполняя предвкушением отдыха и свободы. Семен отодвинул исчерканные пометками бумаги и открыл окно, впустив в кабинет свежий морозный воздух. Кондиционер гонял лишь сухую неживую струю прохлады, которая не могла сравниться с этим вкусным опьяняющим ветром.

В его жизни тоже появилась новая струя, которая бодрила и будоражила ощущением легкого, почти детского счастья.

– Светик, я сегодня задержусь. Докладываю, как обещал.

– Телефон не выключай, – плаксиво попросила Светлана. Она полдня готовила романтический ужин, все рассчитала, будучи уверенной, что муж приедет пораньше, дабы искупить вину, и опять оказалась в пролете. Плаксивые нотки – это был минимум того, что она могла бы озвучить.

«Умница, – удовлетворенно подумал Крыжовников. – Все-таки я все правильно сделал. Надо будет ей что-нибудь купить».

– Я не могу, лапушка, у меня переговоры. На таких встречах оставлять мобильник включенным – дурной тон.

– Я не буду звонить, честно, – заныла Света.

– Зачем тогда не выключать? – улыбнулся Семен. – Даже если не ты, то обязательно позвонит куча народу. Я вечно всем нужен.

– Ты мне нужен, сию секунду, – обиженно проворковала жена. – И вообще – все время.

– Я и так все время твой, – утешил ее Крыжовников. – Буду поздно, не жди и не нервничай.

Он нажал отбой и сыто потянулся. Все. Официальная часть улажена. Крыжовников повертел в руках записку от охранника, написанную корявым почерком с изумительными ошибками, и покачал головой: тоже хорошо. Ревнует – значит любит. Лишь бы не переусердствовала.

Эля ждала его в кафе. Ее точеный профиль Семен увидел издалека и погарцевал к ней, словно конь, едва не забыв включить в машине сигнализацию и угодив идеально вычищенным ботинком в серую слякотную кашу на тротуаре. Может быть, сегодня он наконец-то добьется взаимности…

Пару недель назад Крыжовников обнаружил в приемной очаровательную рыжеволосую девочку. Увидев его, она неловко вскочила, покраснела и, заикаясь, начала что-то лепетать, старательно отводя глаза. Крыжовников моментально приосанился и оглядел робеющую красотку уже более оценивающим взглядом: судя по фигуре, восемнадцать ей уже есть, все на месте. А румянец! Такой румянец он видел только у собственных детей после того, как Светлана выносила их из ванной. Ноги длинные, грудь – ого, одета более чем прилично… Почему-то захотелось узнать, какое у нее белье: девчачье, с картинками, или уже что-нибудь этакое. И он ей явно понравился! Это было видно невооруженным взглядом.

Женитьба на Свете кардинальным образом поменяла психологию Крыжовникова. Он стал легче относиться к женщинам, поскольку девяносто девять процентов ответственности переместилось на семью, а на личную жизнь ответственности не хватало абсолютно. Поэтому и отношение к новым связям стало безответственным. Все силы Семен тратил на то, чтобы слухи о его загулах не просочились в семью. Он стал играть по предлагаемым женщинами правилам, ставя свои условия. Обручальное кольцо Крыжовников не снимал, это освобождало его от ненужных вопросов и объяснений, жену не обсуждал, ничего не обещал, а лишь пользовался предлагаемым набором удовольствий. И все складывалось замечательно. Сеня плыл по течению, болтая в воде ножками, блаженствуя и вылавливая сачком золотых рыбок, пока его плот не разбился о зеленые глаза и вздернутый носик маленькой Эли…

– Меня зовут Эля, – столбенея от смущения, прошептала девочка. – Я для сына Юрия Михайловича конспекты принесла. Он со скейта упал и на лекции не пришел…

– Кто со скейта упал? Юрий Михайлович? – забавляясь ее растерянностью, поинтересовался Крыжовников. Он подсознательно пытался нахихикаться авансом, так как внутренний голос бдительно подсказывал, что в ближайшее время он будет выглядеть не менее глупо и зависимо, а зеленоглазая студентка с удовольствием сможет вить из него веревки. Было в ней что-то неуловимое, отчего спирало дыхание и закладывало уши. Такое с ним случилось лишь однажды, когда рядом была Татьяна.

Эля оказалась в меру общительной, слегка закомплексованной и совершенно неиспорченной. Крыжовников вился рядом как «полосатый мух» над шоколадкой: и сесть страшно, и улететь жалко. Выяснив, что с сыном партнера девушку связывает лишь чистая студенческая дружба, Семен воодушевился и пошел в наступление, чувствуя себя волком, который собирается начать с пирожков в корзине Красной Шапочки, а закончить бабушкой и, как следствие, знакомством с охотниками. Он таскался с ней по каким-то детским дискотекам, кормил пирожными, но за две недели так и не осмелился поцеловать. Единственный раз, когда он созрел, решив во время прощания в машине, что момент достаточно романтический, и сложил губы трубочкой, Эля округлила глаза, а потом жизнерадостно рассмеялась:

– Я знаю этот анекдот: слон вытянул хобот и сказал: «Спокойной ночи, ежик!»

Никакого анекдота Семен не знал, но играть роль слона почему-то не хотелось. Проводив девушку до подъезда, он отправился домой, чувствуя себя Чикатило, заманивающим несмышленую девчонку черт знает куда. Но это самобичевание не помешало Крыжовникову в минувшие выходные пригласить Элю покататься на лыжах.

На лыжах они действительно покатались.

Семен съездил на дачу, где обычно и случались все его амурные эпизоды и эпизодики, приготовил там все для романтического свидания, вплоть до нового комплекта белья, протопил камин и систему, чтобы не привозить девочку в холодный дом, и отправился за ней. Он долго думал, в чем лучше отправиться на решающую встречу, и наконец решил, что в костюме он будет солиднее и импозантнее. В том, что встреча решающая, Сеня не сомневался, так как Эля не только согласилась, но даже обрадовалась и уточнила, с ночевкой или без.

– Конечно, с ночевкой, – осторожно подтвердил Крыжовников, боясь спугнуть свое счастье. – Вечером в пятницу приедем, и всю субботу… э-э-э-э… кхм… на лыжах…

Встретиться договорились у метро. Крыжовникова сначала чуть не хватил удар, когда он увидел свою мечту, а потом Сеня начал истерично ржать, стараясь унять текущие от смеха слезы. Если бы Эля пришла «с кузнецом», это было бы не так страшно, но все обстояло гораздо хуже: она притащилась в спортивном костюме и с огромными обшарпанными лыжами, из-за которых пришлось не только откинуть задние сиденья, но и открыть багажник. В результате он ехал как какой-нибудь пенсионер с саженцами: лыжи устрашающе торчали сзади, а на самом их конце развевался оранжевый Элин шарф. Всю дорогу Семен периодически начинал кряхтеть от приступов еле сдерживаемого хохота. Таким идиотом он еще никогда себя не чувствовал. Всю субботу и полвоскресенья он носился за резвой Элей по полям на старых лыжах, одолженных охранником поселка, и пытался держаться молодцом. Последнее получалось плохо, зато у Элиного подъезда они впервые поцеловались. Поцелуй оказался целомудренным, чуть ли не в лоб, так как девочка неловко повернулась и убежала.

Минут десять Крыжовников страдал в машине, гадая, обиделась она или нет и будет ли продолжение. А потом она позвонила.

– Я тебя вижу, – прошептала Эля и звонко рассмеялась.

– Ты где? – Сердце забилось, и Семен почувствовал себя клиническим идиотом.

– Дома. Я в окно смотрю. Мы завтра встретимся?

– А ты хочешь?

– А… а ты?

– Дело в том… – он хотел повыпендриваться, сказать, что занятой человек и только завтра сможет ей ответить точно, но не смог: – Дело в том, что я боюсь не дожить до завтра.

Эля опять рассмеялась и, кажется, послала ему воздушный поцелуй.

И теперь Крыжовников как последний дурак несся к ней, соображая, что забыл купить цветы, что надо бы что-нибудь запредельно эффектное, лучше с брюликом, чтобы завоевать ее окончательно… И ничего этого нет, и уже поздно, и черт побери все на свете, потому что она ему улыбается и так смотрит, что ничего больше не надо…