Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 9
– Садись, лекарь. Садись и ты, слав... – Этериарх дождался, когда Деян и Алексей займут места за столом, и тяжело сел сам. – Говори, лекарь.
Деян покосился на Аэллу, вздохнул:
– Хорошего вы от меня не услышите. Я не видел никогда сам, как начинается «Болезнь Царей», но в трудах описания читал многократно... Всегда первоначально возникает маленькое серое пятнышко с розовой каймой, оно растет... Завтра оно будет с блюдце, через три дня появится смрад. Пройдет еще две-три недели... Мне хотелось бы ошибиться, но я не ошибаюсь – все слишком очевидно.
Повисло молчание. Слышно было, как в соседней комнате идут часы.
– Скажу я, – начал стратиг Рогдай. – Не было такой тяжести дня на моей памяти. Замять в Степи. Конкордия опять готовит армаду. Семейства наши так и не договорились до мира. Можно было рассчитывать, что хотя бы перед лицом врага они сплотятся, как это было при кесаре Паисии, – пусть на время, пусть кое-как... Потому, думаю, и нанес враг удар нам в самое сердце. Если лекарь прав, то остается у нас один кесаревич Войдан... с женой своей Блаженой... Стратиг проговорил это ровно, но ровность далась ему не сразу. Юная Блажена была младшей дочерью Терентия Вендимиана, генарха южного семейства. И ясно как день, что все Паригории и те, кто держит их руку: славы северные и большая часть восточных, – с большой неохотой пойдут под знамена кесаря... И происходит все это с руки проклятого Полибия – а значит, ждать нам новых напастей и бед. Я сказал. Говори теперь, Юно.
– Сказать хорошего тоже не могу, – приподнял Януар свою круглую, как бы кошачью голову. – В Бориополе странной смертью умер кесарский судья Агав Дометий, а в порту Ирин забили до смерти двух комитов, приставленных к таможне. Вандо Паригории умыл руки, не став расследовать эти смерти... На востоке начались усобицы мелких дворов из-за торговой дороги на Нектарийский рудник. Все точно как пред той войною... Моих наличных сил уже не хватает и на Столию. Банды и бродиславы подходят к самым границам кесарских пределов, грабят хутора. Скажу честно, как ни мерзко это звучит: я надеялся на вторжение, потому что тогда мы имели бы шанс отринуть внутреннюю смуту. Но теперь... не знаю. Говори, Аэлла.
– Жизнь кесаря для нас бесценна, и мы можем ее сохранить, – тихо сказала она. – Но он будет... только жив. И все. Его нельзя будет даже показать сторонним людям...
– Кокон Пианы? – догадался лекарь.
– Да, кокон доброй Пианы. Тем временем можно попытаться найти средство... противоядие... мало ли, что мы никогда не слышали о таком...
– Гроздан был всего лишь рукой Полибия, – сказал Алексей. – Значит, если заставить Полибия снять чары...
– Или убить его. – Аэлла нахмурилась. – Да, это надежнее...
– Мы пришли к тому же, с чего начали, – сказал этериарх. – Полибий.
– По крайней мере, ясна цель, – сказал Алексей.
– Ты это серьезно, слав?
– Как нельзя более.
– Но... – Этериарх оглядел всех, как бы оценивая или взвешивая. – Если я ничего не путаю, могущество Полибия чрезвычайно и растет день ото дня. На что же можем надеяться мы, простые смертные?
– Полибий сам по себе весьма искусен, – сказал Алексей, – но никаких особых врожденных талантов в нем нет. Во времена Дедоя он был чародеем средней руки. После бегства он обучался у магов Степи – и где-то там нашел утерянный амулет Ираклемона Строителя: Белого Льва. Белый Лев силы чародею не добавляет, но обладает качеством труднообъяснимым: при нем исчезают различия в языках людей, а также в чародейных умениях. В одно и то же время можно использовать самые несовместимые приемы: некрономику, скажем, и аргентоманию. В этом сила Полибия – в этом его слабость. Он почти не ограничен в средствах – но вся огромная сила его сосредоточена буквально в одном предмете, который можно... украсть, отнять, подменить...
– Так. – Юно Януар посмотрел на него с особым интересом. – А как именно уважаемый слав видит похищение подобного предмета – ведь это все равно что... скажем... незаметно на скаку вытащить седло изпод азаха... или – украсть детеныша у плакача...
– А также – яблоки Гесперид и корону морского царя... Не знаю. Плана у меня нет, а если бы и был – я не стал бы доверять его языку. Даже я с моими скромными умениями могу слышать чужими ушами... Скажу только, что не все еще козыри собрались в руках Полибия... и он это знает.
– Вот как... – протянул этериарх. – А ты, слав, готов ли ты вытянуть из колоды оставшийся козырь?
– Да.
– Что ж... Кесаревич Войдан, будешь ли говорить?
– При живом отце – нет.
– Достойно сие... Ведима, когда приступишь к лечобе?
– Сейчас, почтенный. Мне нужно будет пять или шесть отроков, которые умеют не бояться.
– Других не держим... Хорошо. Распорядишься, стратиг. Идите все. Пактовий, останься... – и, когда стражницкая опустела: – Шепчи, что замыслил?
– Сейчас... – Алексей движением руки показал: сядь. Сам же – прислушался. Но и мышь не скреблась под полом... Сказал действительно шепотом, на самое ухо: – Дело такое, этериарх: Домнин перед смертью открыл мне свою тайну, которую двенадцать лет держал... Ты уже понял, этериарх?
– Так. Открыл... Это и есть тот козырь?
– Он самый.
– Она.
– Да. Дама бубей.
– Что тебе нужно?
– Двух отважников – на весь срок.
– Каков же срок?
– Не ведаю. Дни. Или недели. Вряд ли месяцы.
– Месяцы – нельзя.
– Знаю. Недели, наверное, тоже нельзя. Все, что от меня будет зависеть, сделаю, чтобы – дни.
– Нельзя говорить, где она?
– Да можно, наверное. Если Полибий мог подслушать, он уже подслушал на острове у Домнина. Она в самой Велесовой кузне, где-то в глубине...
– Ох ты. Я там был – раз.
– Я тоже. Он сказал, кто может показать путь.
– Да, Пактовий. Задал нам многомудрый задачу...
– Это первая. Вторая – уговорить Якуна Виссариона из Артемии. Его Домнин прочил на свое место. Я знаю Якуна... немного. Трудно будет уговаривать.
– Тебе не успеть и то и другое.
– Не успеть. – Алексей согласно наклонил голову.
– Кого бы ты послал к нему?
– Кесаревича Войдана с женой его. И с ним кого-нибудь из людей Юно. Кто будет при Якуне после.