Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 26

– Катер мой, – сказал Гриша. – На руле приятель Тимграус, я бы вас познакомил, да он по-русски ни бум-бум. А ты же, я помню – ни на лингве, ни знаками…

– Не понимаю, – сказал Серёгин. – Откуда у тебя катер? И вообще – что с тобой произошло? Мы же тебя за мёртвого держали.

– Ну… почти и не ошиблись. Дня три я мёртвым побыл… Очень прикольно, должен сказать. Как-нибудь при случае – советую. Да ты не пыхти, Серёгин. Всё я тебе расскажу… просто тут такое дело, что не знаю, как начать. В общем, так. Я решил разобраться, что к чему. Давно ещё. Мне, понимаешь, показалось как-то, что и за белых, и за чёрных играет кто-то один. Не очень умело играет и не очень умело скрывается при этом…

– Для тупого сержанта ты наблюдателен, – сказал Серёгин.

– Я очень наблюдателен, – сказал Фогман. – Кроме того, я успел поучиться в трёх универах, и мне просто нигде не понравилось…

Рицина вдруг долбанула в голову – горячей кумулятивной струёй. В мозгу образовалась дыра с оплавленными краями. Дыру наполнял белесоватый дымок.

– Эй, – сказал Фогман. – Ты что, плывёшь?

– На`борот. Всё п`нимаю. Как собака. Спать дог… долго не смогу. Рыжие. Классная вещь. Но – пл`вёт. Плывёт, да. Оно…

Глаза закрылись, и Серёгин действительно куда-то поплыл.

– Не спать! – почти крикнул Фогман.

– Такточ…

– Минут через двадцать будем на месте, не позволяй, чтобы тебя разморило, ты понял?

– Ага…

Что-то сверкнуло, потом сверкнуло ещё раз. Лицо Фогмана нависало сверху и было страшным.

– Извини…

– Что?

– За по морде.

– Не, нормально. Нормально…

Щёки горели. Но, хватив воздуха – или нашатыря? – сознание стремительно прояснялось.

Будто на гигантских качелях – только что ты был где-то внизу, а теперь уже над верхушками деревьев…

– Слушай, – сказал Серёгин. – Если станешь гнать ту же пургу, я сдохну. И уже никакими по морде не поднять. Говори, как есть.

– Я стал копаться в дерьме, и на меня вышли.

– Контры?

– Контры – недавно. Нет, это… в общем, это другие. В общем, теперь я шпион, Серёгин.

– И сколько уже?

– Четыре года.

– И чей же ты шпион, сержант?

– Это типа подполья. Подробностей пока не могу.

– Зачем тогда вообще?

– Мне нужен напарник. Сразу: против наших ребят мы работать не будем.

– А если я откажусь?

– А почему, собственно?

– У меня контракт. Ещё почти год…

– В деньгах ты не потеряешь. В безопасности – выиграешь. А вопросы чести… Наниматели наши – не та публика, чтобы мы западали и медитировали на эту тему.

– Не уверен. Меня они пока не накалывали.

– Впрямую они никого не накалывают… а вернее, накалывают всех нас одинаково. Золота они не жалеют, это верно. Только оно для них не стоит ни черта. Оно синтетическое. Нас нанимают, как негров за стеклянные бусы.

– Дома оно продаётся. То есть обменивается на бумажки.

– Скоро может перестать обмениваться… Впрочем, это ерунда. Не нас первых парят, не нас последних. Так?

– Гриш, я сейчас ничего не соображаю. Давай попроще.

– Повторяю: мне нужен помощник. Слушай, Серёгин: я больше десяти лет оттрубил в Легионе. Из них семь лет – сержантом. Я выучил почти тысячу ребят – и тебя в том числе. Я многих потерял из виду… кто-то продолжает служить, кому-то стёрли память и вернули домой, кто-то убит – но по крайней мере об этих мне известно. Но я не знаю ни о ком, кто дослужился бы до гранда, получил гражданство и поселился на Эдеме. Ни о ком, понимаешь?

– А чем я-то могу помочь?

– Помочь – это потом. Я пока просто хочу сказать, что наши с тобой наниматели жульничают.

– И наш священный долг – их разоблачить?

– Нет. Долг есть у меня. Должок. Не священный, а просто из тех, которые не прощают. Да, мы нанимались за деньги – но в качестве солдат, а не мальчиков для битья… Я вас учил воевать и выживать. А вас подставляют под пули – чтобы чапы на вас отрабатывали свои приёмчики…

– На нанимателей мне вообще-то насрать, и что они там изобретают… – начал Серёгин и замолчал.

Может быть, в нормальном состоянии он стал бы возражать – и возразил бы. Но сейчас его состояние было далеко от нормы: дикая усталость, жара, напряжение боя, обезвоживание, стимуляторы… Сознание сработало как очень сложный калейдоскоп: осколки цветных стёкол и просто осколки, слова, чьи-то отрывочные мысли, стёршиеся картинки, жест, гримаса, всхлип Санчеса, скрип новенького ремня – всё это сложилось вместе, и теперь Серёгин знал, что Фогман не врёт. Но вместе с тем он знал, что эти же самые осколки, слова, мысли, картинки и гримасы можно сложить в другом порядке и получить совершенно другую правду. А потом перемешать ещё раз…

– Насрать, – повторил Серёгин. – Вот за ребят я и порвать могу… Но даже если они такие сволочи, во что я охотно верю, скажи мне, друг сержант, чего ты хочешь добиться – в самом конце? На выходе? Ведь по большому счёту все из нас получили то, чего хотели: много денег, много пальбы, море водки, куча девок… и друзья. Настоящие друзья. Джентльменский набор наёмника. Так, нет? А, Гриш?.. Бонус же в виде Эдема… Спроси кого хочешь: сильно на него рассчитывали? Ни хрена. А то, как нас используют… это ведь никогда специально не оговаривалось, правда?

– Ну, если ты так…

– Нет, постой. Я просто говорю, что не считаю себя обманутым. Вот и всё. Но ты предлагаешь мне сыграть в новую игру. Правда, не говоришь, в какую. Чтоб интереснее было играть, наверное… Ну, в общем, да. Наверное. Давай сыграем. В конце концов, выход ведь всегда есть… хотя бы через цинковый ящик. Так, сержант?

– Ну, это… Чем позже, тем лучше.

– Но если я вдруг пойму, что всё это – ребятам во вред…

– Не будет такого.

– Я порву, сержант. Понял?

– Ляг.

– Я лягу, лягу… Слушай, а может, просто высадишь меня в збмке? Далеко мы оттуда?

– В замке… Во-первых, мы далеко. Во-вторых, в замке уже одни только чапы. Ребят куда-то увели.

– Чёрт…

– Но колонна большая была. Так что, наверное, все остались живы. Ну, почти все.

– Ты видел, что ли?

– Сверху.

– Ясно… И куда мы теперь?

– В Хайю, на север. Там наша база.

– В Хайе?!

– Ну да. Где лучше прятаться? – под носом у лисы…

Теперь собачий лай не прекращался ни на минуту. Видимо, под проливным дождём пустолайки не держали след, не то беглеца очень легко прихватили бы на открытом месте. А так они просто обозначали место погони, и выходило, что погоня взяла его в подкову и куда-то ведёт. И вот сейчас, сидя под нависающим валуном, прикрытый справа непроходимой зарослью местного терновника, Денис пытался перевести дыхание, согреться – и собраться с мыслями. Если по карте, то ведут его, похоже, вот в это ущелье, из которого, вполне может оказаться, нет выхода. Ручей вот здесь помечен как водопад…

Прорваться через линию погони можно в любую минуту – даже несмотря на то, что глушитель автомата поизносился и выстрелы, в общем, слышны. И в ближнем бою эти ребятки для него не противники, а шальную пулю можно получить случайно, – наподобие того, как подхватывают триппер. Что же, из-за этого и к девкам не ходить?..

Другое дело, куда податься после прорыва? Он стянул на себя столько сил партизан, что надеяться пройти сквозь все линии окружения, сквозь все эти районы, насыщенные и перенасыщенные людьми Чихо, – нереально.

Правильно было бы вызвать катер и не морочить себе и людям головы. Но теперь катер уже не вызвать – та самая шальная пуля превратила одну рацию в две, но неработающие. Это называется: довыпендривался.

Есть некоторая надежда, что Большой, обеспокоенный пропажей ценного кадра – или хотя бы ценного прибора, – сам организует поисковую экспедицию на небольшой высоте, а он, Денис, как раз в это время смелыми действиями заставит врага обозначить огнём его, Дениса, местонахождение, после чего Большой применит «белый свет» – и «милый дедушка, ты забрал меня отседова…»