Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 33
На последнем привале он сжёг карту и все бумажки, которые нашлись в рюкзаке и карманах. Остался только медальон. Уничтожать медальон было не положено, да и не требовалось. Всё равно в Легионе он числился дезертиром.
На осклизлом мху ноги не удержались, покатились, подлетели, но боли от падения Денис не почувствовал, наоборот: теперь появилось оправдание перед собой, чтобы несколько секунд не делать ничего. Он катился вниз, это была какая-то очередная расщелина, валуны, кусты и вялые деревца, об одно его ударило, закрутило, перевернуло на живот. На животе он проехал ещё сколько-то камней и остановился.
Вставать не хотелось. Рюкзак забросило на левое плечо и голову, он был как дикий враг, оседлавший поверженного. Но сквозь толстый мокрый мох Денис нащупал кое-какую опору под собой… колени расползлись, дрожа, зато приподняться он всё-таки сумел.
И понял, что прибор над ухом не то что пищит – а просто-таки исходит гнусной трелью. Будто крыса, которой зажали хвост.
Броском правой руки он сумел ухватить клапан рюкзака, ещё больше сдёрнуть его вперёд, дотянуться до пряжки. Нажать… потянуть…
Вот она, макушка прибора.
Чуть-чуть на себя…
Денис выбрался из-под придавившей его тяжести и лёг рядом, тяжело дыша. Прибор продолжал верещать. Тогда он без какой-либо мысли дотянулся до клавиши, единственного органа управления прибором, и нажал её. Если сейчас верещание не прекратится, он начнёт стрелять…
Верещание прекратилось, но тишина длилась секунду, не больше. Раздался громкий вздох, потом скрежет камней, потом зашумели деревья. Налетел порыв ветра, сильного ветра.
Медленно стало темнеть…
Денис с трудом перевернулся на спину. Деревья с плоскими, как будто расплющенными о стекло кронами склонялись над ним, образуя купол. Мох куда-то спрятался – во всяком случае, ясно обозначилась дорога, мощёная каменными плитками цвета выгоревшего хаки. На обочине её Денис и лежал, с трудом воспринимая происходящее. В той стороне, куда он лежал ногами, дорога подёргивалась зелёной рябью и пропадала, а в другой стороне, куда Денис мог дотянуться взглядом, что-то ещё двигалось, изменялось – и внезапно стало понятно, что там отворились ворота в темноту.
Глава одиннадцатая
Из кабины вышел первый пилот, пригладил лысину, сказал что-то ненужное, кажется – «пролетели Бомбей». Адам как раз пытался вчитаться во второй из докладов только что вернувшихся агентов. Как он с удивлением узнал, только за последние полгода и только спецслужбами России, Европы и Израиля в Империю было заслано более трёхсот агентов. Кроме того, как выяснилось, ГРУ начало засылать агентов в Легион аж с семьдесят четвёртого года – то есть задолго до того, как самоё существование Легиона, Империи и вообще других обитаемых миров стало неопровержимым фактом, а не игрой больного воображения. И сейчас, читая доклад – в общем-то, малоинформативный, – Адам вспоминал, что слухи о каких-то возможностях наняться на ну оч-чень оплачиваемую военную службу куда-то непонятно куда действительно имели хождение в офицерской среде, но лично он, Адам, считал это байками; в девяностые годы ходило много всяческих слухов.
Оказывается, первые тайные вербовочные пункты Легиона были развёрнуты на Земле ещё в пятидесятые. И успешно работали под носом всяких там КГБ, ФБР, «штази», МИ-6, «сюртэ»… Поток завербованных был тогда невелик, от ста до пятисот человек в год, и сравнительно недавно достиг пяти тысяч. Но только после того, как вербовка наёмников – согласно договору с Империей – стала делом вполне легальным, её принялись широко использовать как окно для внедрения агентуры, и Адам был не одинок в подозрениях, что вся эта показушная вербовка – что в Легион, что на генетическое донорство – представляет собой теперь нечто вроде отвлекающего манёвра, а настоящая тайная деятельность осуществляется где-то в другом месте, которое пока никак не удаётся вычислить…
Итак, ГРУ… в семьдесят четвёртом организована тематическая группа, а начиная с семьдесят девятого началась заброска в Легион (а вернее, куда получится) офицеров… и по крайней мере два десятка случаев вроде бы увенчались успехом. Даже поддерживалась связь (интересно, каким способом?)… Но в девяносто третьем начальник отдела, который этим занимался, умер (совершенно естественной смертью: на майском пикничке полез купаться в озеро с родниками на дне и утонул на глазах двух десятков сослуживцев) – а преемник, похоже, оказался идиотом – и, посчитав покойника сумасшедшим или жуликом, все нити оборвал и отдел развалил. Когда через пятнадцать лет хватились – документы почти полностью были уничтожены… судьба заброшенных агентов до последних лет оставалась неизвестной…
Перемать-перемать-перемать, как говорит пират Абалмасов. Кстати, пора бы его из глухомани вытащить и приставить к делу…
Пилот помялся ещё в салоне и вернулся в кабину, и Адам с запозданием понял, что тому просто хотелось поглазеть или даже, чем чёрт не шутит, познакомиться с новым шефом, который – вот поди ж ты – забрал половину президентского авиаотряда. На самом деле произошло немножко иное, новый президент собрался сокращать свои службы, и Адам оказался в нужном месте в нужное время, но со стороны это выглядело именно так: наскочил и отобрал. Ну и ладно, подумал Адам, дутый авторитет – тоже авторитет.
Он встал и пошёл в кабину. Стюардесса, строгая дама в густом официальном макияже, попыталась забежать вперёд и открыть дверь, но он кашлянул, и дама замерла.
– Если можно, пива, – попросил он.
– Раки? – изогнулась дама. – Омары? Красную рыбку или анчоусы под дымком?
Адам задумался. Новое положение демонстрировало свои большие преимущества.
– А пиво какое? – решил уточнить он.
– Ну как! – изумилась стюардесса. – Которое вы любите. «Адмирал».
Адам сделал зарубочку. Он никому из обслуги ни слова не говорил о своих предпочтениях в пиве, так что, похоже, где-то в недрах аппарата существовало досье, где эти предпочтения прописаны.
– Немного анчоусов и орешки, – сказал он и постучал в дверь кабины.
Секунд через десять ему открыли.
– Господин старший имперский со… – начал было круглолицый и курносый (инженер, догадался Адам, взглянув на пустое кресло справа и сбоку), но Адам махнул на него рукой:
– Адам Станиславович, – сказал он. – В особых случаях – генерал-майор. А вы?
– Бортинженер Игнатович Сергей Геннадьевич… простите: командир корабля полковник Секунда Игорь Леонидович, второй пилот подполковник Колыванов Сергей Геннадьевич и я…
– Тоже Сергей Геннадьевич?
– Так точно. В смысле – так вышло.
– А как вы друг друга различаете? – спросил Адам.
Бедняга уставился на него в полном обалдении. Адам не подозревал даже, что простенькая шутка может вогнать человека в ступор.
– А его никто так не зовёт, – сказал командир, обернувшись. – Его зовут Магнето.
– Ну, Игорь!..
– Чего тебе «Игорь»? Должен же человек знать, с кем имеет дело. Кому, можно сказать, жизнь вверяет. Можешь и сам рассказать, как магнето на «червонце» искал…
– Да ладно тебе… Ну, накололи молодого, теперь всю жизнь вспоминать будем, – сказал второй пилот. – Вы ему не верьте, Адам Станиславович, командир у нас вообще-то главным образом по травле спец, ну ещё если поднести что-нибудь тяжёлое, а машину-то на самом-то деле мы с Серёгой-маленьким водим. Вон, хотите на Цейлон посмотреть?
– Хочу, – сказал Адам.
– Высота семьдесят кэмэ, скорость шесть тысяч, – объявил бортинженер, он же – Серёга-маленький.
Действительно, маленький, сообразил Адам запоздало, если есть в нём метр шестьдесят, то это много…
Цейлон с большой высоты выглядел цепочкой огней – сияла своими отелями прибрежная линия. Океан был чёрен, а на континенте огни проступали пятнами, как светлые подпалины на гигантской шкуре.