Приманка для дьявола - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 9
– Как вас зовут?
– Эрик, – говорит Эрик и не узнает своего голоса.
– А фамилия?
Эрик силится вспомнить, наконец вспоминает:
– Томса. Эрик Томса, улица Капитанская, дом семь, квартира девятнадцать. Студент университета, факультет естественных наук.
– Что с вами случилось?
– Я шел с вокзала… что-то случилось? Ничего не помню. Где я?
– В больнице. Вас сняли спасатели с волнолома. Вы много времени провели в воде. Вы помните это?
– Нет.
– У вас на голове был мотошлем. Вы ехали на мотоцикле?
– Я не помню, – говорит Эрик беспомощно. – Я шел с вокзала… и все.
– Понятно, – говорит человек и встает. – Хотите спать?
– Наверное, – говорит Эрик. – Хочу.
– Спите, – говорит человек, и Эрик засыпает.
Пошел дождь, перестал и опять пошел – мелкий, злобный, холодный. От него никак нельзя было укрыться, Эрик ерзал, ворочался, наконец проснулся. Капли били по дребезжащему подоконнику. Был уже, кажется, вечер. Сразу засосало под ложечкой – и от голода, и от чувства, что что-то осталось несделанным. Эрик осторожно встал. Ноги держали, хотя и ломило во всех суставах, да и мышцы гудели, как провода под ветром. В палате была еще одна койка – пустая, даже без матраца. Туалет был здесь же: туалет, умывальник и даже душ. Эрик стянул с себя пижаму и пустил самую горячую воду. Струи проникали до самой селезенки, вымывая из организма последние воспоминания об утреннем холоде. Он растирался шершавым полотенцем, когда дверь палаты открылась.
– Больной! – сказал чей-то полузнакомый голос. – Ты куда пропал?
– Иду! – откликнулся Эрик.
Он влез в пижамные штаны и, запахивая куртку, вышел из душа. На незастеленной кровати сидел худощавый, не слишком молодой – за сорок – человек с запоминающимся лицом: огромный выпуклый лоб, переходящий в лысину, живые глазки за очками, слегка приплюснутый нос, светлые усы и бородка – светлые, редкие и не слишком обязательные, а потому, наверное, и неухоженные. Была на нем светло-серая рубашка с короткими рукавами и застиранные до белизны джинсы.
– Полное выздоровление? – поинтересовался он, и Эрик вспомнил этот голос: когда он просыпался, голос задавал вопросы.
– Вы доктор? – спросил Эрик.
– Да, – сказал тот. – Про вас я уже все знаю. Меня зовут Леопольд Петцер, я доктор медицины, психоневролог. Мы сейчас находимся в больнице Общества спасения на водах – я у них изредка консультирую, сегодня, в частности. Пока вы тут спали, я попытался восстановить события вчерашнего вашего дня… Эрик! Слушайте, можно говорить вам «ты»? Так лучше… Значит, дела обстоят… м-м… есть одно обстоятельство, я скажу еще какое, которое заставило меня тобой заинтересоваться. Так вот: все, что я делал, я делал по собственной инициативе, и только. Что бы я ни узнал – дальше меня дело не пойдет. Без твоего, разумеется, согласия. Ни полиция, ни сам господь бог не узнают от меня ничего. Можешь мне не верить, можешь запираться – тогда я тебе не сумею помочь. А тебе нужна помощь, не так ли? Ладно, ты пока думай, а я буду говорить. Значит, по порядку: в седьмом часу вечера Эрик Томса вышел из дома, одетый несколько теплее, чем того требовала погода. За два часа до этого девушка Эрика Томсы вышла из его квартиры в весьма расстроенных чувствах. В восемь часов Эрик приходит к матери своего близкого друга и узнает от нее, что друг погиб, а через десять минут выбегает вон. Наконец, в двенадцать часов ночи его видят на вокзале, он чем-то расстроен, говорит, что провожал подружку, и уходит куда-то. Наконец, в семь часов утра его снимают с того, что называется волноломом, – на самом деле это конец одной из канализационных труб, но сейчас это неважно, – так вот, его снимают с этого волнолома в километре от берега, снимают в бессознательном состоянии, причем на голове у Эрика Томсы шлем, принадлежащий некоему Алексу Ференцу, без определенных занятий, который ночью подвергся – я говорю об Алексе – нападению банды неизвестных подростков и получил легкие телесные повреждения. Наконец, в найденной на берегу сумке обнаружены документы на имя Эрика Томсы и железнодорожный билет на поезд, отходивший в двадцать три сорок… денег вот, к сожалению, не оказалось… Далее: поскольку Эрик Томса был, так сказать, слегка заторможен, то черепно-мозговая травма у него не исключалась, и ему был сделан рентгеновский снимок черепа… и вот, Эрик, увидев этот снимок, я, мягко говоря, опупел…
Эрик чувствовал, что внутри у него все натягивается, натягивается – и вот сейчас лопнет, и тогда уже не будет ничего. Доктор же совершенно спокойно взял с кровати черный конверт и извлек из него пленку: два черных снимка, череп анфас и в профиль, и – Эрик не сразу понял, что это касается его, – в черепе ярко-белый паучок: округлое тельце, отдельно – головка на тонкой шейке, и два десятка стрельчатых ножек, коротеньких и длинных, очень длинных…
– Это… я? – выдавил из себя Эрик.
– Ты, парень, – сказал доктор.
– А – это?..
– Вот и я хотел бы знать… – сказал доктор. – Я так понимаю, что для тебя все это… м-м… слегка неожиданно, так?
– Мягко говоря… – Эрик вдруг почувствовал, что темнеет в глазах, и вцепился в спинку кровати. – О, черт… доктор…
– Воды дать?
– Ладно… сам… не девочка…
– Сиди. Сейчас.
Доктор принес воды, Эрик стал пить и услышал, как зубы стучат о край стакана. Гадость какая…
– Ложись-ка, – сказал доктор. – Ложись, ложись. И не вставай.
Так и будем говорить. Отдышался?
– Да, – сказал Эрик.
– Так где ты мог подцепить эту штуку?
– Без понятия.
– Тебе делали операцию на черепе?
– Да нет же! Вообще не делали никаких операций!
– М-м… Ладно, давай на ощупь. С какими-нибудь клиниками, лабораториями, чем там еще… дело имел?
– Да ничего такого… подождите. Я ведь подопытный в проекте «Цереброн». Но там мне ничего такого не делали, это точно!
– «Цереброн», говоришь. Слышали… Скользкая штучка этот проектик. Расскажи подробнее.
– Да нечего рассказывать! Нас собирают, человек двадцать, и две недели мы сидим по классам и подвергаемся всяческому тестированию…
– Подробнее: какому тестированию? Что больше всего запомнилось?