Путь побежденных - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 13

– Господа, – попытался перебить его Петцер, – уже полночь.

– …выгодно вдвойне, потому что приносит казне огромный доход – и освобождает ее от необходимости расходов на досуг… втройне, потому что не дает еще человеку размышлять о постороннем, человек из человека разумного превращается в звено производственного процесса, в машинку, каждый вечер заправляемую спиртом… Я ведь говорю даже не о смене строя, я говорю о конкретных носителях власти, потому что эти кресла, вознесенные высоко, удивительно шатки. Они же там готовы обглодать друг друга и держатся только потому, что вцепились и замерли, и не дай бог кому-то оступиться, его тут же спихнут вниз и растопчут, и новый кто-то будет в его кресле через секунду. Даже Канцлер – и тот под богом ходит, сколько глаз на его кресло нацелено… Появляется в мире что-то новое – значит, не нужно что-то старое, значит, того, кто этим старым жил, – на свалку, а кому охота? Давить новое, любое новое, не разбираясь, просто так, на всякий случай, – это уже становится рефлексом, это принцип любого иерархического общества, это первый закон чиновника; и только иногда, когда необходимость их за горло возьмет, им приходится скрепя сердце новое поддерживать и развивать – взять тот же технический прогресс… Ладно, Март, действительно, поздно уже, мы с вами как-нибудь еще побеседуем… В холле отеля сидел Тригас. Увидя Марта и Петцера, он встал и пошел им навстречу.

– Что случилось, Март? – спросил он. – Где ты был?

– Да вот, погуляли с доктором.

– Тьфу, черт, а мне показалось, что тебя увел полицмейстер, – сказал Тригас. – Я уже в управление звонил…

– Ладно, я с вами прощаюсь, – остановился Петцер. – Заглядывайте к нам.

– Спасибо, доктор, обязательно, – поклонился Тригас.

– Спокойной ночи, Леопольд, – сказал Март.

Из дверей ресторана вышли почтмейстер и секретарь мэрии, напряженной походкой прошли через холл и скрылись в коридоре.

– Давай зайдем в бар, – сказал Тригас.

– Не хочется, – стал отказываться Март.

– Ненадолго, – настаивал Тригас. – Надо поговорить, а там всего удобнее.

В баре было душно почти невыносимо и воняло, как из пепельницы. Берта, не говоря ни слова, поставила перед Тригасом его излюбленный дайкири, а перед Мартом – апельсиновый сок.

– Берта, – попросил ее Март, – сварите мне чашечку кофе.

– На ночь? – укоризненно спросила Берта.

– Ничего, – сказал Март. – Как вы выдерживаете такую духоту?

– Кто же вам сказал, что я выдерживаю?.. – проворчала Берта.

– Так что ты хотел мне сказать? – Март повернулся к Тригасу.

– Что у вас там вышло с полицмейстером? Только не говори мне, что вы, так сказать, случайно…

– Совершенно случайно. Я вышел подышать, потом он, мы о чем-то потрепались, чуть ли не о погоде, потом мне стало плохо, как утром, и он отвел меня к Петцеру. Вот и все. А что это тебя так заинтересовало?

– Он тебе фотографии никакие не показывал?

– Нет, а что?

– Видишь ли, у меня сегодня в номере был обыск. Тайно. И я боюсь, как бы мне не понапускали клопов. Я потому так вырядился, что в этой хламиде микрофон не спрячешь…

Март почувствовал, что внутри у него все леденеет.

– Знаешь, старик, – сказал он через силу, – я что-то не верю в способности местной полиции на подобные штучки.

– Местной-то и я не верю, – протянул Тригас.

– Кофе, пожалуйста, – подошла Берта.

Март отхлебнул слишком большой глоток и обжег язык.

– Знаешь что, – сказал он, – сегодня мы все равно ничего разумного не придумаем. Давай-ка завтра, на свежую голову.

Тригас внимательно посмотрел на него.

– Завтра так завтра, – согласился он. – Не… – Он не договорил и уткнулся в свой бокал.

В номере Март первым делом снял пиджак и галстук и проверил их самым тщательным образом. Слава богу, ничего не было. Осматривать комнату не было уже ни сил, ни смысла. Если и есть что-то, то лучше не трогать. Не подавать виду, что заметил. Но как хорошо, что в одежде ничего не оказалось… А если бы оказалось? Ведь провал…

Неужели они так беспечны? Я же сказал полицмейстеру про обыск и про телефон… Неужели…

Не может быть!

Боже мой, задохнулся он, это же все спектакль, это же провокация, а я так задешево купился… Сматываться! Сматываться немедленно, может, еще успею… А смысл какой? Тебя расшифровали и разложили – мечись теперь или не мечись, конец один, не скроешься… Стоп. Без паники. Вечер поэзии – это что, тоже спектакль? Нет, брат, это настоящее. Они же от тебя ничего не хотели, просто дали понять, что все о тебе знают и, в общем, доверяют… А в доме, наверное, есть детектор «клопов», не зря же полицмейстер молчал на улице; и Петцер появился не сразу, должно быть, возился там с аппаратурой.

Что же тогда из себя представляет Тригас?..

Март сам не знал, спал ли он в эту ночь. Утром раскалывалась голова, но благодаря этому не было никаких совершенно мыслей, и Март готов был благодарить бога за эту боль.

С трудом проглотив бутерброд и запив его крепким чаем, Март вышел на стоянку машин, сел в свой «виллис» и поехал просто так. Лицо овевал ветер, глаза и руки были заняты привычной работой, и, поездив часа два, он почувствовал, что успокаивается. Потом заправил машину, залив оба бака под пробку – на всякий случай. В отеле портье, новый, средних лет лысый мужчина, передал ему записку. Записка была от Тригаса. Тригас писал, что вынужден разговор отложить, поскольку срочно уезжает дня на три. «Помни о том, что я тебе говорил», – было написано в конце и жирно подчеркнуто. Март пожал плечами и сунул записку в карман. На лестнице ему встретился новый хозяин отеля. Глаза его были красные, как у кролика, лицо помято.

– Доброе утро! – сказал он. – Жаль, что вы вчера так рано ушли, до самого интересного. – И он рассказал, как вчера, то есть уже сегодня, когда старшее поколение разошлось-разъехалось, молодежь решила обновить помещение будущего клуба – ну и обновили, а племянница редактора – помните, в таком розовом комбинезоне? – так вот она заявила вдруг, что ее никто не обыграет в беск, а если кто обыграет, то она готова отдаться тут же, на бильярдном столе, потому что карточный не выдержит, и сели играть. – Март слушал, и его подташнивало от запаха перегара и от смысла рассказа, у бывшего портье просто слюни текли, пока он рассказывал, потом он потащил было Марта в бар – выпить за успех предприятия, но Март очень вежливо отказался под тем предлогом, что ждет важного звонка из столицы, и портье неохотно его отпустил. Все мерзость, думал Март, все и везде, где ни копни – наткнешься на мерзость, а встретишь что-нибудь настоящее, начинает казаться, что это спектакль или провокация, господи, до чего же смогли все загадить, но ведь экспатриация – это тоже не то; как это полицмейстер сказал: «Бегство – не выход»? А где же то, где то, для чего стоит переводить кислород на планете? Опять о смысле жизни, поморщился Март, сколько же можно… В номере ему вдруг захотелось спать, он лег не раздеваясь и проспал до обеда. Проснулся с тяжелой головой, как всегда после дневного сна, и еще полежал, листая накопившиеся журналы.