Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 10
– Дурь – придумали… ну, может и не совсем дурь… – Некрон встал и прошелся по кабинету. – Что вы все стоите?
– Насиделись, – буркнул Петька.
– Итак, план следующий: при выполнении обычного тренировочного полёта…
Как-то так получилось, что все разошлись, и в комнате для совещаний остались только Санька и Рра-Рашт, самый пожилой эрхшшаа в следственной группе.
– Нет надо грустно быть так, – сказал Рра-Рашт. – Слишком сильно имели надежд на успех без подкрепления для одно. Нужно многих. Очень-очень-очень многих.
– Конечно, – устало сказал Санька. Иногда котов трудно понимать… особенно после такого дня. Мозги сухие. Шуршат. Слышно, как шуршат.
– Очевидеть, первый путь пропущен сквозь. Несколько больших шансов достать результат для пустого второго, третьего, четвертого. Пятого. Будем мыслить. Будем много мыслить.
– Выпьем какао? – предложил Санька.
Какао оказался напитком, универсальным для эрхшшаа и людей. То есть – одинаково вкусным и одинаково снимающим усталость. Скажем, от кофе у эрхшшаа развивалась дикая сонливость, от чая – изжога; их же собственное повседневное питье «шипо» на людей действовало как прекрасное мочегонное. Так что какао (да ещё горячий шоколад) стало этаким связующим звеном.
– Какао, – задумчиво сказал Рра-Рашт. – Люблю много какао.
Санька позвонил, и принесли две большие кружки. Несколько минут они тянули густой ароматный напиток.
– Я очень почтение тебе к тому, где ты говорил для Барс марцал, – сказал вдруг Рра-Рашт. – Большой-настоящий. Очень правильно для.
Санька как-то не сразу понял, что к чему. Вроде бы ничего необычного… Ах, вот оно что!
Давным-давно, когда группа только начала работать, Барс на автопилоте начал всеми рулить – такая уж у него натура. И однажды Санька очень грубо осадил его, попросту приказав заткнуться.
Через несколько дней пришлось повторить приказ, поставив марцала по стойке смирно.
А потом началась потная повседневная работа, и Санька видел, как Барс по двадцать часов в сутки, таская на себе нелёгонький, в полцентнера, следоскоп (который к тому же вытягивает из тебя все моральные силы, потому что прибор этот в чем-то сродни визиблу), лазает по раскалённым душным недрам сбитого "невольничьего корабля", забираясь в развороченные взрывами коридоры и в какие-то тайные закутки, о существовании которых коты и не подозревали. Надо полагать, модернизацию корабля делали не на заводах, а на какой-то далекой базе силами самих корабельных инженеров…
Кроме того, и Маша бдительно и ревниво за Барсом следила, испытывая к нему что-то вроде родственных чувств. Этакая приёмная тёща…
И нет ничего странного в том, что сегодня Санька поблагодарил Барса и его помощников за проделанную работу, а потом пожал марцалу руку. Барс сделал всё, что мог, сделал больше, чем мог, буквально вылез из кожи, чтобы снять со стен корабля, с перегородок, с обломков – всю возможную информацию, которая там отпечаталась. Другое дело, что результат пока что нулевой… а с другой стороны, может быть – просто смотрим и не видим?
– Ты не любишь Барс марцал. Можешь зло – доступен. Не делаешь. Хорошо. Мы нет ошибки выбор ты. Теперь говорим опять: маленькие – безопасность, большие – идти назад. Смерть. Зачем. Так?
Санька уже привык к тому, что эрхшшаа способны бесконечно долбить одно и то же. Возможно, это был их способ думать.
– Первый раз, – продолжил Рра-Рашт. – Время назад. Сейчас знаем: много… – он быстро перебрал пальцы, вспоминая нужное числительное, – двенадцать шен-тейр эрхшшаа больше нет. Пять их корабли остаться есть. Большой корабли. Целые.
Санька, привыкший к манере котов изъясняться, перевёл про себя: за последние полгода на двенадцати кораблях, сопровождаемых шен-тейр – бригадами инженеров-эрхшшаа, – что-то произошло. Из двенадцати кораблей семь, надо понимать, погибли, а пять кораблей вернулись – но без котов на борту…
– Знаю где, – продолжал Рра-Рашт. – Ищем ответ?
– На имперских кораблях?
– Знаем где, – подтвердил кот. – Можно быть тихо. Мало люди. Ты и один. И другой Барс марцал. Надо. Ищем будем.
Санька сглотнул.
– Когда улетаем?
– Хорошо, – принял его согласие кот. – Сегодня нет. Завтра. Лететь средний.
"Средний" – значит, около месяца, перевёл про себя Санька, но на всякий случай уточнил:
– Лететь – месяц?
– Легко может быть, – согласился Рра-Рашт. – Месяц, да, примерно. И, – он поднял палец, – никому не знать не объяснять. Секрет.)
Глава третья. САМОЕ СТРАШНОЕ
То, что гордо именовалось Свалкой, вряд ли когда-либо ею было. Олег приходил сюда не в первый раз, разумеется, и даже не в сотый, но так и не мог смириться с этой картиной давнего опустошения. Что могло рвануть с такой немыслимой силой? Здание, которое сейчас напоминало заросший лозой и мхом полукруглый кратер, построено (или выращено?) было из такого крепкого монолита, что Олег так и не сумел отколоть от стены ни кусочка. Розовато-восковой камень с тёмными прожилками, который больше нигде не встречается…
Интересно, что обломки точно такого же цвета и с такими же прожилками, в изобилии разбросанные повсюду в ближайшей, ближней и не очень ближней округе, – крошатся, как мел. Именно в качестве мела их и используют в школе.
Возле развалин можно не искать: пусто. Взрывом из домов всё вымело далеко-далеко. Можно сказать, к чёртовой бабушке. Кой-какие вещи находили и в сорока километрах отсюда. Но основная масса упала в секторе, который начинается в километре от здания и заканчивается в шести-семи.
Для того, чтобы не бить зря ноги, нужно обладать э-э… не вполне рациональным чутьём. То есть искать там, где, по идее, найти ничего нельзя.
Многие, кто отваживается ходить на Свалку, ходят с лопатами. Олег считал это слабачеством. То есть лопатку, конечно, нужно иметь – на случай, если хреновина сидит в земле или под корнями и голыми руками не изымается. Но копать всё подряд… ну уж нет. Извращение это.
В тени разрушенного здания они сделали получасовой привал, перекусили ломтиками кривых баклажан и вялеными мясными корешками. Было уже хорошо за обед, и начинался тот пропитанный зноем час, когда над травами поднимается и держится марево запахов – такое плотное, что его приходится раздвигать руками. Случалось, что люди теряли сознание в этом мареве или же уходили куда-то, не помня себя. Олег был к травяным запахам стоек и знал, что ребятишки продержатся тоже. Сегодня, может быть, зной будет не так неистов – всё-таки солнца нет, небо затянуто белёсой светящейся пеленой с сизыми перьями по краям… зато нет ветра – и влажность.
Летом – где-нибудь в Яйле – да ещё после грозы…
Олег отогнал лишние мысли.
– Подъём, – скомандовал он, взвалил на плечи старый выцветший рюкзак и зашагал, не оглядываясь.
До самого вечера попадалась сущая безделица, за которой и наклоняться-то лениво, и Артём в какой-то момент вообще перестал смотреть под ноги, а наоборот – начал глазеть по сторонам и вверх. Лес тут был странный: старые деревья, когда рвануло, большей частью легли на землю и превратились в труху, только корянные трубы остались, поросшие мхом; а меньшей частью – те, которые устояли, – тоже погибли, но при этом окаменели. Тонкие ветки их посбивало зимними ураганами под ноги, и приходилось блюсти осторожность: кожаную трёхслойную подметку они прокалывали легче шила. Деревья, выросшие после тех событий, стояли длинные, тощие, почему-то всегда наклонённые немного или изогнутые, причём в разные стороны, как попало, а не то чтобы по ветру, или к солнцу, или как-то ещё …
И вот так, разглядывая совсем не то, что следовало, Артём увидел, что у нескольких старых каменных деревьев косо срезаны вершины. Будто летело что-то большое и упало… упало вон там.