Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 17
В последнее Рождество он слетал домой – трёхдневный отпуск – и там встретился с давней приятельницей, работающей на ФБР. Попытался рассказать. И понял, что рассказывать нечего. И уж тем более ей не с чем выходить к начальству…
А теперь начмед запустил процедуру прерывания контрактных обязательств. И шансов у него девяносто из ста. Публичные оскорбления, чуть ли не драка. Винбо тоже не знает, что на него в тот момент накатило…
Римма долго молчала. Исса стоял рядом с нею, бледный и сосредоточенный. Некрон примерно знал, что он делает: приглушает звучание их мыслей, напускает туман, шорох, невнятность… от целенаправленного подслушивания это не спасёт, но если кто-то слушает весь эфир, то на такой разговор скорее всего внимания не обратит.
– Бедняга измучен до предела, – сказала она наконец. – До истощения. А главное – есть что-то, чего он то ли не может, то ли очень боится вспомнить. Если бы его утащить наверх, там как следует расслабить… понадобится не один месяц, чтобы такие завалы разобрать. Если отдать его Маше… Она, конечно, справится быстрее – но он потом может сойти с ума, покончить с собой… Да и не он здесь главный хранитель тайн. Думаю, ему тоже предлагали этот маленький Диснейленд, а он или отказался, или не смог удержать в руках. Тут поблизости есть по крайней мере семнадцать человек, мозги которых я просто не могу ощутить. Причём одни держат щит – как бы напоказ, – а остальные… у остальных что-то вроде париков. Понимаешь, о чём я? Щит, а поверх щита – имитация эмоций. Я с таким ещё никогда не встречалась…
– А как поняла?
– Ну вот ты – отличишь волосы от парика? Хотя бы на ощупь?
– То есть ты их щупала?
– Нет, мне достаточно посмотреть. Я понимаю, ты хочешь спросить, не засекли ли нас. Скорее всего, нет. Хотя – прощупывали. Но я не знаю, кто. Здесь местами… я не смогу тебе объяснить, ты же не наш… Понимаешь, это как будто вокруг много окон – и время от времени там кто-то мелькает.
– Картина Репина "Приплыли"… – протянул Некрон. – Ну, что ж… в силу вступает план "Д".
План «Д» предусматривал немедленную эвакуацию гардемарин любыми доступными способами. Включая прорыв с боем. На этот случай в двадцати минутах полёта, над антарктической базой «Прогресс», посменно барражировали три новых «Портоса-К» – корпус и двигатели прежние, а управление уже компьютерное. В командном пункте «Прогресса» сидел Геловани и слушал Римму – с ним она могла запросто переговариваться на очень больших расстояниях…
– Не уверена, – сказала Римма. – Угрозы я не чувствую. Просто не чувствую. Ну, никакой. В конце концов, мы же заранее знали, что здесь что-то неправильно, не так, как должно быть. Сейчас мы в этом убедились, и только. С чем пришли…
– Много болтаем, – сказал Некрон. Он по привычке соблюдал осторожность, хотя и понимал, что здесь и сейчас это почти бессмысленно. Но всё-таки «почти», а не "абсолютно"…
Римма махнула рукой:
– Болтать – не страшно. Все вокруг так шумят… Но всё равно надо бы держаться поближе к мальчикам.
– Они спят, – сказал Исса. По распределению ролей он постоянно слушал гардов. – Оба. И Петька плохо спит, неправильно… хочет проснуться и не может.
– Пошли, – сказал Некрон. – Быстро.
Он уже взлетал сегодня. И не один раз. Только почему-то нельзя сосчитать, сколько.
Лётное поле залито водой. Она прозрачная и медленная, почти маслянистая. Время от времени справа встают долгие буруны, будто под водой играют змеи. Слева лес, по пояс в этой воде. В лес нельзя.
Стартовый стол выступает на ладонь. Если волна накатывается на него, то отрывается от массы воды не сразу, а – растягивается по вертикали тонкой плёнкой. По краю плёнки неровная бахрома. Потом всё рвётся и распадается в мелкую пыль.
Пушер подхватывает кораблик и мощно бросает вперёд. Тело тяжёлое и безвольное. Колышется, как мешок с желе. Рук нет, вместо рук какие-то раздутые перчатки.
На столе будто проваливаешься. Глаза видят, что летишь вверх, а всё равно кажется, что – вниз, вниз… чуть зажмуриться – и вот оно, падение, колодец бездонен.
Звёзды чёрные. Небо белое. Потому что день. Ночью наоборот.
Двигатель включается сам. Нос выше… и туда, в белое небо. Лежишь на спине.
Сзади кто-то есть, но не повернуть головы.
Выше.
Пятьдесят. Сто. Двести. Четыреста. Километров, чего же ещё? Словно рвёшь слой за слоем прозрачную плёнку и видишь, как по ней от ударов разбегаются радужные круги. На миг всё замирает, а потом ты оказываешься по ту сторону.
Девятьсот. Полторы тысячи.
Вот она, Луна.
Цвета оплавленного кирпича. Дырки, дырки, трещины…
Огибаем. На обратной стороне Луны – лёд. Глыбы, горы льда. Так вот почему вчера не мог найти Антарктиду…
На огибании разгон, потом ещё подработать мотором, пока гравиполе Земли не стало рыхлым. И теперь впереди Венера – следующая цель.
Рядом кто-то ходит. Пока долгий перелёт, можно встать, размяться, попить чайку.
Пустой и длинный коридор, как в купейном вагоне. Все спят, наверное. На окнах чёрные занавеси, чуть колышутся. Чай должен быть в бойлере.
Петька взял кружку, пошёл на тепло. Коридор начал изгибаться. Он оглянулся, чтобы запомнить, из какой двери вышел. На ней была табличка: «ул. Марко Поло, 44, Париж». Не забыть бы…
У окна впереди стоял высокий человек и, отодвинув занавеску, что-то внимательно рассматривал за окном, припав глазами к окулярам большого микроскопа. Спина человека была странно знакомая. Петька подошёл вплотную. Человек не шелохнулся. Петька тронул его рукой за плечо. Под рукой зашуршало. Человек как-то странно осел, Петька заглянул за его плечо – вместо лица у человека был голый череп, надетый глазницами на трубы окуляров. Шуршание нарастало, в костюме что-то сыпалось, стучало…
Петька пошёл дальше, правда, стараясь не совсем отворачиваться от этого странного мертвеца.
Ага, вот открытая дверь и за ней бойлер. Пылающая топка, очень жаркая, над ней – водомерное стекло, в котором что-то мечется, прыгает… Петька открыл кран, оттуда зафыркало, потом полился кипяток. В кружку, вроде бы небольшую, вошло почти ведро кипятка. Балансируя ею, Петька огляделся по сторонам. Напротив двери громоздилась сколоченная из тёмных досок стойка, отполированная множеством прикосновений. На крышке её стояли тарелки, полные крошечных бутербродиков – с заветренным сыром, высохшей колбасой и рыбой, с какой-то чёрной массой… Петька взял один, понюхал. Бутербродик ничем не пах. Откусил – как будто кусочек очень рыхлого мела.
Нет, здесь ловить нечего…
Петька осторожно вышел в коридор. Мертвеца уже не было. Валялись какие-то совершенно истрёпанные пыльные тряпки, из окна торчали трубы окуляров. Хотелось заглянуть в них, но Петька не решился. Микроскоп мог быть чем-то вроде визибла – вон как прокрутило мужика…
Наверное, уже пора обратно.
Обратный путь до двери с надписью «ул. Марко Поло, 44, Париж» оказался много дальше, чем от неё. Такое случалось и раньше, так что Петька не удивился. Но за дверью не было его пилотского кресла, а начиналась очень узкая улочка, обступленная разноцветными, хотя и одинаково тёмными домиками с высокими стрельчатыми окнами и маленькими балкончиками на уровне второго-третьего этажей. На высоком крыльце сидел высокий худой старик и курил трубку.
– О, чёрт… – пробормотал Петька. – Же не саис пас се куе же доис фаире, а враи дире…
– Вон там, чуть подальше, – старик ткнул чубуком трубки. – Красный дом с вывеской «Венера». Там найдёшь. Не удивляйся…
Дом с вывеской «Венера» и двумя красными фонарями над дверью оказался действительно близко. Петька толкнул дверь и вошёл. В крошечной прихожей стояли пианино и кадка с серой от паутины пальмой. Между пианино и кадкой начиналась узкая крутая лестница, ведущая на второй этаж. Балансируя тяжёлой горячей кружкой, Петька стал подниматься…