Все хорошо - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 20

– В сотне мест одновременно. Он прошел через вариатор… Вы знаете, что это такое?

– Да.

Аля повернулась и стала смотреть на океан.

Она никогда прежде не видела океана…

– Когда я все это узнал, я пытался почувствовать себя в шкуре Машины, – сказал за спиной Сикорски. – Не думаю, что можно вынести это сколько-нибудь долго. Я бы застрелился сразу.

– Ей пришлось очень долго выращивать руки, – сказал Максим. – И потом – может быть, для нее полвека – это сразу?

СТАС

Я летел в маленьком пестром флаере-жучке на север. Человек на экране – Бромберг, который не совсем Бромберг, а так… представитель… – говорил что-то, иногда убедительно, иногда просто умоляюще…

Кажется, я иногда даже отвечал ему.

Территория, занятая комплексом Машины, резко выделялась в ландшафте. Увядающе-осенние цвета вдруг сменились черно-зелеными: по каким-то давним причинам здесь все засеяно было марсианской травой-камнежоркой. Три ряда кольев с проволокой, разумеется, были чисто символической преградой… зато преградой реальной можно было считать вон те тарелочки гипноизлучателей. Человек, попавший на территорию, просто не сможет пройти за них, туда, в квадрат пятьсот на пятьсот примерно, где не видно с земли серо-песчаное, очень низкое, едва ли выше моего роста, П-образное строение.

Я сбросил скорость и пролетел над ним, потом развернулся и пролетел еще раз.

Казалось, я физически ощущаю, как подо мной – там, в глубине – лопаются тугие пузырьки.

Теперь можно было лететь куда угодно…

Человек с экрана молча смотрел на меня.

АЛЯ

Переход, и еще переход. Незнакомый город. Листопад. Теплый ветер. На площади они нашли глайдер.

– Спасибо, Максим. Дальше я сама…

– Прощайте. – Он повернулся, будто теряя интерес и к ней, и ко всему остальному.

– Не обижайтесь.

– Какие обиды…

Какие обиды могут быть, когда нам грозит… что? Гибель? Нет. Просто – всеобщее и полное унижение. Осознание своего ничтожества. Своей зависимости и мизерности. Но и – освобождение…

Она по широкой дуге развернула послушный глайдер и повела его вручную, без видимой цели – в поисках чего-то необычного.

СТАС

Я думал, что увижу хоть немногое. Что-то должно было измениться… исчезнуть, раствориться, перетечь из формы в форму… не знаю. Как-то отреагировать. Но ничто не менялось.

– Вот вы и добились своего, – сказал человек на экране, глядя куда-то в сторону.

– Что-то происходит?

– Нет. Теперь никогда ничего не произойдет. Машина мертва.

– Неужели только она толкала нас куда-то?

– Уже много лет… Не хочу вас больше видеть. Уходите.

– Куда я могу уйти? Я сижу в кабине. Вам проще – отключитесь.

– Не могу.

Я не успел обдумать его странную реплику: флаер мой качнуло и повело в сторону. Как-то очень быстро бросились в лицо верхушки деревьев, раздался мощный треск… На миг возникло чувство настоящего полета, возникло и пропало.

Не думаю, чтобы я по-настоящему терял сознание. Нет, я просто лежал на спине и смотрел в небо, и почему-то меньше всего мне хотелось отвлекаться от этого занятия.

Вишневый с белым глайдер описал два глубоких виража надо мной, потом из поля зрения исчез. Потом появилась Аля.

АЛЯ

Он лежал в высокой траве, неподвижный, но живой. Непонятно, как человек может выжить при таком ударе… Обломки флаера валялись вокруг, двигатель горел в кустах, выбрасывая синие снопы искр. В любой момент могло рвануть. Я тащила его в глайдер, тяжелого, за все цепляющегося. Надо было, наверное, взвалить его на спину, но я боялась что-нибудь повредить дополнительно и поэтому волокла его просто так, ухватив под мышки. Я уже взлетела, когда двигатель взорвался – правда, несильно. Вряд ли нас убило бы этим взрывом.

– Аля… – сказал он и закашлялся судорожно. – Ничего себе…

– Молчите, – сказала я.

– Машина мертва…

– Я знаю.

– Как вы меня нашли?

– Я вас ненавижу. – Я не могла на него смотреть, но все равно смотрела. – Вы это понимаете?

– Еще как.

– Если бы я могла, я бы вас убила. Что вы с нами сделали…

– Не я. Не только я… Что-то уже… проявилось?

– Не знаю. Рано, наверное. Но уж наверняка проявится.

– Все равно это пришлось бы делать… потому что иначе – разве бы тогда мы были людьми? – Он отвернулся и вдруг напрягся всем телом: – Где это мы?

Я посмотрела вниз. Под нами была пустыня. Солнце садилось.

– Началось…

Не знаю, кто это сказал: я или он.

– Проклятая тва-арь! – вдруг закричал он страшно. – Аля, держите вручную!.. – и начал крушить автопилот. – Ты и сюда добралась, гадина, ты и здесь… – Он откинул фонарь – яростным потоком воздуха меня ударило, перебило дыхание, ослепило. Он выбрасывал блоки за борт. Уже ничего не слыша и почти не видя, я держала, держала, держала глайдер… все было, как недавно, как вечность назад…

– Это агония, – вдруг услышала я. – Она так умирает – медленно.

Ветер уже не ревел и не хлестал по глазам. Скорость наша упала, стал слышен мотор. Фонарь сорвало совсем.

Внизу расстилались джунгли.

– Дорога, – сказал он и показал направление. – Садитесь на дорогу.

Просто сказать… Я села с третьего захода.

Когда-то это была движущаяся дорога. Сейчас она усохла, местами потрескалась. Примерно в полукилометре впереди поперек нее лежало огромное дерево.

– Это опять Пандора, – сказал он как о чем-то обычном. Подумаешь, залетели на глайдере на другую планету…

– Что происходит, Стас? Я думала…

– Не знаю. Но, может быть, мы еще узнаем все.

Дорога дрогнула под ногами, напряглась… расслабилась. Рванулась – мы упали – и вновь расслабилась уже совсем.

– Я боюсь… – Мне действительно стало очень страшно. – Может быть, улетим?..

– Да, пожалуй… – Он оглядывался и прислушивался к чему-то. Лес был безмолвен. – Да, лучше улетим.

Через два часа полета показался берег океана.

СТАС

Было поразительно, как она держалась. Бледная, закусив губу, – смотрела вперед.

– Кабина – это условность, – вдруг сказала она. – Я вспомнила. Ламондуа говорил об этом.

– Может быть, и так, – согласился я.

– Скорее всего, кабины были замаскированными медиатронами, – продолжала она. – Машина выявляла людей, с ее точки зрения асоциальных, и отправляла куда-то… в эфир, в бесконечность…

– Нуль-фобия развилась не на пустом месте, – согласился я. – Беспочвенных фобий не бывает.

– Это все спекуляции, – вздохнула она. – Никогда мы ничего не выясним. Как я устала… Ты хоть понимаешь, что я теперь не могу от тебя отойти ни на шаг? Понимаешь, да? Я тебя ненавижу, ты приковал меня к себе цепью… я не хочу, чтобы ты умирал. Не хочу, понимаешь?

– Это будет не настоящая смерть. Смерть призрака. Ментальной модели.

– Успокоил…

– Может быть, отдохнем вон там? – я показал вперед.

– Что это?

– Похоже на туристский лагерь.

– Как он мне не нравится…

И мы пролетели мимо. А минут через пять показался поселок.

АЛЯ

По-моему, все силы мои уходили только на то, чтобы не кричать непрерывно. Я мазала мимо посадочной полосы, мазала, мазала, мазала… Не помню, как мы сели.

От домиков бежали люди.

СТАС

Это был поселочек глубоководников. Их здесь было четверо, две супружеские пары: Гарольд и Вика, Тихомир и Сью. Обычно население поселка достигало двух десятков, но сейчас настало время отпусков.

Мы сидели, очень тихие, а нас посильно и весьма тактично веселили и подбадривали. Гарольд играл на банджо, Вика пела негромким приятным голосом. Тихомир и Сью сидели обнявшись. И в какой-то момент я почувствовал, что расслабился уже чересчур, рванулся обратно, но уже не успел…