Все способные держать оружие… - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 13
– Так точно, господин капитан. Ранен. Курсант Аздашев убит. В клочья. Фугасный огнемет. Брешь они заткнули. Не пройти. Без пушек – не пройти. Говорят по-русски, слышал сам…
Он вдруг как-то очень быстро упал. Никто не успел его поддержать.
Уже бежал врач, за ним двое санитаров со сложенными носилками.
– Отставить, – сказал Горелов нам и снова встал, заложив руки за спину. – Продолжаю инструктаж. После преодоления полосы проволочных заграждений…
Пахло обугленным мясом.
31.08. 11 час. 30 мин. Там же
– Все равно не могу поверить, – бормотал Поротов, глядя на меня своими узкими, странно блестящими, неподвижными глазами. – Не могу, Зден. А ты можешь? Ты, наверное, тоже не можешь. Кто-то сейчас придет и разбудит…
Мы лежали в высокой траве у края вспаханной полосы. Пятьдесят метров, а дальше колья с колючкой, а дальше – бетонная стена с колючкой же по гребню, а дальше… дальше – Бог знает что. В руках у нас были пэзээры – несерьезно-легкие пукалки, похожие на гарпунные ружья для подводной охоты, разве что чуть потолще. Справа и слева лежали такие же, как мы, ребята с такими же пэзээрами – и ждали зеленой ракеты.
– Вот видит Бог, Зден, нас дурачат… сейчас придет тот полковник и скажет…
– Помолчи, а?
– Да, сейчас… сейчас я заткнусь. Ты не волнуйся так, Зден, ведь ничего страшного… если разобраться, то…
П-ффф! Ракета проплыла над нами медленно, чуть виляя роскошным зеленым кометным хвостом, и вспыхнула яркой четырехлучевой звездой. Где-то вдали раздалось несколько выстрелов.
– Давай, – сказал я.
И сам – поднял пэзээр, целясь примерно в гребень стены, и нажал на спуск.
Пэзээр бьет негромко. Вряд ли громче ракетницы. Собственно, это и есть ракетница, только со всяческим навесным оборудованием. Желтая искорка выскочила из ствола и прыгнула вперед по плавной дуге, волоча за собой тонкий серебристый шнур. Десятки таких шнуров взлетели над проволокой, опустились на нее – и вспыхнули разом белым, чуть с иззеленью, пламенем. Термит. Две… три секунды… все.
Проволочных заграждений больше не было. Стояли колья, местами с них свисали еще горящие лохмотья… Проволока обрезана начисто – как множеством ножей.
– Зажми уши, – сказал я. И сам, всовывая ладони под каску…
Едва успел.
Контрминные дорожки раскатали пять минут назад. Этакие широкие веревочные лестницы с черными, будто эбонитовыми, перекладинами. Они лежали поперек всей грязевой полосы, почти доходя до разрушенных уже проволочных заграждений.
Кто-то все-таки догадался подрывать их не сразу, а поочередно. Боюсь, если бы они рванули одновременно…
Нас и так приподняло над землей и куда-то втиснуло – грубо и плотно. Долго не было ничего, кроме тьмы во всем теле – и мгновенно-синих звезд перед глазами.
Потом вдруг стало переворачивать и корежить, как корежит начавшую отходить затекшую ногу или руку…
Вставай! Вставай!
Встаю.
Медленно… так.
Черно. Вспышки над стеной. Заунывный вой где-то позади.
Смычком по медному котлу.
И тут же – длинная очередь за спиной. Воздух в клочья. Брызги от стены.
«Березин» – страшная машина, не даром с той войны почти без изменений. Разве что – с небес на землю…
Вперед. Вижу круглую спину Косички. Перекатывается, залегает, ползет, вскакивает… Вперед же. Ну. Вперед.
Косичка рядом. Лежу в грязи. Над головой визг невидимых пил.
Пулемет перекрывает другие голоса. Встать. Бегом. На карачках – но бегом. Дыры в стене.
Колючки впиваются в пузо. Не страшно. Полпути пройдено, пройдено, да?
Удар по каске. Я на земле. Вскакиваю на четвереньки. Наверное, отключился, потому что Косичка опять впереди, и не только он, еще чья-то задница…
Совершенно беззвучно человека приподнимает над землей – в облачке серенького дыма – и разрывает на части. Это происходит очень просто и деловито. Перед моим лицом голый торс и рука – загребает, загребает… И я – совершенно спокойно – вскакиваю, обегаю вокруг останков и вновь ложусь. Стена – вот она, совсем рядом.
Пулеметная очередь проходит по гребню. Летят куски бетона и рушатся кронштейны с проволокой. Кто-то в черном на миг возникает над стеной, выгибается и пропадает.
Стреляют из дыр? Похоже, да.
Перехватываю автомат и выпускаю несколько коротких очередей по этим самым дырам.
Оранжевые вспышки отмечают мои, в данном случае, промахи. Впрочем, что-то улетело и в дыры. В белый свет.
Вся стена в оранжевых вспышках, оставляющих после себя пятна копоти.
Над головой визг, перекрывающий все. И не грохот – резкие звонкие удары, от которых в глазах что-то вспыхивает и рассыпается. Вспыхивает и рассыпается.
Вспыхивает и… Косичка бежит куда-то, каска улетает вперед, он пытается ее поймать. Вид у Косички совершенно неправильный, но я ничего не могу понять.
Синий дым вокруг. Опять визг.
Это минометы. Или наши взяли неправильный прицел, или…
Вжимаюсь.
Подбрасывает…
Нет, живой. Вперед. Только вперед. Ребята, теперь только вперед.
И – падаю под стеной.
Визг.
Вот он, Косичка, – в двух шагах. Тоже добежал. Каска в вытянутых руках. Полная мозгов.
Взрывы. Белые звезды, в которые трудно поверить, и – черная стена. Потом она медленно разваливается и опадает – вниз и немного вправо. Остается низко плавающий дым.
Приподнимаюсь. Смотрю.
Лежат. Лежат мои егеря, лежат… Кто-то слепо ползет, тычется и замирает.
Десять… двадцать… все.
Все убиты.
Без паники.
Так не бывает.
Визг. Падаю.
Голову в землю.
Удар. Ухо лопается. Не помня себя, оборачиваюсь.
Прямо перед лицом из серого бетона торчит неровный осколок величиной в пол-ладони. Кажется, он весь дрожит. Смотрю на него, не отрываясь…
Сейчас должен быть визг и удары, крошащие сознание, визг и удары, все напрягается внутри… сейчас… нет. Нет.
Тишина. Негромко долбит пулемет. Что-то дымно горит в траве.
Не знаю, сколько прошло времени. Много. Я встаю – как на счет «девять».
Бокс.
Стена серая, каркасная. То есть столбы и перекладины – толстые, монолитные, а между ними сравнительно тонкие плиты, да еще с этаким рельефным рисунком: ромбы.
И там, где бетон совсем никакой, осколки и березинские пули его пробивают.
Нахожу небольшую дырочку невысоко над землей и приникаю к ней.
Очень долго не могу понять, что вижу. Потом доходит. Это локоть. Человек стоит и курит. Стоит, привалившись спиной к стене (не к стене, поправляю себя, к столбу), – и курит, держа сигарку между большим и указательным пальцами. Из-под локтя видны рукоять и приклад автомата, потертый и выщербленный деревянный приклад с множеством зарубок… Автомат я не сразу, но узнаю: девятимиллиметровый «Штайр» образца пятьдесят второго года. Состоял на вооружении десантных частей Рейха.
Дальше еще одна стенка, невысокая, и мешки с песком. Ну, это понятно…
Надо же что-то делать… что?
Ах, да. Совсем забыл, извините…
Сажусь на землю, снимаю вещмешок. Там два килограмма «МЦ». Гремучий пластилин.
Вынимаю грязно-синие брикетики, разворачиваю и прилепляю к бетону. Двадцать брикетиков.
Получается перевернутая буква П с короткими ножками и длинной перекладиной.
«Березин» выпускает очередь куда-то левее меня. Там стрельба и крики. Я уже могу слышать крики.
Теперь детонаторы. Очень похожи на елочную гирлянду: синий провод и маленькие остренькие лампочки, правда, с черными непрозрачными цоколями. Равнодушно втыкаю лампочки в брикеты «МЦ».
Что-то происходит вокруг.
Визг.
Успеваю упасть.
Год 1991. Игорь 08.06. 02 час. 55 мин.
Дмитровское шоссе, 400 метров до переезда через линию Санкт-Петербургской железной дороги
– Не придет, – сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и мы были уже на ты. – Все. Не придет.