За право летать - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 23

Она проехала обратно мимо заправки (мальчишка зафиксировал в памяти моторку на багажнике и цвет волос шоферши, но ошибся с маркой машины, приняв банального «зайца» за «шкоду-сафари») и ещё минут через двадцать разминулась с тяжелым черным «атлантом», похожим на космический истребитель. От «атланта» отчетливо – как нашатырным спиртом – шибало опасностью, и Маше пришлось очень долго делать пустое лицо, чтобы её не почувствовали те, кто теперь охотился за нею уже явно…

Глава пятая

Как летит время…

21 августа 2014 года

Вита когда-то придумала для себя эту задачу и уже много лет не могла её решить. Она вылетела поздним утром – а на место прибыла ранним, ещё почти ночью. На шесть часов раньше. Если лететь дальше с той же скоростью, то следующая посадка произойдет ещё до полуночи. То есть – вчера. А если совершить десять, или двадцать, или тридцать таких вот полетов? Как глубоко в прошлое можно будет забраться?..

Она, конечно, понимала, что на самом деле никуда и никаких возвращений не бывает. Просто потому, что ни у кого ничего не получалось. Но почему-то никак не хотелось в это верить. А думать следовало о чем-то нейтральном, отвлеченном… Иначе вновь захлестывало бешенство.

Воздух в Пулково-2 был влажен и свеж.

Их встречал служебный глайдер Комиссии. Подлетел прямо к трапу, и Вита с Кимом покинули аэропорт моментально, минуя узкие сканирующие проходы зала прибытия. Вообще-то никаких привилегий членам Комиссии положено не было, все шло на личных контактах начальства, скорее всего Мартына, а потому пользоваться этими нечаянными удобствами было приятно вдвойне.

У ворот порта, с той стороны, стояли две «скорые помощи» без бортовых номеров. Похоже, что у «кузенов» таких замечательных личных контактов, как у Мартына, не было…

Вита в сердцах изобразила непристойный жест. Сквозь затемненный пластик её, конечно, никто не видел, но другого способа выразить свои чувства она не нашла.

Над городом совсем недавно пролили обязательный ночной дождь; мостовая самодовольно лоснилась.

Мартын мог и ночевать в кабинете, но работа как таковая начиналась строго в девять. Поехать домой?.. Вита, как ни странно, ещё ничего про себя не решила. Вот: летела, летела, а куда в результате? Впрочем, так с ней всегда и случалось: все решения принимаются в последний момент, и резоны непонятны…

Дома сыро. Разбросаны вещи. Есть нечего. А если и есть, чего съесть, – то это какая-то заморозка, которую ещё нужно достать из холодильника, разморозить и как-то исхитриться приготовить. А потом сорок минут добираться до офиса.

А можно завалиться в «Гардарику», слопать в баре омлет с ветчиной, и даже не брать себе номер, а так – посидеть в штабном или поваляться на диване в холле, где круглые сутки крутят кино… и офис рядом, четверть часа прогулочным шагом через парк.

Ну и кто после этого будет говорить о свободе выбора?

Вот. А уже потом, получив фитиль – поскольку отпустить сотрудника без фитиля у Мартына ещё ни разу не получилось, – вот тогда можно с фитилем в афедроне и с чистой совестью ехать домой, купив по дороге чего-нибудь свеженького… хлеба, например… и завалиться спать, потому что пусть хоть камни валятся с неба, а три дня отдыха после визита в зону сотруднику положены. Иначе нельзя.

Зоны выматывают – каким-то особо изощренным способом. Не всегда физически. Не всегда человек сам способен понять, что именно у него отнимается. Но отнимается обязательно.

Вита знала, что уже никогда не напишет ни одного стихотворения. В том тайном месте, где рождались стихи, теперь был сизый грубоватый рубец.

– Вам домой или на базу, Эвита Максимовна? – обернулся водитель.

Базой называлась гостиница «Гардарика». Ага, вот и развилка…

– На базу.

Она откинулась назад, особым образом повела плечами. Захрустели позвонки.

– Твоя наука, Димочка…

Ким наконец улыбнулся. Наверное, он что-то про себя решил.

Как ни смешно было Вите, но ожидания не сбылись: фитиль не состоялся. И Мартын (в смысле Мартынов Пал Петрович) впервые на её памяти был с утра не гневен, аки Зевс, а удручен и даже растерян. И работу он начал задолго до сакральных девяти часов – тоже впервые на её памяти…

Это здание почти построил для себя какой-то банк – как раз накануне вторжения. Потом банк то ли лопнул, то ли совсем съежился. Несколько лет здание простояло бесхозным, потом в него вселилась Комиссия по инвазии со своим хозотделом, у которого всегда были своеобразные представления о приоритетах. Поэтому даже сейчас два пролета лестниц так и оставались деревянными, а во многих кабинетах по потолкам змеилась временная проводка; зато окна за последние три года меняли дважды, а пол в центральном коридоре выложен был роскошной малахитовой плиткой, по которой совершенно омерзительно визжали угодившие под каблук песчинки.

Мартын жил в кабинете за высокой стрельчатой дверью, на которой в давние времена кто-то нацарапал слово из трех букв: «ШЕФ». Под дверью в некоторой оторопи пребывала тетя Соня, секретарша.

– Ага… – только и сказала она, и Вита вошла. Кабинет, как и все здание, носил на себе отметины избирательного подхода хозотдела. Вита никак не могла вспомнить, как называется ткань, из которой сшили портьеры: рядно, канва или мешковина?..

– Ну, заходи, сиятельство… – Мартын тяжело заворочался в своем кресле, намекая на то, что мог бы вообще-то и встать; напротив него очень прямо сидел какой-то новый персонаж, смутно знакомый: короткий ежик то ли седых, то ли очень светлых, то ли выгоревших волос, сильнейший загар на грубоватом лице, крепкой шее и кистях рук, замшевая легкая курточка неопределенного цвета, светлые вельветовые штаны, простые, но явно очень дорогие туфли… – Вот, Адам, завели мы себе свое собственное графье…

Х-ха! Вита почувствовала, как губы разлетелись в улыбке.

– Адам, – поправила она шефа. – Положено говорить Адам, а не Адам. Вахтангович Чингачук.

– Вита? – Тот распахнул глаза, вскочил, недоверчиво заморгал. – Не может быть…

– Следующая фраза должна быть: «Как летит время!»

– Оно не летит, Вита. Оно просто исчезает… – Адам качнул головой, коснулся рукой подбородка. – Слушай, а откуда взялось это «фон»? Максим Леонидович – он же просто Гофман?

– Это я слегка прикололась, когда получала паспорт. Но все по-правдашному – дедушка…

– Эй, молодежь, – прервал ворчливо Мартын, – амурам и мемуарам предадитесь потом. Прошу к столу, разложим наши карты…

– Да, Павел Петрович…

– То, что вы уже знакомы, хорошо – меньше сил уйдет на притирку. Значит, так: все ваши дела сдадите. Ты, Адам, – Косенкову. И не возражай. Парня надо приучать к самостоятельности. Хватит ему на помочах бегать. Ты, сиятельство… впрочем, у тебя-то текущих дел уже нет, не так ли? – Шеф как-то криво усмехнулся. – Я, конечно, все понимаю, но на фига ты так торопилась?.. Ладно, не отвечай, я же сказал: понимаю все. Ну отобрали бы, ну навешали бы… ладно, дело прошлое. Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие: создана новая тема, новая группа под тему, и группу эту составляете вы двое. Чтобы было ещё вкуснее: по всем возникающим вопросам у вас приоритет класса «экстра – четыре креста». Ясно? Рады? Что-то не вижу блеска в глазах, кроме полового…

– Да, Пал Петрович, – невпопад сказала Вита. – А какая именно тема?

– А тема, зайчики, такая… – Мартын вдруг замолчал и задумался. – Сейчас в руки флотских попали двое чужих. Очень странных чужих. В плохом состоянии, но вполне даже живых. Могут очухаться – вряд ли завтра-послезавтра, но через три-пять-десять дней наверняка. Как именно флотские их прячут – ты, Адам, уже понял, наверное. Так вот: надо сделать так, чтобы ты, Вита, была первой, кого эти ребятки увидят, очнувшись. И никаких «кузенов» – на пушечный выстрел… Каким образом – не знаю и знать не хочу. Вам разрешается все. В рамках уголовного кодекса, разумеется. Хотя… в общем, понимайте сами, в каких случаях я сумею вас прикрыть, а в каких – сдам с потрохами. Доступно?