Зеркала - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 17
Я буквально вывалился обратно, сел и стал оттирать руками – страшно горячими руками – оледеневшее лицо. Заломили зубы и уши. Потом вдруг почему-то вернулся, как эхо, запах, вернулся стократно усиленным – гари и гниения, – меня чуть не вывернуло. Так я сидел и постепенно приходил в себя, и вдруг какой-то сторож во мне ударил в рельсу – я вскочил на ноги и схватил ружье – что-то было не так. Что? – я огляделся. Потом дошло: замолчали птицы. До этого сороки трещали без передышки, а тут настала тишина.
Я подошел к двери, выглянул наружу. Дорога отсюда просматривалась метров на двести – никого. Но что-то тревожило и давило, именно давило что-то такое… не знаю: так бывает при звуке сирены, и на этот раз ощущения были те же, только звука не было. Совершенно точно – металась, вибрировала какая-то мерзость в воздухе, и вскоре я кожей лица почувствовал это: невыносимо пронзительную вибрацию, как от бормашины, только растянуто и размыто, не в одном каком-то зубе, а во всем теле, – началась от лица и дошла до ног, икры заломило так, что я присел, держась за косяк двери, чтобы не упасть. Наверное, я даже отключился на сколько-то секунд, потому что тех двоих я увидел, когда они были уже в сотне метров от меня – это надвигалось, как повторный кошмар, именно повторный, потому что мне казалось, что это продолжается непрерывно: началось вчера вечером и продолжается до сих пор, не прекращаясь; двое угрожающе подходят, один чуть впереди, другой сзади и сбоку – не знаю я, почему мне так казалось, наваждение какое-то… Я повалился назад и крепко стукнулся затылком, и от боли пришел в себя – то есть завывание, неслышное, сверлящее, продолжалось, но уже не проникало глубоко в меня, задерживаясь где-то сразу под кожей; главное, что вернулась способность соображать, и сразу мелькнуло: то! То самое, о чем предупреждал Боб! Враги! Мне по-прежнему мерещилось, что это вчерашние парни, но что-то в них было не так – я, отодвинувшись от двери, всматривался в них – что-то было не так, не так, как… непонятно. Один был в защитного цвета штормовке, черных штанах и сапогах, второй – в коричневой болониевой куртке, голубых спортивных брюках и вибрамах, на голове вязаная шапочка; я успел рассмотреть их до того момента, когда они увидели мотоцикл.
Это были профессионалы. Не успел я моргнуть, как у них в руках оказалось по пистолету, и зигзагами, пригибаясь, они метнулись к дому – один вправо, другой влево, я никак не мог уследить сразу за обоими – я уже сидел на корточках или стоял на коленях, прячась за косяком двери, и выцеливал кого-то из них, я все еще не мог поверить себе, что это всерьез, что я буду сейчас стрелять в людей – это была какая-то затянувшаяся шутка; но один из них поднял руку и выстрелил, чуть не попав в меня, – пуля врезалась в косяк. Этот звук я не забуду до конца жизни, и выстрелил в ответ, сорвав спуск, и видел, как картечь хлестанула по траве. Они залегли. Один в канаве, другой за бочками. Потом они стали по очереди выскакивать, как чертики из коробочек, обстреливая дверь. Их выстрелы звучали очень тихо – или мне казалось так после грохота моей пушки? Они били очень кучно и все время в косяк – ни одна пуля не влетела в проем двери, и я догадался, что они боятся попасть в зеркала. И, вспомнив про зеркала, я вспомнил про Боба, ушедшего в зеркало, и что я прикрываю его с тыла, и что, если я пропущу этих к зеркалам, они убьют его. И с этой секунды я действовал очень четко: во мне будто включилось что-то, какая-то боевая система – не та, что при драке, не было ни ярости, ни азарта, эмоции вообще отключились начисто – только голый расчет и абсолютная холодность.
Я выстрелил навскидку по одному из парней, выстрелил наудачу, чтобы только истратить патрон, и спрятался за косяк, держа ружье вертикально: расчет был на то, что они решат, что у меня двустволка и что я ее сейчас перезаряжаю. Еще две пули врезались в стену, потом наступила короткая пауза, и тогда я развернулся всем корпусом и выстрелил в бегущего ко мне парня в коричневой куртке, – выстрелил в упор, метров с десяти, и понял, что попал, – и тут же бросился на пол и скрылся за противоположным косяком – и слышал, как пуля рванула воздух: тот, второй, в штормовке, выстрелил-таки в проем двери, нервы не выдержали – пуля ударила в чугунную печь, и звон был такой, как если бы там висел колокол. Теперь мне стрелять было не с руки, а повторять этот трюк было бы безумием, он срезал бы меня влет – я отступил по стенке, а потом бросился к этой самой печке и залег за нее. Такая позиция была лучше старой: там бы он меня застрелил, рано или поздно. Здесь же ему придется сначала меня увидеть – войдя со света в темноту. Я же его буду видеть прекрасно.
Пользуясь паузой, я дозарядил ружье. Странно: руки не дрожали, но внутри, от горла и ниже, было совершенно пусто и тупо и что-то там трепыхалось, как тряпка на ветру; я чувствовал, что рот у меня не закрывается, потому что я им дышу, а когда я поднял руку, чтобы протереть глаза, то никак не мог дотянуться до лица. Я страшно боялся, но страх этот был как боль под новокаином – был, а не чувствовался. Но был. Не просто страх – ужас. И внутренний, настоящий, и накачанный этой проклятой вибрацией, этим воем – черный ужас, и умом я его чувствовал, но что-то сработало у меня внутри и отключало его от восприятия…
Второй парень долго не стрелял и не показывался – может быть, искал обход; мне чудилось, что я слышу какие-то стуки в стену и шали наверху.
Оказалось – нет. Он подобрался к двери. Чуть-чуть показывался краешек головы и скрывался. Я взял на прицел это место, готовясь стрелять, но он обхитрил меня: махнул чем-то на уровне лица, и я не сдержался – выстрелил – щепки так и брызнули, а сам он появился над порогом, рука с пистолетом и голова, и успел выстрелить трижды; печка моя загудела от ударов. Я выстрелил в него, но не попал – он уже исчез. И тут меня страх все-таки достал – какой-то прогностический страх: я понял, что проиграю ему.
Позиция моя была лучше и оружие мощнее, но своим он владел – превосходно.
Еще одна, две, три такие дуэли – и он зацепит меня. По сути, до сих пор мне просто везло. А теперь результат зависел только от умения…