Бабай - Левандовский Борис. Страница 3

3

Утром специальный фургон доставил мебель, которую Левшиц заказал для новой квартиры в магазине, предлагавшем выгодную рассрочку, – ее тут же установили. Ко второй половине дня по большому счету переезд был завершен. Кроме желания семьи скорее покончить с «переездной лихорадкой», некоторая спешка диктовалась еще тем, что с завтрашнего дня заканчивался отпуск у обоих супругов. Зато у Назара еще оставалось в запасе целых две недели летних каникул.

– Ну-с, – в без десяти минут шесть вечера Михаил Левшиц торжественно вышел на середину большей комнаты, окинул взглядом обстановку и помпезно провозгласил:

– Вот так живет украинский средний класс!

Валерия, иронически глянув на него, фыркнула.

До этого церемониального момента Назар успел прогуляться вокруг дома, изучая окрестности, в том числе сходил и взглянуть на школу, в которой ему теперь предстояло учиться, – внешне та почти ничем не отличалась от его прежней, разве что выглядела чуть-чуть поновее, наверное, потому, что была построена на несколько лет позже. Еще он успел с нейтральной дистанции присмотреться к некоторым ребятам его возраста во дворе дома, но никакой инициативы для знакомства пока не выявил – по правде говоря, ему было довольно неловко пребывать в роли новичка, и для начала он решил не подгонять события, давая всему идти своим чередом.

Михаил Левшиц открыл бутылку шампанского, чтобы отпраздновать новоселье в узком семейном кругу, а Валерия, пригубив фужер, тут же заметила, что стоило бы отметить это событие «по-настоящему», пригласив к себе в ближайшие выходные родителей с обеих сторон и нескольких близких друзей, «иначе те обидятся и будут правы».

Никто, естественно, не возражал.

4

После восьми супруги отправились прогуляться по воздуху и, возможно, нанести нежданный визит давним приятелям семьи, которые, как предполагалось, должны были обитать где-то неподалеку. Сперва они собирались идти втроем, но Назар захотел остаться дома. Еще вчера, наблюдая за разборкой вещей, он случайно заметил свой старый фильмоскоп, а затем специально отложил его наверху, чтобы заняться им при первой возможности. Честно говоря, Назар уже давно забыл о его существовании. Но вот – удивленно обнаружил среди коробок и теперь ощущал радостное нетерпение, как перед встречей с вернувшимся из долгого путешествия приятелем. Свойство некоторых вещей заключается в умении появляться как бы из ниоткуда именно во время переездов.

Как только родители ступили за порог, Назар отправился в свою комнату и вытащил фильмоскоп из коробки. Конечно, на первый взгляд фильмоскоп значительно проигрывал таким интересным вещам, как видеомагнитофон или камера, которыми Назару иногда уже позволяли пользоваться, и этому, в общем-то примитивному устройству для просмотра диафильмов, в увлекательном смысле, конечно уж, было недосягаемо далеко до игровой компьютерной приставки, которую подарил отец ему на прошлый день рождения с целой отдельной коробкой картриджей.

Но в фильмоскопе Назар находил нечто особенное, свойственное лишь не сложным вещам или механическим игрушкам, в некотором роде даже что-то живое. Потому что фильмоскоп делал то, что оказывалось не под силу самым «крутым» электронным играм – он был способен изменять реальный мир (и это граничило почти что с настоящим волшебством): когда обычная стена или потолок превращались в сказочный пейзаж, какой он видел в «Шапке, полной дэвов» или «Аладдине», или открывал окно в темный дремучий лес. При этом кое-что зависело и от него самого: Назар мог настраивать резкость и регулировать размер кадра.

И, что было еще важнее – фильмоскоп позволял делать собственные картинки. А затем рассматривать их проекцию в увеличенном виде. Года два тому назад Назар «снял» целый десяток коротких «фильмов» по самостоятельно придуманным сюжетам, что даже имело зрительский успех во время двух или трех демонстраций перед родителями. В качестве материала он использовал несколько засвеченных фотопленок – вытащив фильмоскоп из коробки, он тут же их обнаружил. На месте оказались и четыре иголки разной толщины, чтобы рисовать по покрытой фотохимическим слоем поверхности пленок.

Когда Назар увидел все это давно забытое «съемочное» хозяйство, ему первым делом пришло на ум изобразить того неизвестного, который вчера отвечал ему по отопительным трубам. Идея ему сразу понравилась и захватила. Он даже собирался было проверить, последует ли ответ сегодня, и начал искать по комнате глазами какой-нибудь подходящий для подачи сигнала предмет… но внезапно передумал, ощутив вдруг странный спазм в животе, будто его несло в сорвавшемся с тросов лифте. «С чего бы это?» – проскользнула у Назара удивленная мысль, но уже в следующую секунду его внимание целиком вернулось к коробке с пленками.

Он разложил на письменном столе все, что ему было нужно, и принялся за работу.

Поначалу у него выходило не плохо, если считать началом первую неровную черточку, а затем он споткнулся. На том же, на чем и вчера утром, когда стоял перед окном в большой комнате и пытался представить: кто это? И опять это чудно'е чувство…

Теперь же ему снова не удавалось.

Тогда, минуту поколебавшись, он просто решил нарисовать, что получится.

Заправляя пленку в фильмоскоп, Назар был практически убежден в полной неудаче – на обычный взгляд картинка вышла чересчур загроможденной ненужными линиями, исправлениями и скученной возле самого края. К тому же, рисунок как всегда был чисто графическим: светлое на темном.

Хотя на улице было уже и так достаточно темно, Назар задвинул портьерами окно в комнате и включил фильмоскоп, направив его линзу так, чтобы изображение падало на торцевую часть стены у двери (стена была светло-салатового оттенка, но это не мешало). Затем погасил свет. Однако сразу выяснилось, что он вставил пленку верх ногами, вернее, допустил распространенную ошибку при зарядке, поскольку не пользовался фильмоскопом уже целый год. Исправив оплошность, Назар отрегулировал резкость на одной из старых картинок (установив размер «экрана» примерно метр на метр) и начал прокручивать кадры. Сегодняшний рисунок находился где-то в середине пленки, куда его удалось уместить.

Пока перед Назаром на стене мелькали знакомые, но уже подзабытые художества, он улыбался, вспоминая, сколько хлопот доставляло озвучивание всего этого детского бреда во время «сеансов», а о «титрах» тогда не могло быть и речи – во-первых, год назад он еще не умел толком писать, во-вторых – «титры», даже короткие, занимали бы места больше, чем само «кино». В настоящих же диафильмах буквы казались почти микроскопическими – слишком мелкими для его начинающей кинокомпании.

Но сегодня под портретом неизвестного он поместил-таки небольшую надпись: «кто ты?». Словно ожидал, что каким-то таинственным образом это поможет ему найти ответ на загадку вчерашнего стука по трубе. Возможно, будь Назар хотя бы чуть старше, то просто удовлетворился бы логичным и убедительным объяснением, что ему ответил другой ребенок, и давно выбросил бы это из головы.

Но присутствие какой-то тайны было слишком явственным и притягивало, как магнит.

Когда искомая картинка вползла в кадр, Назару внезапно стало не по себе. Со стены на него смотрело… Не то чтобы он сильно испугался, скорее просто понял – рожа на стене была страшная.

Кроме того, что-то еще было не так. Не в порядке.

«Лицо» на стене напоминало графическое изображение какого-то неведомого существа: в нем было что-то и от мохнатого вислоухого пса-дворняги, и от взбешенной человекообразной обезьяны (именно взбешенной!), скривившей неправдоподобно огромную пасть с уродливо вывернутыми наружу толстенными губищами, за которыми без особого труда угадывался острый частокол очень длинных зубов. У этой морды были маленькие, близко посаженые глаза – невероятно злые – и Назара буквально передернуло от оторопи, когда он встретился с ними взглядом.