Город одиноких (сборник) - Левандовский Борис. Страница 8

«Свет», – напомнил голос.

Влад вышел из короткого оцепенения и стукнул по выключателю. Затем выглянул на улицу. В подъезд входили двое: мужчина, который выходил проверить, все ли в порядке с машиной, и – естественно, Стас. Даже с высоты седьмого этажа было заметно, как его изрядно заносит (ноги как спагетти, вот какое выражение это напомнило Владу).

Вскоре послышался звук поднимающегося лифта, и они вошли в квартиру.

– Эти кошки достали! – развязно бросил Стас с порога.

– Почему так поздно? – спросила женщина из спальни. – Ты…

– Ладно, не начинай, – отмахнулся он, стащив заляпанные грязью кроссовки и пробираясь к себе в комнату. Это напомнило Владу, как недавно вернулся домой он сам. Но между этими двумя возвращениями было мало чего общего.

– Все в порядке? – посмотрела на мужа мать Стаса.

– Да, кажется, все нормально. Кошки. – Он стянул плащ, нацепил на крючок вешалки и зашел в спальню.

– Это уже третий раз за последний месяц.

– Третий?

– Не смотри на меня так. Ты прекрасно знаешь, что я говорю о нашем сыне. У него это уже начинает входить в привычку, тебе так не кажется? – она выжидающе смотрела на мужа, одновременно массируя правое запястье.

– Ну… все парни его возраста немного увлекаются. Такой период.

– По-моему, ты сам не веришь в то, что говоришь.

Мужчина на секунду замер перед кроватью с комично разведенными руками, в одной до сих пор были зажаты скомканные брюки; пряжка ремня раскачивалась из стороны в сторону, будто маятник.

– Хорошо, я поговорю с ним на днях. Ладно, прямо завтра, если ты так настаиваешь.

Влад последовал за Стасом, но какое-то время еще продолжал слышать их разговор.

– Знаешь, – сказал мужчина, укладываясь в постель. – Когда я был внизу, в его комнате на несколько секунд загорелся свет. Ты не…

– Нет, я не заходила, – уже сонно ответила жена.

– Наверное, показалось, – мужчина погасил ночник.

Дверь комнаты, в условном понимании, осталась позади Влада, и он оказался наедине с его школьным инквизитором, Ужасом Из Раздевалки, одним из тех, кто испоганил всю его жизнь в последние годы… и каким-то непостижимым образом продолжал отравлять ее даже теперь.

Стас выуживал из карманов джинсов мятые купюры и бросал на свободное место стола. Когда карманы опустошались, начал пересчитывать, сколько осталось после кутежа, то и дело сбиваясь и бормоча под нос. Наблюдая за ним, Влад испытал новый прилив отчаяния и гнева.

«Чего ты ждешь?»

Стас, наконец, сгреб все деньги в кучу и бросил в ящик стола. Хохотнул над чем-то, понятным только ему, и, раскачиваясь на нетвердых ногах, стал раздеваться.

Влад разогнался и толкнул его в спину. Тот, издав от неожиданности удивленный возглас, повалился на кровать, пустил отрыжку и начал вставать на ноги. Но Влад толкнул его снова, уже решительнее. Стас осел на покрывало и захихикал, разглядывая в руке оторванную от рубашки пуговицу.

– Вот-те, на-те… говно из-под кровати…

Пуговица чем-то его сильно рассмешила, и Стас откинулся на спину, хохоча; полуспущенные джинсы слетели с ног и упали на пол. Наблюдая за этой сценой, Влад ощутил, как заныло в промежности; его тело, удаленное на километры, рефлекторно сжалось. Он холодно улыбнулся в своей комнате.

…Когда из глотки Стаса внезапно начали вырываться странные сдавленные звуки, Влад от души надеялся, что причиняет ему никак не меньшую боль, чем довелось испытать самому.

Эксперта «делать мясо» из слабаков в физкультурной раздевалке выгнуло дугой, как на иллюстрациях наглядных медицинских пособий, изображающих приступ столбняка. Этот страдальчески искривленный рот, струйки пота, бегущие по восковому лицу – все это Влад уже видел не раз в своих бастионных грезах о мести, но только теперь все было по-настоящему. Пора поквитаться, ублюдок, за все грехи. Нет, это было несравненно лучше любых фантазий. И еще это было справедливо. О да! Перекошенный вопящий рот – вот символ настоящей справедливости. Ты готов, придурок? Теперь сыграем по новым правилам.

Влад чересчур поддался собственным эмоциям, поэтому несколько расконцентрировался и на миг упустил контроль над своей невидимой рукой, что стискивала мошонку Стаса. Тот сумел вырваться и заметался по комнате, распространяя вокруг себя почти видимые миазмы панического ужаса. Потом запутался в валявшихся на полу джинсах, упал, но тут же вскочил на ноги… и Влад, гонявшийся за ним по комнате, в этот момент снова настиг его и сильно толкнул. Стас плюхнулся обратно на кровать, беспорядочно отбиваясь от чего-то невидимого, что преследовало его и стремилось причинить невыразимую боль.

Но это активное сопротивление не помешало Владу опять добраться до его промежности. Невидимая рука сомкнулась в нужном месте, Стас охнул. И теперь от сумасшедшей боли потерял способность издавать какие-либо звуки вообще.

Влад возрастил давление, пустив в ход другую руку… а затем третью, четвертую, пятую… пока где-то внутри не раздался двойной б'лоп-лопп, как будто лопнули сжатые в кулаке виноградины.

– Тайсон готовит омлет…

Стаса как-то разом скрючило; он мог лишь как окунь, выброшенный на берег, беззвучно хватать ртом воздух с выпученными до предела глазами. Вдруг его нижняя челюсть отвисла, словно где-то сломалась пружинка, а широко раскинутые ноги медленно выпрямились в коленях.

В таком виде его и нашли родители, заглянувшие в комнату спустя минуту.

«Это и есть справедливость», – сказал голос.

Влад, собираясь что-то ответить, открыл глаза, увидел знакомые очертания своей комнаты и, мгновенно оглушенный крайним изнеможением, провалился в черный глубокий сон, похожий на беспамятство.

Глава 3

На часах было чуть больше четверти двенадцатого, когда Влад проснулся, – резко выброшенный в действительность, словно получил крепкого пинка под зад по другую сторону сна. Только снов он этой ночью не видел, лишь черная глухая пустота.

Но вот какого черта он до сих пор валяется в постели, ведь… несколькими мгновениями позднее Влад сообразил, что сегодня воскресение, и расслабился. Голова отчего-то гудела, подобно разворошенному осиному гнезду, мысли путались и едва ворочались в черепной коробке, как язык пьяницы после обеденного причастия. Влад решил минут десять еще поваляться, чтобы окончательно придти в себя, однако тут же выяснилось, что его переполненный мочевой пузырь, словно назойливый адвокат, добивается немедленного рандеву с вечным узником маленькой кафельной комнаты.

Так что он все равно был вынужден выбраться из-под одеяла и последовать этим требованиям. Мимоходом снова глянул на часы – Владу показалось, что тонкие золотистые стрелки будто бы пытались ему о чем-то напомнить. Однако их голос был слишком слаб, чтобы пробиться сквозь гул рассерженных ос в его мозгах.

Идя по коридору, Влад услышал, как мать возится на кухне; оттуда доносилось гнусавое бормотание радио. Еще он заметил отсутствие отцовской одежды на вешалке – значит, тот с утра отправился на очередное дежурство в студенческое общежитие, где подрабатывал вахтером сутки через трое. Это было хорошо: слишком частое общение с отцом приносило ему не много радости с тех пор, как он научился самостоятельно завязывать шнурки.

В туалете Влад снова удивился, почему циферблат будильника, который он видел каждое утро всю свою сознательную жизнь, сегодня вызвал у него такое странное чувство.

Он долго и с удовольствием мочился, когда вдруг в сознании мелькнуло еще кое-что – что-то тревожное и вместе с тем похожее на радость. Внизу живота возникло ощущение пустоты. Влада непроизвольно потянуло посмотреть вниз, туда, где… О, Господи, ведь вчера он унес последнюю заначку! Его игра – он не мог вспомнить. Когда Влад начал стряхивать крантик, в промежности заныло. Что-то стало медленно, будто нехотя, подниматься на поверхность памяти. Пока оно достигло верхних вод, Влад подумал, когда у него прежде случалось настолько тяжелое утро. И почему яйца ноют так, словно он неудачно съехал по перилам…