Боулинг-79 - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 12

Когда девушка (очередная вариация на тему советской тетки) подошла, он озвучил ей заказ. Официантка старательно записала выбор в книжечку, прониклась его стоимостью, а потом тихо, с материнской заботой спросила парней:

– Ребят, а у вас деньжат рассчитаться хватит?

– Не волнуйся, красавица, – отмахнулся окончательно вошедший в роль купчины Володя. – И на чай тебе останется, если будешь поживей поворачиваться и глупых вопросов не задавать.

И вскоре на стол явился коньяк и две бутылки нарзана. Официантка, воодушевленная поведением юного кутилы, даже разлила коньячок по рюмочкам.

– Ну, за победу, за нашу победу, – провозгласил Владимир и лихо опрокинул сосуд. Его друг последовал примеру. Коньяк необыкновенно мягко оросил гортань, пищевод и желудок. Растекся по телу, поднялся вверх и теплой волной тюкнул в мозг.

Вечер необыкновенной находки рисковал обратиться в банальную пьянку.

Но не превратился.

А все потому, что неподалеку от Вовы с Валерой приземлилась в пустынном зале любопытная троица. Ее составляли: мужчина – на взгляд студентов, в возрасте, то есть за тридцать, – и две очаровательные барышни. Первая из них, блондинка с живым лицом, была явно моложе своего спутника. Притом она, очевидно, состояла с мужчиной в связи – пожалуй, даже в отношениях официальных, зарегистрированных в загсе. Иначе она не бросала бы на свой предмет откровенно пылких взоров, не брала бы прилюдно его за руку и не поглаживала по лацкану пиджака. Он тоже смотрел на нее столь пылающими глазами, коими глядят на своих половин мужчины лишь за несколько месяцев до и в первые семь месяцев после заключения официального брака.

Однако эта парочка не привлекла бы внимания Володи (а особенно Валерия), когда бы с нею за столом не присутствовала третья особа. Непонятно, кем она приходилась влюбленной парочке: подругой? Сестрой – его или ее? Его бывшей (а что, и такое случалось)? Сослуживицей?.. Девушке, казалось, лет было столько же, сколько нашим друзьям: около двадцати. Она одета была в стиле модного минимализма: джинсы и черный свитерок под горло. Прическа под пажа казалась тщательно уложенной, необыкновенно грациозные длинные руки эффектно жестикулировали – пожалуй, даже с несколько избыточной экспрессией. Валерию издалека казалось, что она являет собой образчик одновременно и тонкого вкуса, и легкой, многообещающей вульгарности, и жесткости, и изящества, и нежности, и строгости. Неизвестно почему, но юноше почудилось, что все мыслимые (и немыслимые) женские качества каким-то чудом воплотились в этой хрупкой, тонкокостной брюнетке с белой кожей и огромными ресницами.

За столиком, где она сидела, оживленно разговаривали, но друзья не могли разобрать ни слова, лишь гул голосов, да временами долетали взрывы хохота, в которых доминировал смех брюнетки, окрашенный легкой хрипотцой. Несколько мгновений Валере даже думалось, что девушка, возможно, является иностранкой – настолько она своим внешним видом и манерами отличалась от среднестатистической советской девицы. Однако потом до него донесся обрывок ее рассказа на чистом русском: «…А он ей и говорит…» – и юноша с облегчением понял, что она – наша, иначе шансы договориться с ней стали бы минимальны.

Впрочем, они и без того представлялись Валере асимптотически стремящимися к нулю. Он не мог представить: как преодолеть разделяющее их расстояние – три или четыре пустых стола? Как подойти? Под каким предлогом? Что сказать?.. И никакой надежды на музыку. Ансамбль или оркестр не собирался, кажется, играть в «Пекине» в тот вечер. И не было никакого повода, чтобы преодолеть эти двадцать-тридцать метров, пригласить девушку на танец, и, если б она согласилась, тогда уж действовать, не выпускать ее…

Между тем официантка принесла закуски, ласково сказала: «Кушайте, мальчики» (то ли отчего-то возлюбила юных посетителей, то ли впечатлилась щедрыми обещаниями чаевых), подлила в рюмки коньячку… А Валера все сидел – пораженный то ли громом, то ли молнией, то ли электрическим разрядом сродни тем, что демонстрировали будущим энергетикам на кафедре ТВН [4]… Во всяком случае, он знал, что такой девушки он никогда еще не видел – и мучительно хотел быть рядом с нею, и понимал, что ничего подобного в его жизни еще не случалось…

– Эй, отомри-и!.. – позвал Володя и цокнул своею рюмкой о Валерин сосуд. – Мы пить-то седня будем?.. – А потом понизил голос: – Что, понравилась?

Валера вздрогнул и фальшивым голосом переспросил:

– Кто?

– Как – кто? Та брюнетка в черной водолазке. Она одна здесь может понравиться.

– Понравилась, – решив не таиться, вздохнул Валерий.

– Отлично. А что ты вздыхаешь?

– Понравилась, ну и дальше что?

– Дальше – куда? – хмыкнул приятель.

– Не пошли. Я имею в виду, что, во-первых, она не одна. Во-вторых, даже танцев нет. Как я подойду к ней знакомиться?

– Как? Хм. Ну, мы можем с тобой затеять драку. Я нанесу тебе удар в глаз, и ты отлетишь прямо к ее ногам. Она, конечно, тебя пожалеет, поднимет, вытрет слезы…

– Ха-ха-ха, как смешно.

– Ладно, принимайся за «Двенадцать стражников», да бамбуком закусывай. А то захмелеешь.

Валера кивнул.

– Может, захмелеть будет самым правильным выходом.

Володя нахмурился.

– С какой вдруг стати?

– Ну, раз девушка в руки не дается.

– А каким, ты думаешь, образом, – повысил голос Владимир, – она должна тебе даваться?..

– Тише, тише, а то еще услышит…

– Ты мне рот не затыкай!.. Она что, должна сама подойти к тебе и сказать: «Ах, о таком, как ты, я мечтала всю жизнь! Делай со мной, что хочешь!» Так, что ли?!

– Ну, нет, не так, конечно, – попытался оправдаться Валера. – Но вообще я считаю, если тебе суждено с кем-то встретиться – познакомиться, ты с ней и встретишься, и познакомишься. Безо всяких лишних телодвижений. Ты случайно столкнешься лицом к лицу, и вы оба, как Мастер и Маргарита, вдруг поймете, что это – Судьба…

– Судьба, говоришь?! – зло усмехнулся Володя. – Да судьба – это вздорная, непостоянная дамочка с дурным характером! И ее нужно взнуздывать, как норовистую лошадь! Ею надо командовать! Управлять!..

Валера скривил губы.

– Многих таких наездников, как ты, – возразил он приятелю. – Тех, которые решили, что могут ею править, судьба выбрасывала из седла и еще копытами под зад поддавала!..

Его друг, судя по выражению лица, не на шутку рассердился.

– Да?! Наоборот!.. Слишком много таких бесхребетных тюфяков, как ты, щелкали своими, извини за выражение, хлебальниками и не брали у судьбы даже то, что она подкладывала им прямо в руки. А потом ныли: ах, как мне не повезло в жизни!..

Валера неприятно улыбнулся.

– Значит, я теперь тюфяк бесхребетный. Что ж, спасибо!

– А кто ж ты еще?! – с азартом стал добивать его Владимир. – Сначала судьба подбрасывает ему лопатник с кучей денег. Он его поднимает, но притом орет, как ишак, на весь кинотеатр: «Товарищи, кто потерял кошелек…»

– А тебя не учили, что нехорошо брать чужое?

– Учили, учили!.. Но еще и учили: не отдавать свое! А ты хотел отдать! Какой-то тетке-контролерше!..

Девушка за дальним столиком, словно чувствуя, что она стала первопричиной спора, несколько раз исподволь взглядывала на друзей, а потом с улыбкой молвила что-то своим спутникам. Слов ее Валере с Владимиром слышно не было, однако бедному влюбленному показалось, что речь идет о них.

Володя, не на шутку разошедшийся, продолжал добивать друга:

– И в тот же день судьба почти знакомит тебя с девушкой, в которую ты, судя по твоей восторженной роже, сразу и бесповоротно влюбляешься. Но ты – ты недоволен тем, что она не оказывается каким-то чудом непосредственно в твоих объятиях, а глядит на тебя с расстояния тридцати трех метров. И ты сидишь сложа руки и ждешь чего-то еще! Большего!.. Да ты не фаталист, мой друг (коим ты хочешь себя представить). Ты просто лентяй! Ты не желаешь сделать даже малость, чтобы чуть поправить судьбу, которая и без того проявила к тебе благосклонность!.. Лентяй, если не сказать большего!..