Боулинг-79 - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 3
Теперь бы вспомнить, где находится платная автостоянка, куда они вечером с Максом поставили ее машину.
* * *
Удивительно, но Валерка в тот день тоже проснулся с радостным чувством. Хотя ровно никаких оснований для счастья не было.
Пробудился он на привычном топчане в каптерке. Спал, как всегда на вахте, в одежде. Чего уж тут хорошего?
Но, может, это многообещающее солнце, заливающее каморку, и безумствующие птицы настраивали на радостный лад?
Он вскочил с топчана и с высоты каптерки оглядел вверенную ему автостоянку. И длинные ряды чистых, блестящих на солнце автомобилей (в основном иностранного производства) тоже внушали оптимизм. Или, как говорит его дочка, позитив.
Валерка взглянул на часы: семь. Уже начался ежеутренний разъезд клиентов, а вскоре, в восемь, у него с Василичем конец смены. Сменщики придут в семь сорок пять. Надо будет передать им дела. Главным образом сообщить: сколько чужих, непостоянных тачек они припарковали вчера, сколько каждый из водителей заплатил и в котором часу обещал забрать свой лимузин.
А пока можно сполоснуться под жестяным рукомойником и попить кофейку.
Он выглянул из окна будки и прокричал Василичу, который тихо дремал в теньке на своем стуле у шлагбаума:
– Подъем, Василич! Бум кофе пить!
Кофе они с Василичем выползли пить на солнышко. Дневное светило припекало уже не по-весеннему, а по-летнему, обещая жаркий день.
Василичу сегодня выпала «собачья вахта» – с четырех утра до восьми. От этого он имел лицо жертвенное и кофе прихлебывал с обиженным выражением. Вопросил снисходительно:
– Ну, отоспался, Артист?
На стоянке мужики называли Валеру «Артистом» – оттого, что он имел глупость рассказать им, что в студенческие годы выступал в агитбригаде. Весь Союз с ней объездил. И даже принимал участие в концерте на сцене КДС – Кремлевского Дворца съездов – под сонными очами всего Политбюро и лично товарища Брежнева. Проклятая откровенность за банкой пива стоила ему ехидного прозвища.
«Артист! Эй, Артист! Поставь „фолькс“ на место двадцать три! „Тойоты“ три дня не будет!..»
Что поделать: Артист и Артист. Возможно, это лучше, чем Василич, который на деле никакой не Васильевич. Просто немолодой уже мужик имел привычку постоянно ссылаться на тестя, коего он безмерно уважал и звал Василичем: Василич то, да Василич се, да Василич считает, да мы с Василичем…
Нынче мужик с женой развелся, с тестем по отчеству Васильевич больше не встречается. А глупое прозвище – прилипло.
Подходили заспанные утренние клиенты. И Василич, и Артист здоровались с ними со всею вежливостью. На стоянке почти ведь одни иномарки держат. Из русских машин – только новенькие «десятки» и «калины». Те, у кого машины попроще, паркуют их во дворах. «Копейки» и «шестерки» теперь не раздевают, как во времена Валеркиной молодости. И не часто крадут. Да и нет обычно денег у хозяев «копеек», чтобы оплачивать стоянку. Две штуки в месяц – взнос нешуточный. За квартиру платят и то пока меньше. Поэтому клиенты на стоянке – одни крутые, да крутоватые, да те, кто таковым хочет казаться.
Поэтому Василич с Валеркой перед ними хоть и не лебезили, однако вежливыми были. А те – кто руку пожимал, кто буркал спросонья, кто кивал снисходительно. Некоторые и вовсе рожу отворачивали – обслуживающий персонал в упор не замечали.
Вот Аллочка прошла – девчушка, худенькая как тростинка, ключицы из-под майки торчат. Поздоровалась вежливо – хотя в первые дни пребывания на стоянке рожицу-то воротила. Но после того как Василич с Артистом ее тачку собственноручно десяток раз парковали, она прониклась к ним, рабам авто, снисходительным уважением. Аллочка училась в МГИМО, и папочка ей на восемнадцатилетие подарил (ни много ни мало) «Ауди А4». Машину за тридцать пять тысяч долларов дочке на день рождения – это, пожалуй, слишком.
Валерка бы понял еще – если «Гетц». Или, допустим, «Пежо-206». Впрочем, сам он своей дочурке на совершеннолетие фирменные кроссовки подарил. Большего не мог себе позволить.
«Совсем люди стыд потеряли…» – проворчал вслед Аллочке Василич. Валера понял направление его мыслей. Ведь папочка Аллочки на таможне работает – казенный, значит, государев человек. Но богатство свое выставляет напоказ и ничего не боится: ни милиции, ни налоговой полиции, ни службы внутренней безопасности.
«Ах, хорошо бы, чтоб папашку Аллочкиного упекли, нахапанное конфисковали – и Аллочка, зареванная, станет возить папе в Матросскую Тишину передачки – на автобусике, на автобусике!»
Валерке очень сладкой показалась вдруг эта картина, и он насильно оборвал себя, выкинул из головы злорадно-завистливое мечтание. «Прости нам долги наши…» – мысленно произнес он, адресуясь к Тому, Кто, возможно, Есть. И вслух философски добавил, обращаясь к Василичу: «Да бог им всем судья…»
А там и сменщики подошли. Сутки кончались.
Быстренько передали дела, и Василич с Артистом пошли в каптерку переодеваться. Облачились в цивильное, поручкались на прощание со сменщиками.
Теперь ему предстояло вернуться домой на автобусе – семь остановок, зато без пересадок. Позавтракать, а там и собираться на основную работу. В двенадцать он договорился сегодня выйти в свою родную проклятущую «Пусконаладку». А что делать, приходится шабашить в двух местах, дочурке образование оплачивать – вуз-то нынче дорог.
И тут изнутри парковки к проходной подкатил сияющий серебристыми боками «Лексус» – из числа непостоянных посетителей стоянки. Валерка его впервые видел – а память на машины у него была знатная. Видимо, Василич парковал тачку ночью и без него.
«Лексус» тормознул подле четверых охранников – двоих заступающих, уже в спецовках, и двоих уходящих, в гражданке. Тонированное стекло опустилось. Из окна выглянула очень стильная дамочка в дорогих солнечных очках.
Валерке почудилось в ней что-то знакомое. Эти иссиня-черные волосы… Длинные тонкие пальцы, лежащие на руле…
С минуту дама за рулем молча обозревала охранников. Валера даже испугался: а не случилось ли чего за ночь с ее тачилой, и она теперь начинает, эдакими молчаливыми косяками, психологическую на них атаку. Но – нет. Она улыбнулась, а потом сдернула с носа очки и посмотрела ему прямо в глаза.
Внутри у него аж все перевернулось, настолько эта незнакомка была похожа на нее. Тот же необычный, чуть монгольский разрез черных глаз, тот же румянец на бархатной коже, та же шалая полуулыбка на полных губах… Но эта дама не может быть ею! Та была его ровесницей, даже чуть старше – значит, сейчас ей… страшно подумать… А водительнице «Лексуса» лет двадцать семь, от силы двадцать девять. Неужели дочка? Но откуда ее дочка может знать его? Или младшая сестра? Но не было у нее никакой младшей сестры!..
Валерий стоял остолбенев, и вихрь воспоминаний и предположений проносился в его голове, пока дамочка вдруг не спросила столь знакомым, бесконечно милым голосом с легким хрипловатым хохотком в конце фразы:
– Что, не узнал?
– Это ты??!
Его удивление было безмерно.
– А что, так постарела? – лукаво спросила она.
– Нет… – смешавшись, пробормотал он. – Наоборот… Я понять не мог…
– А ну, полезай в машину! – скомандовала она – как частенько командовала им в ту пору, когда они были вместе.
Теперь мужики-коллеги остолбенели: что может быть общего у этакой фифы с нашим Артистом?!
А тот послушно обогнул капот, открыл дверцу дорогущего лимузина и неловко влез на переднее пассажирское сиденье.
На прощание она сделала стоянщикам ручкой. Медленно поползло вверх тонированное стекло, отделяя Артиста с кралей от всего окружающего мира. Лимузин сорвался с места и вырулил на улицу.