Убийство на верхнем этаже - Беркли Энтони Кокс Френсис Айлс. Страница 27
– Ваш опыт мне совсем не интересен, мистер Шерингэм. – Мисс Барнетт даже слегка покраснела от собственной резкости.
– Что-то вы сегодня вообще склонны противоречить, – улыбнулся Роджер с приятным ощущением того, что впервые за все время их знакомства он ведет в счете.
– Предупреждаю, что в «Мотыльке» у вас не будет повода упрекнуть меня в этом, – парировала Стелла.
– Почему в «Мотыльке»?
– Потому что это самый дорогой из известных мне магазинов.
– Значит, мы туда не пойдем. Вы вправе выбирать товары, я – магазин.
– Это нечестно!
– Честно, нечестно – быть посему. Допечатайте этот пункт в нашем договоре и надевайте свою шляпку. Время приближается к часу, и я намерен пригласить вас пообедать.
– Благодарю вас, я предпочитаю обедать одна.
– Стелла Барнетт, меня не волнует, что вы там предпочитаете! Обед в моем обществе сегодня – ваша служебная обязанность, и если вы считаете, что это перегрузка, я оплачу вам ее дополнительно!
– Пожалуйста, мистер Шерингэм, будьте благоразумны.
– Ах, вы не настаиваете на доплате? Ну и прекрасно, обойдется дешевле. А теперь слушайте меня. Если помните, я вчера задержался в компании и вы помочь мне не могли, а это, позвольте заметить, именно то, для чего, собственно, вы здесь находитесь. Сейчас мы отправимся в один ресторанчик в Сохо, где собираются, во всей красе и изысканности, современные молодые джентльмены – знаете, такие чахлые, пучеглазые, большеротые, совершенные лягушата? – а также крепкие молодые леди, которые у них за поводырей. Вы возьмете с собой блокнот и карандаш, мы займем столик поближе к какой-нибудь характерной в этом роде компании, и вы застенографируете кое-какие фрагменты из их беседы, я укажу вам какие. К вашему сведению, это вполне в духе лучших литературных традиций. Могу привести в пример хотя бы ирландца Синга, который наверняка подсматривал за героями своих пьес через дырку в полу, что, возможно, эффективнее, но принцип тот же. Итак, мисс Барнетт, будут еще какие-нибудь возражения против обеда в моем обществе?
– Разумеется, нет, мистер Шерингэм, – холодно ответила секретарша, – раз вы для этого меня, наняли.
– Общая беда всех женщин в том, – сказал Роджер, – что даже в дела совершенно отвлеченные они вносят оттенок личного пристрастия. Это и вас касается. Сплошное тщеславие. Между тем тщеславие в женщинах совершенно невыносимо.
Но мисс Барнетт в комнате уже не было.
Роджер был доволен собой бесконечно. Ничто не способствует самодовольству больше, чем преодоленное чувство собственной неполноценности.
Обед прошел точно по плану. Роджер не лукавил, когда сказал, что хочет записать болтовню компании, которая собиралась здесь регулярно; он много раз с любопытством прислушивался к ним, но потом никак не мог вспомнить самые смачные выражения; но еще больше ему хотелось теперь, когда мисс Барнетт больше не подавляла его своим превосходством, получше узнать ее. Как тип она интересовала его ничуть не меньше, чем чахлые молодые люди за соседним столиком, хотя влечения, которое включалось в нем почти автоматически, стоило появиться любой смазливой девчонке, она в нем пробуждала не больше, чем к ним.
Беседа, однако, не складывалась, поскольку приходилось прислушиваться к тому, что происходит у соседей.
– Шляпки сейчас подбирают к туфлям, перчаткам или к чему-то еще? – интересовался Роджер. – А чему в тон подбирают чулки? Нет, я совершенно серьезно. Мне нужны детали. Серьезный романист подробно описывает, как одеваются его героини, поскольку не сомневается, что его читательницам наряды героини куда интересней ее характера. Но у меня тут пробел, поскольку я холостяк и не знаю, какая разница между маркизетом и мадаполамом, если она, конечно, есть; в ваши обязанности входит также просвещать меня и по этой части. А теперь…
Но тут из-за соседнего столика доносилось печально-квакающее: «Но где же этот Криклвуд?», и Роджер, боясь пропустить, требовал, чтобы это было тут же записано, и Стелла принималась строчить в блокноте, который лежал у нее на коленях.
Впрочем, обед прошел не без пользы, особенно после того, как чахлые молодые люди, предводительствуемые своими амазонками, удалились. Под конец Роджер даже почувствовал, что добился некоторого успеха, а именно: его секретарша стала разговаривать с ним, как с вполне нормальньным человеком, не то что раньше, когда, казалось, она снисходит до него, словно он олух последнего разбора.
Однако она решительно отказывалась хоть что-нибудь о себе рассказать, несмотря на все тонкие подходы Роджера.
– А вы когда-нибудь влюблялись, Стелла? – выпалил он, когда она отразила все вопросы, какие он только смог придумать.
К его удивлению, мисс Барнетт не дала ему от ворот поворот, а, напротив, улыбнулась прелестной улыбкой:
– Я влюблена с тех пор, как себя помню, мистер Шерингэм.
– Как! – воскликнул Роджер, потрясенный такой откровенностью. – Но не в одно и то же лицо?
– Именно что в одно.
– Боже милостивый!
– Да. В себя, – кратко пояснила мисс Барнетт. – Я думаю, нам пора.
И они поднялись и пошли.
Вернее, поехали в такси на Шафтсбери-авеню. Тут же в такси Роджер вытащил из кармана и прилепил к верхней губе маленькие черные усики, а еще нацепил на нос огромные очки в роговой оправе. Еще он постарался причесать брови в обратном направлении, отчего его физиономия приобрела донельзя свирепое выражение.
– Что с вами, мистер Шерингэм?!– воскликнула мисс Барнетт, потрясенная до того, что даже снизошла до вопроса.
Роджер взглянул на нее сквозь очки:
– Я всегда гримируюсь, когда покупаю белье юным де вицам. Чтоб не опознали в суде.
Мисс Барнетт только пожала плечами.
– Ну ладно, скажу. Дело вот в чем: мы едем покупать вам вещи в магазин, где работает миссис Эннисмор-Смит, которая живет в «Монмут-мэншинс». Я уже с ней встречался и не хочу, чтобы она меня узнала. А вы ее видели?
– Нет, насколько я помню. По крайней мере, не думаю, чтобы я ее помнила. Но зачем это нам?
– Ну, предположим, я хочу посмотреть, какова она у себя на работе.
– А зачем?
– О, я думаю, это мне пригодится, – ушел от ответа Роджер. – У нее любопытная биография. Не знаю, слышали ли вы, но она выросла в достатке, если не сказать в роскоши, а теперь вынуждена прислуживать в магазине. Пикантно, не правда ли?
– Возможно. Я бы скорее сказала – драматично.
– Драматично, да, в том-то и пикантность. И хотя, смею думать, вам наверняка кажется, что не очень-то красиво изучать человека со стороны, но помочь ничем не могу: такая работа. Мало того, я хочу посмотреть, есть ли у нее характер, вернее, таится ли в ней бесенок и сможем ли мы его расшевелить.
– Но послушайте, мистер Шерингэм…
– Да-да. И вот что я хочу, чтобы вы сделали: потребуйте, чтобы именно она вас обслуживала, и придирайтесь ко всему подряд, не только к вещам, но и к самой миссис Эннисмор-Смит. Я бы просил вас вести себя вызывающе, не то чтобы вульгарно, но крайне заносчиво. Унижайте ее, разговаривайте свысока и все время брюзжите. В общем, ведите себя так, как вела бы себя девица известного сорта. Сумеете?
– Это все очень странно…
– Пусть странно, но для меня это вопрос первостепенной важности. Справитесь?
– Думаю, да, – если сочту нужным. А какая у вас будет роль?
– Я – богатый американец, а вы меня подцепили.
– И вы действительно хотите, – спокойно произнесла мисс Барнетт, – чтобы я изобразила уличную женщину?
– Вот именно. Ну? Сможете? Решитесь?
– Тут кроется что-то более серьезное, чем вы мне сказали, несомненно. Будет ли у меня шанс самой решить, так ли уж необходим этот странный спектакль?
– Нет, не будет. Тут я один все решаю. Если бы мог, я обошелся бы без помощников, но – увы. Струсите – найду кого-нибудь другого, но раз уж вы моя личная и доверенная секретарша, я предпочитаю вас. Но имейте в виду: тут и речи нет о принуждении с моей стороны и вашем долге перед работодателем. Решайте. Итак?