Быстрая и шустрая - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 2

Сегодня Женю ждал триумф.

Она добилась этого. Заслужила. Прорвалась!

Всего год назад Женя Марченко была почти никем.

Нет, голодать ей, конечно, не приходилось. Она служила на крепкой должности, регулярно получала зарплату, но при этом – совершенно терялась в толпе московских белых воротничков. Одна из клерков, ничего больше. Провинциалка – без родителей, без квартиры, без связей.

Правда, неприхотливые однокурсницы Жени – провинциалки, как и она, – считали, что ей здорово повезло. Марченко, в отличие от них, зацепилась за Москву. Ей никогда не приходилось работать продавщицей газет в мерзлом подземном переходе, она сидела в теплом офисе, ее кормили бесплатными обедами…

Но сама Женя всего год назад совсем не чувствовала себя счастливой.

Она работала в сетевом рекламном агентстве «Ясперс и бразерс». И была там одной из многих . Ее должность именовалась гордо – копирайтер. То есть – творец. Автор рекламных идей. Человек, придумывающий всякие там «райские наслаждения» и «чудо-йогурты». Но… За два года работы на «Ясперс и бразерс» Женя Марченко не написала ни одного своего текста. И не придумала ни единого рекламного девиза. Точнее, не так. Она разработала пару десятков девизов. Но ни один из ее слоганов не увидел свет. Просто потому, что молодую выпускницу журфака к серьезным делам не подпускали, а на ее личную инициативу не обращали внимания. В лучшем случае Жене поручали перевести с английского рекламный текст. А то и вовсе сажали за компьютер – перепечатывать чужие статьи или creative briefs. [1]

В соответствии со сложной иерархией, царящей в рекламном агентстве, Женя болталась где-то в самом конце служебной лестницы. Ниже находились только секретарши – причем те, кто не знал иностранного языка. Женя получала свои двести ежемесячных долларов (крохи для Москвы!) и порой подумывала: «Продавать газеты в переходе – и то веселей!»

Кто бы мог предположить, что ее жизнь круто повернется… Что сегодня…

Сегодня о ней узнает вся Москва. Она выйдет на сцену под бликами завистливых глаз… Ей будут аплодировать, ее будут фотографировать, у нее станут брать интервью. Сегодня о ней заговорит вся рекламная тусовка – еще бы, зажглась новая звезда! Женя пока совсем не чувствовала себя звездой. От этого ей было неуютно.

Она волновалась.

Когда Женя нервничала, у нее всегда мерзли ладони. Иногда приходилось отрывать их от руля и греть дыханием. «Хватит дергаться! – подбадривала она себя. – И не в таких передрягах бывали!»

Но… Женя вспоминала свои передряги из недавней институтской и недолгой «рабочей» жизни и понимала: сегодня она выходит на другой уровень. На уровень серьезный. Не сравнимый с невыученными билетами по стилистике или поездками по Москве без прав. Сегодня она вступает в большую игру. И – в большую карьеру. А входить в серьезный мир нужно красиво.

По крайней мере, въезжать в него на «Оке» не годилось. Женя решила не подруливать на своей малолитражке прямо к зданию старого МХАТа. Лучше немного пройтись пешком по Тверской, чем тыркаться в толпе представительских «мерсов» и джипов в Камергерском переулке. Да и несолидно сегодня там парковаться, на ее-то машине.

Конечно, соседки по дому и бывшие однокурсницы пребывают в фальшивых восторгах от Жениной «белки» – белой «Оки». Но… Для сегодняшней церемонии стоило бы обзавестись другим автомобилем. Пусть малолитражкой, но хотя бы иностранной. «Пежо», к примеру, – как у коллеги по агентству Таньки Садовниковой… Или, скажем, «Пунто»…

Женя фыркнула: что за мысли лезут в голову!

«Уже причисляешь себя к элите? Ну-ну… Пожалуй, слегка преждевременно…»

Она юркнула в первое же подвернувшееся гнездышко на парковке у ресторана «Арагви». Швейцар сделал движение открыть дверцу ее автомобильчика, но передумал. Встал рядом, навис над «Окой» безразмерным пузом.

Женя выплыла из машины, стараясь, чтобы получилось поцарственней. Швейцар буркнул: «Вы в ресторан? Парковка – только для гостей».

Не впечатлила его «Ока»… Женя постаралась обворожительно улыбнуться:

– Я ненадолго, ладно?

– Двадцать рублей, – проскрипел швейцар.

«Толстяка обаять не удалось, – вздохнула она, расставаясь с двумя десятками. – А если я и там буду серенькой мышью?»

Нервы совсем расшалились. Она чувствовала сквозь вечернее платье, как стучит сердце.

Тверская улица сияла надменными витринами и вечерней иллюминацией. Будний день, но все вокруг нарядные, как на праздник.

А на углу сидит нищий. Оборванный, грязный, без ноги. Вот она, Москва – «город контрастов». Жесткая и сверкающая столица.

Женя вдыхала уже ставший привычным бензиновый воздух и с удовольствием бросала взгляды на свое отражение в отполированных магазинных стеклах. Сегодня она – с теми, кто успешен. Одна из нарядных и уверенных в себе. И сегодня ее ждет триумф!

Часы на здании Центрального телеграфа – через улицу – показали 19.02. Цифры сменились, и на табло вспыхнуло «минус одиннадцать». Голова мерзла… Шапку у Жени отобрала парикмахерша, авторитарная Марьяшка, говорили, что она – лучший мастер в столице.

Стрижка с укладкой обошлись в сто долларов – всего год назад эта сумма равнялась половине Жениной зарплаты. Да и сейчас, черт возьми, дорого – в родном К. вполне прилично стригут за доллар – то есть за тридцать рублей! Женю, конечно, напоили за счет парикмахерской невкусным, но горячим кофе, и она вдоволь наслушалась рассказов своей мастерицы о бесчисленных победах на всяческих парикмахерских конкурсах. К тому же мастер поймала Женю на выходе, где та примерялась перед зеркалом: как надеть головной убор с минимальными потерями для прически. Марьяшка прилюдно отчитала Евгению, вырвала из рук шапку и заявила на приличном французском:

– Pour etre belle, il faut soufrir [2] !.. А шапку не отдам, и не проси. Приедешь за ней завтра или курьера пришлешь.

Курьера Жене пока не полагалось. Но переспорить Марьяшку оказалось невозможно. Поэтому пришлось с шапкой расстаться и нещадно страдать под морозным январским ветром.