Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 17
Но спохватился капитан, увы, слишком поздно.
В тот день он пришел домой после полуночи. Из родной квартиры неслись тоскливые гортанные напевы. В темноте коридора Макаренцев столкнулся с нечистой восточной бабой в ярком платье. Заорал возмущенно:
– Ильич, ты чего? Совсем офигел?
На крик из соседской комнаты явился мужик, одетый вполне по-домашнему: волосатое смуглое тело всунуто в клетчатые трусы.
– Чэго крычыш, брат? – ласково спросил он капитана. – Ил-ыч здэсь болшэ нэ прожываит.
Были немедленно продемонстрированы документы, из которых следовало, что его бывший сосед, находясь в здравом уме и трезвой памяти, совершил обмен своей комнаты на жилплощадь, расположенную по адресу: поселок Грязищи Липецкой области.
– Ну, суки, засажу! – пообещал капитан.
Он немедленно объявил Ильича в розыск. И нашел того без труда. Слава всевышнему, сосед оказался живым, вполне здоровым и, как обычно, сильно пьяным.
Заикаясь и блея, Ильич изложил капитану свои планы на жизнь. Пока тепло, он намеревался обретаться по чердакам и подвалам. А на зиму собирался рвануть в неведомые Грязищи, по месту прописки. Ильич пьяно ухмылялся – деньги у него еще оставались.
И капитан Макаренцев очутился в одной квартире с целым восточным семейством.
Семейство, чтоб ему сгореть, никаких законов не нарушало. Легальным путем зарегистрировалось на вымененной жилплощади. Наркотиков не продавало. Вшей не имело. После одиннадцати орало вполголоса. Но жить в одной квартире с ними оказалось абсолютно невозможно. Кухня провоняла едким запахом специй и несвежей говядины. Коридор перерезали веревки, где в избытке сушилось белье. А дети вечерами вопили так, что стреляло в ушах…
Макаренцев решил меняться.
В квартире перебывали множество агентов по недвижимости. Агенты водили носами, спотыкались об нахальных, слюнявых шкетов и решительно отказывались браться за обмен. Так что пришлось капитану согласиться на более чем скудное предложение о выкупе своей комнаты, последовавшее со стороны отца восточного семейства.
На улице он, конечно же, не остался. Женился. Переехал к супруге. Но затаил на всех чурок, любой нации, будь они азерботы, чехи или же хозары, крепкое зло.
Не нравилось Макаренцеву ютиться на окраине, на чужой, по сути, жилплощади. Да и жена масла в огонь подливала, чуть что не по ней, покрикивала: «В моей квартире живешь, значит, живи и не выпендривайся».
…Когда Бендера привезли в отделение, весь личный состав отсутствовал. Выехал на операцию. В «стекляшке» дежурного восседал только грустный Макаренцев.
Капитан был хмур: жара удушала, кроссворд не решался. А народ все ходил и ходил. На рынке тырили кошельки, по улицам шлялись граждане с отсутствием регистрации. Теперь вот и гаишники зачем-то явились.
Макаренцев хмуро оглядел вновь прибывших. Его взгляд уперся в Бендера.
«Придется платить, – думал Урсул. – Гибэдэдэшники не взяли. Этот – возьмет. Менты, фуй им блятт, путают, а я – им плати. Как простой „черный хозар“ плати!..»
«Цепура голдовая. Перстенек с брюликом на карат. Морда наглая. И – чист, нюхом чую. Ух, ненавижу», – пронеслось в голове у Макаренцева.
– Так, что у нас случилось? – строго спросил капитан.
Гибэдэдэшники переглянулись. Выглядели они не вполне уверенно. А вот чурка – тот держался более расслабленно, чем стражи дорог.
«Регистрация у него явно имеется, – тоскливо подумал капитан. – И не пьяный».
– Гражданин на угнанном «БМВ», – доложил один из постовых. – С краденым техпаспортом и документами на имя Бандарова.
Чебурек снисходительно улыбнулся.
«Нет, браток, на угонщика ты не похож», – решил Макаренцев.
Второй гаишник поспешно добавил:
– «БМВ», номер а555рк77. Угнан вчера около одиннадцати утра. В угнанном автотранспортном средстве находились техпаспорт и права на имя владельца.
– Ну?! – рявкнул капитан.
Гибэдэдэшники совсем сникли. Опять переглянулись. Пока решали, кому достанется слово, в разговор вступил Урсул. Он склонился к окошечку, задушевно проговорил:
– Недоразумение, гражданин начальник. Мой «БМВ». Урегулировать побыстрей. А то некогда мне. Работы полно.
В окошко полезла скатанная в трубочку пятидесятидолларовая купюра.
Капитан молчал, смотрел благожелательно. Урсул подтолкнул бумажку, кивнул: «Бери, мол!» И тут же взвыл от боли – железные капитанские пальцы вцепились в его запястье. На все отделение прогремел бас:
– Понятых, быстро!
«Сущий клад этот Бандаров Урсул Сакенович. Кто ж ему, такому сладкому, заяву на угон накатал? А, мало ли шутников! Так, смотрим вещички. Техпаспорт, права. Да, чурки – они на вид все одинаковые, но рожа-то, что на фотке в паспорте, явно его. Только разжирела у гада на московских харчах. Часы „Ролекс“, сигареты „Парламент“, зажигалка „Живанши“ из желтого металла. С золотым напылением? Или – чистого золота? А, хрен с ней, не суть. Похоже – большой человек. Был – большой человек, – злорадно думал Макаренцев. – Дача взятки – уже статья. Не просек, урод, ситуацию. Нашел, кому, когда и где полтинник совать. Расслабился, блин, чурка. Думает, он тут, в Москве, всех купил».
– Гражданин! Все, все из карманчиков достаем! – поторопил Бендера Макаренцев.
Они стояли друг против друга в кабинете следователя. В незавешенные окна билось злое солнце. Понятые утирали пот.
Чурка потерянно бормотал:
– Товарищ капитан, давай забудем, а?
Его пальцы дрожали.
«Что-то у тебя, паря, есть, – злорадно подумал Макаренцев. – Чего б тебе так трястись из-за копеечной взятки?»
Он громко – для понятых – сказал:
– При личном досмотре, – капитан ловко прошелся руками по брюкам Бандарова и сунул руку ему в носок, – был обнаружен пакетик из вощеной бумаги размером два на два сантиметра. Вещество, находящееся в пакетике, по виду, цвету и запаху напоминает наркотическое вещество типа анаши, оно же – косяк.
Восточная смуглость Урсула бесследно исчезла. Его губы затряслись.
Понятые с интересом воззрились на горку ароматно пахнущей травы.
«Ах, дьявол! Нет здесь двух граммов, нету!» – отчаянно подумал Макаренцев.
Чурка пробормотал:
– Держу исключительно для личного употребления.
«Уйдет, подлец! Посидит денек – и дружки его вытащат!» – страдал Макаренцев.
И тут – есть бог на небе! – дверь кабинета дернулась. Внутрь всунулся коллега, вернувшийся наконец с операции. Удивленно проговорил:
– Хозарин-то еще живой… На тебя, Макаренцев, жара, что ль, действует?
И чурка, и понятые на секунду отвлеклись. Этой секунды Макаренцеву хватило.
Анашу изымали вчера, при обыске в наркопритоне. А оприходовали не всю. Оставили чуток для личных нужд. Чего бы не поделиться с гражданином Бандаровым?!
– Эй, друг, скажи там, чтобы весы принесли, – попросил коллегу капитан.
Весы явились немедленно.
– Та-ак, – зловеще протянул Макаренцев. – Почти три грамма. Понимаете момент, гражданин Бандаров?
Понятые в фишку явно не врубались. Смотрели на капитана удивленно. Он пояснил:
– До двух граммов – считается незаконным хранением. Абольше двух – статья уже другая.
– Гад! Подсыпал! – прохрипел Бандаров.
– Ой-ой-ой, сколько ж раз я такое от вашего брата слышал… – спокойно молвил Макаренцев.
На душе у него было светло.
Свершилось!
Карен Пахаров, лучший хозарский ликвидатор и доверенное лицо самого великого хакана, получил наконец новый российский паспорт. Ай, красота! Никаких тебе больше ментовских подколок: «Где регистрация? Ах, не продлена? Пройдемте, гражданин!»
Прописочка – вот она, Казанское шоссе, дом один. И национальность не проставлена. Долой милицейские фразы: «Так вот вы кто у нас: хо-за-ар!»
Ксива встала ему достаточно дешево. Помогла козочка из паспортного стола. Ей, бедняжке, уже под тридцать, тощая, блеклая, как селедка. И мозгов себе не нажила – поверила, что красавец Карен с «лопатником», полным бабок, и вправду собрался на ней жениться. Все мечтала, как будет ему пироги печь да носки штопать. Карену и обхаживать ее особо не пришлось. Два кабака, три перепихона да грошовое колечко из дутого золота. Вот дура! Доверчивые они, эти русские бабы! Небось до сих пор ждет и его, и свадебного букета.