Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 38

– Вот это философия, – ошарашенно проговорила Катя.

Профессор горячо продолжил:

– Согласен, это звучит непривычно. Но подумайте, в наших правилах ведь есть и рациональное зерно! Хозарский народ – малый народ. Наша культура все больше ассимилируется с русской. Единственный способ сохранить традиции и язык от вымирания – отгородиться от прочего мира. Жить самим по себе.

«Вот и сидели бы у себя в горах – сами по себе! – зло подумала Катя. – За каким же чертом тогда в Москву претесь?»

Она чуть было не произнесла свою мысль вслух. В последний момент одумалась – зачем профессора-то зря обижать? Он ей ничего плохого не сделал. А вот с Альмирой теперь – все понятно. Зараза-горничная за неверную ее держит. Катя тихо произнесла:

– Альмира, она меня использует? Ведет себя со мной, как с неверной?

– Альмира ведет себя так, как я ей приказал, – досадливо отмахнулся профессор. И добавил: – Но речь не о ней. Речь о психологии нации – в целом. Я расскажу вам сейчас одну притчу. Постарайтесь ее понять.

– Хозарскую притчу? – уточнила Катя.

– Да.

– На хозарском?! – грустно спросила она.

– Да, – улыбнулся Бахтияров.

– Тогда говорите помедленнее, – попросила Катя.

Профессор прикрыл глаза и принялся рассказывать. Речь его звучала плавно, певуче. «А их язык – может быть музыкальным!» – удивленно подумала Калашникова.

– Жила в горах хозарская семья. Было их пятеро: отец, мать и трое сыновей. Старшие дети отца почитали, жили по его заветам. Скакали на лошадях не хуже, чем он, стреляли лучше его, женились на тех, кого указал он. Не мог нарадоваться отец на своих старших детей. Все было хорошо в семье: хозяйство, дорогое оружие, внуки, полные закрома. Только младший сын огорчал родителя.

– Сказка про Иванушку-дурачка! – радостно перебила профессора Катя.

Бахтияров нахмурился. Потребовал:

– Скажите это по-хозарски!

Катя грустно вздохнула – лучше б не высовывалась со своей репликой! Мекая, как нерадивая студентка, Калашникова с трудом составила фразу. Профессор заставил повторить ее пять раз, добиваясь идеального произношения. Наконец удовлетворенно вздохнул и продолжил:

– Младший сын вставал не с зарей, а поздним утром. Лошадей он боялся, стрелять не умел, жениться не желал. Вся семья билась с ним – уговаривали, наказывали. Посылали младшего в поле – после его труда урожай не родился. Посылали на охоту – дичи не приносил. Даже воды из колодца донести не мог, половину расплескивал. И однажды попросил младший сын: «Нет мне покоя! Нет от меня пользы! Отпусти меня, отче, в город. Научусь я там уму-разуму». Отец все обдумал – и разрешил. Отец считал себя мудрым. Он полагал, что младший посмотрит на ту жизнь, что вне хозарского селения, и вернется назад. Поймет, что нет ничего лучше горного воздуха, и родниковой воды, и диких лесов. Однако шли годы. Но младший не возвращался. Он приезжал в гости, и привозил гостинцы, и рассказывал, как интересно идет жизнь в большом городе. А в один из приездов младшего сына домой его вдруг нашли мертвым.

Катя, внимательно слушавшая притчу, вздрогнула и живо спросила:

– Кто же его убил?

– Отец, – спокойно ответил профессор.

– Но почему? – не поняла она. И догадалась: – Он что, решил жениться на неверной?

– Об этом в притче ничего не говорится, – вздохнул Бахтияров. – И вам, Катя, ни за что не догадаться. Отец убил младшего сына вот почему. Тому в чужом городе было лучше, чем в хозарской семье. Вот и все.

– Как все? – не поняла Катя.

Профессор прикрыл глаза и тихо проговорил:

– Повторяю еще раз. Младший сын прижился в мире неверных. А неверный — это не человек. Ему нельзя доверять, с ним нельзя дружить. Его можно – только обманывать, использовать, а потом – убивать. Я хочу, чтобы вы это поняли. Это вам пригодится, когда вы пойдете выручать своего племянника.

– Анвар Шойвович, – в ужасе спросила Катя, – это вы серьезно?

Он грустно вздохнул:

– На моей родине, в Итили, меня уважают. Я – большой человек, профессор, я сделал карьеру в мире неверных. Но я никогда не смогу признаться своим соплеменникам, что у меня есть русские друзья.

Кажется, профессор ждал от нее сочувственных слов. Но Катя, охваченная ужасом, воскликнула:

– Боже мой, что же они сделают с Ленчиком?

Профессор успокаивающе погладил ее по руке:

– Тише, Катюша, тише. Пока ваш племянник будет им нужен, они его не тронут…

Он сделал паузу, опять вздохнул и отрезал:

– Но не надейтесь, что после того, как вы отдадите выкуп, вы увидите его живым.

Катя вскочила. Из глаз незаметно для нее самой брызнули слезы.

Профессор вышел из-за стола, ласково обнял ее за плечи:

– Катенька, милая! Вы же говорили мне, Ленчик – он сейчас не один, не брошен. Ведь ваш друг, детектив, не сидит без дела? И ваша сестра, мать Лени, – тоже? Зачем еще вам-то куда-то бежать? Разве Лене от этого станет легче?

– Но что же мне, что же мне делать?

Профессор твердо сказал:

– Делайте то, что вы умеете делать. Учитесь.

– Бесполезно! – в отчаянии выкрикнула Катя. – Я не успею. Осталось всего пять дней.

– Целых пять дней, – поправил ее профессор. И добавил: – За это время хозары Ленчика не убьют, обещаю вам это.

Профессор усмехнулся:

– Только никому не рассказывайте о том, кто вас учил. Давайте, Катенька, еще кофе.

Слезы капали в чашку, губы дрожали. Катя подняла на профессора заплаканные глаза:

– Ну почему, почему же они такие сволочи? Ой, извините, Анвар Шойвович.

Профессор не обиделся. Он спокойно сказал:

– А вот хозары считают, что настоящие сволочи – это русские.

– Почему? – не поняла Катя.

– Потому что только русские бросают своих одноплеменников в беде. А когда беда случается с хозаром – весь клан бросается ему на выручку.

Катя молчала, переваривая услышанное. А профессор строго сказал:

– В общем, все, Екатерина Сергеевна. Хватит слез, довольно истерик. Продолжаем работать. Вот вам текст, переведите его.

Она машинально взяла исписанные хозарской вязью листки. Попыталась вчитаться. Непонятно. Ничего не понятно!

Катя отложила текст. Умоляюще взглянула на профессора.

– Анвар Шойвович, пожалуйста! Можно я съезжу к Даше? На часок, не больше!

Профессор хмуро посмотрел на нее. «Сейчас скажет: «Уезжай и больше не возвращайся!» – в страхе подумала Катя. Но Бахтияров, видимо, прочитал в ее лице что-то особенное. Он вздохнул и произнес:

– Езжайте. Что уж с вами делать? Через пару часов жду обратно. И вот еще что. Вот вам кассета с уроками хозарского. Послушайте по дороге. Вернетесь – сдадите зачет. И вообще: говорите по-русски только по мере необходимости. Будете общаться с сестрой – про себя переводите ее слова на хозарский. Очень полезная практика. Давайте, Катюша, в темпе. Жду вас через два часа.

Ленчик едва не впервые в жизни занимался самоедством. «Дебил я. Олигофрен. Имбецил. Гидроцефал!» – клял себя он. Самоуничижению весьма способствовали тонкая подстилка матраса, от которой ломило бока, и постоянная боль в прикованном запястье. С момента заточения прошло уже два дня. Освобождать Ленчика никто, видимо, не собирался. Вертолет над темницей не зависал, дядя Паша – спецназовец и рейнджер – вызволять его не спешил.

Ленчик не знал, какую сумму чурки потребовали с его Семьи за его голову. Подозревал только: те заломили огромные деньги. Огромные. Тысяч триста долларов. Или пятьсот. Или миллион?.. Столько бабок мамане сроду не найти. С пресловутыми двенадцатью штуками было проще. Ну, и зачем, спрашивается, они с Машкой затевали детские шуточки со змеями? С ментовской базой данных? Зачем он, студентик, стал сам бороться с жестокой, отлаженной бандитской группировкой? Робин Гуд нашелся… Поверил в себя. Решился. Потом от удач башка-то закружилась. Уже всякие грандиозные планы начали лезть в голову – возьму, мол, и разворошу это гнездышко чучмекско-хозарских ос, всех разорю, все дела им расстрою! Я одержу грандиозную победу, я без сипа стос, ощень крутой, я один против всех… Да, вот теперь пойди и повоюй против этих хозар, блин… Сидишь на хлебе и воде и ждешь, покуда тебе отчекрыжат пальцы. Перспективка – зашибись.