«Гран-при» - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 6

Лена уже сейчас, в школе, проворачивала неплохие сделки.

Когда знаешь обо всех грядущих дефолтах и перипетиях банковских курсов, крутануться в нужном направлении – раз плюнуть. А оборотные средства Лена сначала из родительской заначки стибрила да у богатых одноклассников заняла, ну, а очень скоро начала играть на свои. И, соответственно, одевалась по последней европейской моде, а вовсе не так, как ее совсем обедневшие родители в старших классах школы уродовали…

Папа, видя свою дочь такой меркантильной и вечно погруженной в скучные расчеты экономических схем, откровенно страдал. Упрекал, что она совсем забросила музыку. Не бывает на классических концертах. И измеряет добро деньгами. Зато мама финансовыми и прочими успехами дочери откровенно гордилась. И повторяла: «Да уж, рожала я тебя не такой. Пока маленькая, была лопушок лопушком, а потом вдруг как подменили!»

Ну, а Лена в благодарность наставляла родительницу, что корректировать близорукость в клинике Федорова и улучшать грудь с помощью силикона – это полная глупость: «Увидишь, как через десять лет тебе это аукнется. Для здоровья куда полезней ходить в фитнес-клуб (в Москве пока что имелся один-единственный) и сидеть на «кремлевской» безуглеводной диете…

Лена и сама, что называется, с младых ногтей теперь питалась и вкусно, и современно. Одной из первых в Москве начала посещать ресторанчик японской кухни. И всем пропагандировала суши-сасими. Ходила в тоже совсем тогда непопулярное вегетерианское кафе. И, конечно, однажды заглянула в ресторан семейной кухни «Аист». В тот самый, где она когда-то, в прошлой жизни, познакомилась с подлецом Вадимом.

И именно в тот день, когда Вадим подошел к ней с дурацким вопросом: «Любишь рукколу?» – она действительно встретила его снова, уже второй раз в жизни. И ужаснулась: от этого человека, плохо пробритого, с похотливым взглядом, слюнявыми губами, она когда-то была без ума?! Подарила ему себя, мечтала о семье, родила сына?!

«Только подойди ко мне со своим идиотским вопросом про рукколу – я тебя так отбрею!»

Но Вадим лишь тоскливо и завистливо посмотрел на счастливую, самоуверенную, хорошо одетую девчонку и обратиться к ней так и не решился. Понял, видно, что ничего не светит. А изрыгать проклятия ему в спину Лена сочла ниже своего достоинства. Только грустно подумала: «Как жаль тех, других, девчонок, которые не знают о том, что будет. И которых обманет этот подонок Вадим… И насколько все-таки легче, когда в новой жизни можно исправить ошибки из жизни прошлой…»

…Лена Сальникова с честью использовала подаренные ей судьбой пятнадцать лишних лет. И в «новое» двадцатитрехлетие, в тот самый день, когда «старая» Леночка, утомленная скучной концертмейстерской работой и тяжкой жизнью одинокой матери, рыдала под консерваторской лестницей, вошла одной из первых московских светских дам. Владелицей входящего в топ-сто банка. Женой преуспевающего бизнесмена. И просто красивой, ухоженной, с тонким вкусом и острым умом женщиной.

Отмечать ее двадцать третий день рождения они с мужем решили так. Сначала – визит в Большой, где у них своя ложа. После спектакля – небольшой, на сорок человек, банкет в «Метрополе». А на два часа ночи муж велел заказать «коридор» для своего самолета, чтобы к полудню следующего уже оказаться на Мальдивах.

Так что Лена готовилась к празднику особенно тщательно – нужно к этому дню и выглядеть ухоженной, в меру пустоголовой, как полагается при олигархах, красоткой. И на работе, в банке, все «хвосты» подчистить, чтоб бестолковые замы ее во время праздника по мобильнику не дергали в тот момент, когда она со столичным мэром (тоже обещал присутствовать на банкете) будет на брудершафт пить.

…В плане подарков муж (а что еще взять с мальчика из недавно совсем бедной семьи?) оказался неоригинальным – бриллиантовое колье, «как у Анны Австрийской, помнишь, в детстве такая книжка про мушкетеров была?». И в тон серьги с длинными грушевидными подвесками. Такими огромными, что, не будь супруг несомненным, безбашенно богатым олигархом, их бы все за наглую бижутерию принимали. В общем, несомненно дорого, но очень безвкусно. Хорошо хоть Лена, предвидя мужнины дары, запланировала на этот вечер очень скромное черное платье (разумеется, Нина Риччи) и высокую, под девятнадцатый век, прическу с собранными на затылке локонами (Саша Тодчук обещал приехать прямо домой). Под такую «обложку» и наглые бриллианты сели неплохо, так что смотрелась Лена, после всех предварительных СПА, массажей и тщательного мэйк-апа, без ложной скромности, ослепительно. Муж, как увидел ее при полном параде, аж жмуриться начал. Будто помоечный кот на корма премиум-класса. И губы облизывал – будь она безголосой и бесправной моделькой, точно бы, наплевав на всю тщательно налаженную красоту, завалил бы на первом попавшемся диване. Но Лена, законная жена, предупредила: «Платье, извини, – шелк. Очень мнучий. Так что терпи до Мальдив».

– До самолета, – поправил муж.

– Ах, ну да, – скривилась Леночка. Ох уж ей этот секс в мужнином самолете! С любопытными стюардессами, притаившимися под дверью хозяйской спальни.

– А бриллианты тебе идут, – похвалил супруг.

– Я стараюсь, – скромно потупилась Леночка. И небрежно чмокнула мужа в щеку: – Спасибо тебе. Ты у меня самый лучший!

Ожидала, что тот просияет – обычно-то старалась, чтобы не избаловался, особо не перехваливать, – однако глаза у супруга остались грустными. Он буркнул:

– Всегда пожалуйста. – И сообщил: – Лимузин уже у подъезда. Пошли?

Будь Лена глупой, традиционной для олигархов спутницей, идти бы не поспешила. Подождала бы, пока все соседи налюбуются перегородившей двор безразмерно длинной машиной, взятой в аренду у самого Филиппа Киркорова. Но только в ее-то «реальные тридцать восемь» (двадцать три официальных плюс пятнадцать подаренных судьбой) лет так дешево понтоваться уже несолидно. И она подала мужу руку:

– Конечно, пошли.

А пока спускались по мраморным ступеням в холл, спросила:

– Ты сегодня грустный. У тебя неприятности?

– Типа того, – скривился муж. – Да ладно, у тебя ж праздник. Не бери в голову. Прорвемся.