Ледяное сердце не болит - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 62

– Именно! – голосом, полным сдавленной злобы, выкрикнул Воскресенский. – Именно за нее! Ты представил меня развратником, совратителем, педофилом! Даже те, кто защищал меня, после твоей статьи от меня отвернулись!.. Сколько тебе за нее заплатили?!

– Нисколько, – пожал плечами Полуянов. Правая рука, которую он пытался вытянуть, застряла в скотче в самой широкой части ладони. – Мне никогда и никто не платил за мои публикации.

– Тогда с чего ты взял, что я разместил фотографии тех девчонок в Интернете?! – взревел оппонент.

– Я сам их там видел, – пожал плечами журналист.

– Вранье!! – завопил маньяк и вдруг подскочил к Полуянову и саданул его прикладом по голове.

Дима опрокинулся навзничь. Упал спиной прямо на свои связанные руки. Перед глазами словно граната разорвалась. В голове загудело.

– Не я, не я, не я! – заорал похититель, топая ногой. Он стоял совсем рядом с диваном, потрясая винтовкой. – Не я отправил фото девчонок в Сеть!

Дима сел. Ему тяжело далось это движение, но лежа он бы не смог продолжать свои попытки освободиться. Голова у него гудела и кружилась. Воскресенского он видел нечетко – еще и потому, что удар приклада рассек ему левую бровь и обильно хлынувшая кровь стала заливать глаза.

«Да он просто псих ненормальный, – подумал Полуянов об оппоненте, – и спокойный разговор с ним невозможен. Теперь, просидев в тюрьме восемь лет, он понимает только язык силы».

– Неужто ты, мля, журналист, до сих пор не въехал?! – едва сдерживая ярость, прокричал похититель, мотая перед глазами Димы указательным пальцем. – Неужели не понимаешь, что это они тогда выложили в Интернет моих голеньких девчонок?! Чтобы мне было тяжелей защищаться и чтоб мне пришили две развратные статьи! И уже наверняка посадили!

– Они – это кто? – очень спокойно спросил Полуянов. Когда Воскресенский стал маячить слишком близко перед ним, о том, чтобы пытаться втихаря развязать путы, не могло быть и речи.

– Неужели ты до сих пор не понял?! Они – это те, кто хотел отобрать у меня особняк на Ордынке! В первую очередь – Ойленбург. Змея! Змея подколодная! Одной рукой он давал киношколе деньги, а другой – копал под меня!.. Он предлагал мне отступного, пытался договориться по-хорошему – не вышло. И поэтому он решил выжить меня из особняка по-плохому!..

Слава богу, Воскресенский отодвинулся от дивана, крутанулся на каблуках, бросил пару поленьев в камин и снова отошел – винтовка под мышкой – к окну.

Дима хоть и опасался новой вспышки гнева похитителя, однако все-таки спросил:

– И за это ты сейчас решил похитить молодую жену Ойленбурга?

– А-а, так ты хорошо осведомлен! – осклабился маньяк. – Уж не работаешь ли ты, Полуянов, заодно и на милицию? Или на ФСБ?

– Нет, – покачал головой тот, – я работаю только на самого себя. И еще – на Надю… А тебе не кажется, – спросил он безропотно, пытаясь поймать взглядом пустые глаза Воскресенского, – что ты наказываешь нас несоответственно нашей вине?

– То есть? – уставился в глаза Полуянову похититель.

Дима выдержал этот взгляд и спокойно пояснил:

– За мою неудачную статью ты караешь мою девушку, которая к этому делу совершенно никакого отношения не имеет.

– Вы – поломали мне жизнь, – с едва сдерживаемой яростью проговорил Воскресенский. – Ты, Полуянов. И еще Роман Бахарев, и Макс Ойленбург. То, что виноваты вы трое, я выяснил точно. И вы мне отдадите око за око. Теперь я сломаю жизнь – вам. И вы, трое, до самого конца жизни будете оплакивать своих близких. Тех, кого вы любили больше всех. И кто принял (или примет) мученическую смерть по вашей вине.

– Я – да. Я буду оплакивать. И поминать тебя, – уверенно сказал Полуянов. – Если с Надей, конечно, что-то случится. Потому что понимаю, что я виноват перед тобой. И я – уже испытываю угрызения совести. Но я не уверен: понял ли (или поймет) тот же чиновник Бахарев, за что его наказали. Наказали – жуткой смертью его дочери. Ведь она умерла, правда? Я думаю, что у товарища Бахарева в биографии – десятки случаев, похожих на твой, Воскресенский. Он чиновник – значит, вся его жизнь состояла из подкупа, интриг и подстав. И он никогда не поймет: кто и за что его покарал. И будет считать себя невинной жертвой. А тебя – жестоким и безжалостным убийцей.

– Ничего, – ухмыльнулся вчерашний зэк, – я постараюсь ему объяснить.

– Поверь мне, – покаянно сказал Полуянов, – я уже пострадал достаточно. А Надя тут вообще ни при чем. Отпусти ее. А если все-таки хочешь кого-то наказать – накажи меня.

– Отпускать – ее? – раздумчиво произнес Воскресенский и сморщил недовольную гримасу. – И мучить – тебя?.. Совсем неинтересно.

– Неинтересно? Зато – справедливо.

Кровь из разбитой брови перестала течь и начала засыхать у Димы на лице, вызывая нестерпимый зуд. Очень хотелось почесаться, но руки по-прежнему были связаны за спиной. Правда, Дима чувствовал: один хороший рывок, и путы могут разойтись. Могут. А могут – и не разойтись. Но в любом случае надо было решаться действовать.

– Хорошо, – сказал после раздумья похититель. – Раз ты явился сюда, я предлагаю тебе выбор. Твоя девчонка скоро проснется. И я могу поступить согласно своему плану. Я могу убить ее – только ты увидишь не видеозапись казни. Ты увидишь ее – в реальности.

«Он с таким вкусом говорит об убийствах. Он стал настоящим садистом. Почуял запах крови», – промелькнуло у Димы.

– Есть и другой вариант, – продолжал самозабвенно токовать Воскресенский. – Я могу убить тебя. У нее на глазах. А она – будет все видеть. Что ты выбираешь?

– А других вариантов нет? – спросил Дима. Он тянул время, мысленно готовясь броситься на маньяка. «Только бы удалось развязать руки», – думал он, шевеля за спиной пальцами, напрягая и расслабляя предплечья.

– А ты что хотел еще – шоколадку? – грубо засмеялся Воскресенский. – Вафлю в зефире?

– Раз других вариантов нет, – раздельно проговорил Полуянов, – я выбираю второй. Можешь убивать меня.

– Ах, ах, – усмехнулся садист, – какое трогательное самопожертвование! Будем надеяться, что твоя девчонка его оценит.

Он отошел от одного окна и приблизился к другому. Оказался рядом с лежащей на полу Надей. Ткнул ее под ребра дулом винтовки. Надежда во сне застонала.

Похититель склонился над ней, переложил оружие в левую руку, а правой с размаху дважды ударил девушку по щекам.

«Вот он – самый удобный момент, – промелькнуло у Полуянова. – Он не держит меня на мушке, я скрыт от него спинкой дивана… Ну, давай, действуй!..»

И в этот момент раздался звук, которого ждал Дима все это время. Ждал и боялся.

В наружном кармане его куртки пропищал сотовый телефон – сигнализируя, что у него на исходе батарейки.

Мороз сыграл с мобильником злую шутку.

Мороз – и то, что последние двадцать пять минут телефон работал в режиме разговора.

Перед тем как похититель заставил Диму поднять руки, тот нажал кнопку повтора последнего соединения.

Савельева звонок с Диминого телефона разбудил. Он уснул в своем кабинете прямо за столом.

Последующие пять секунд ему потребовались, чтобы уяснить, кто звонит и что происходит на противоположном конце соединения.

Затем майор позвонил оператору связи и с помощью сотовой компании определил точное расположение места, откуда поступил звонок.

Потом он связался с областным управлением внутренних дел и доложил о совершающемся в данный момент преступлении.

Затем опер выскочил во двор, завел свои собственные «Жигули» и помчался в сторону области. Несмотря на то, что он уже привел в действие милицейскую машину, и служба не требовала его дальнейшего участия в деле, и лично от майора Савельева теперь мало что зависело, он все-таки сам хотел оказаться там, где неугомонный Полуянов вел беседу с маньяком.

…Когда первая машина патрульно-постовой службы прибыла из города Королева на место преступления по адресу: поселок Оболдино, улица Главная, дом 4А, – в особняке уже началась стрельба.