Наш маленький Грааль - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 10
– Нет, Маша. Я никуда не полечу.
– Полетишь, – усмехнулась она. И добавила: – Только насчет пары ползунков я, пожалуй, была не права. Бери как можно больше.
Захотели приключений – и получили их с избытком.
Начать с того, что сестры решили сэкономить – не вызывать такси по телефону, а поехать на частнике. Частником оказался, как и положено в Москве, колоритный горец на ржавых «Жигулях»-«пятерке». (Когда мы голосовали, втроем плюс Никитос у Аськи на руках и три чемодана, мимо проезжали и более приличные машины. Но иных охотников остановиться возле нашей живописной группы не нашлось.)
Дороги в аэропорт горец не знал, нас, когда мы ему советовали, как ехать, не слушал. Плюс вечные столичные пробки, а едва мы из них выбрались – машина чихать начала, потому что бензин кончался, еле дотащились до заправки… Время летело, регистрация заканчивалась, Аська с Машкой все больше впадали в истерику, и даже Никитос, который вначале воспринимал поездку с восторгом и упоенно со своего заднего сиденья драл водителю роскошную шевелюру, начал канючить.
В итоге во Внуково мы явились за полчаса до вылета, и дальше прочие пассажиры могли лицезреть живописную картинку: как Аська с крошечным, притихшим от множества событий Никиткой под мышкой умоляет самолетных служительниц не снимать нас с рейса, а мы с Машкой, два барана, периодически подвываем: «Ну по-ожалу-уйста!»
А едва мы прошли в самолет и в изнеможении рухнули в кресла – Никитос вдруг налился пунцом, закряхтел и огласил салон характерными звуками, плюс запашок пошел, будто и не малый ребенок по-большому сходил, а добрый молодец.
Аська – нервы у нее с этой семейной жизнью и правда стали ни к черту – намылилась рыдать. Пищит, на глазах слезы, губы дрожат:
– Что теперь делать? Как его тут переодевать?! Я говорила вам!.. И зачем я согласилась лететь?!
А Никитос, страшно довольный, что облегчился, спокойно развалился в кресле и принялся сосать привязной ремень.
– Да чего ты волнуешься? Сейчас поменяем подгузник – и вся проблема! – с напускной бодростью сказала Маша.
Но самолет уже тронулся, стюардессы вставать запретили, и потому всему нашему салону пришлось взлетать с зажатыми носами…
Полет и дальше проходил экстремально. На взлете Никитка орал как резаный. А едва успокоился, Машка с Аськой, горе-женщины, понесли его подмывать и едва не уронили в унитаз. Потом со стороны племянника были бесконечные скачки по сиденью, разрывание на клочки журнала и горестные завывания, когда Ася это занятие пресекла. А как только принесли ужин, ребенок взялся швыряться булочками и взбивать в стаканчике ладонью апельсиновый сок.
Мы с Машей по мере сил пытались остановить бесчинства юного родственника, но нам это удавалось плохо. Никитка нас и щипал, и слюнявил, и ревел на наших плечах. А больше всех, конечно, доставалось Аське. Та и кормила, и утешала, и поила его, и чистила нос, и гладила, и укачивала…
А я к моменту, когда самолет пошел на посадку, решил окончательно и бесповоротно: нет уж, дети – это не для меня! Особенно такие мелкие, как Никитка. Прикольно, конечно, когда он тебе рожи строит и с преехиднейшим видом царапает за нос, но слишком уж много сопутствующих проблем. Особенно в самолете.
Впрочем, после приземления тоже пошло неслабо.
Сначала мы бесконечно долго, уставший Никита все это время канючил, ждали багаж. Когда наконец получили его, выяснилось, что у Никитовой коляски потерялось колесо, и только пронзительный, натренированный бесконечными лекциями Машкин голос вынудил грузчиков оторвать свои задницы от лавочки в курилке и найти несчастное колесо.
Таксисты в аэропорту Краснодара тоже нас не порадовали – дружно заламывали за поездку до Абрикосовки такую цену, что даже я, человек, абсолютно равнодушный к деньгам, хватался за голову. Посему пришлось отказаться от заманчивых «Тойот» и «Фордов» с кондиционерами и согласиться на предложение очередного горца и его ржавую «пятерку», точную копию той, на которой мы мучились в Москве…
Дорога в Абрикосовку идет по перевалам, от бесконечных поворотов Никитку нещадно тошнило, он всю дорогу ревел, и я, человек, привыкший к переездам, малыша понимал: тяжело. Я б тоже сейчас с удовольствием поканючил, будь у меня столь благодарные слушательницы, как Ася с Машей…
А ведь мы еще не добрались до Абрикосовки, там, чтобы до дедова поместья доехать, надо будет «уазик» искать…
– Дернул же меня черт влезть в эту авантюру! – в какой-то момент выкрикнула измученная Аська.
За окном стояла ночь, еще более кромешная, чем в Москве, и в свете фар мелькали мокрые, почти облетевшие деревья.
Я в этот момент – потому что Никита орал особенно громко – был с ней полностью согласен.
И только Машка, железная леди, закаленная в боях со студентами, прошипела:
– А ну, всем не ныть! Дед же обещал: мы не пожалеем!
27–28 ноября.
Частник выгрузил их на автостанции Абрикосовка. По статусу – самый центр, что-то вроде поселковой Тверской – тут в двух шагах и мэрия, и местный ГУМ, то бишь вещевой и продуктовый рынок, и стоянка такси. А по виду – небольшой, плохо освещенный пятачок. Тем более грустно здесь было сейчас, кислым южным ноябрем.
Время близилось к девяти вечера, и темнота поселок уже накрыла такая, как только на юге бывает: чернильное небо, россыпь холодных звезд и единственный на всю площадь фонарь.
Таксист получил расчет, выгрузил их чемоданы на заплеванный асфальт и яркой кометой унесся обратно, в черноту неосвещенного шоссе. И сразу почему-то стало совсем одиноко и бесприютно. Пока добирались – как-то держались, сплоченно и терпеливо, а сейчас, почти доехав, мигом раскисли. Никитка, прикорнувший было в теплой машине, тут же взялся канючить, и никакие Асины: «А вот дядя пошел! А укуси Макса за нос!» – уже не помогали. От Макса – вот они, не приспособленные к тяготам жизни мужики! – тоже толку никакого. Воровато оглянулся на сестер и потрусил к единственной освещенной в этот час палатке: явно вознамерился залить усталость и тяжелую дорогу пивком. И это вместо того, чтобы найти машину, которая довезла бы их до дедова логова! Тоже мне, сильный пол. А ведь Макс – еще один из лучших его представителей…
Маше очень хотелось нагнать брата и сделать ему внушение, но потом она решила: и без него справится. Оставив сестру умасливать племянника, девушка решительным шагом направилась к группке таксистов. Вежливо поздоровалась (южане могут простить москвичам ненавистный акающий говорок, но грубость – никогда) и спросила:
– Извините, пожалуйста. У кого-нибудь из вас есть «уазик» или джип?
– А куда ехать? – немедленно оживились мужики.
– В район «Газовика».
«Газовиком» назывался дом отдыха в пятнадцати километрах от поселка. Ближайшая к дедову дому точка цивилизации.
– На «Газовик»? А на фига? – удивился кто-то из таксистов. – Он же закрыт. Не сезон.
– Мне не совсем туда, – терпеливо пояснила Мария. – Там есть жилой дом, километрах в трех в сторону… Знаете, где раскопки дольменов раньше были.
Водители переглянулись.
– Тебе к Матвеичу, что ли? – спросил один из них.
– К нему, – кивнула Маша.
– А ты кто ему будешь? – продолжал допрос водила.
Маша с трудом проглотила и ненавистное тыканье, и неуемное провинциальное любопытство – и покорно ответила:
– Я его внучка.
Мужик отреагировал непонятно. Ухмыльнулся:
– Вот как! Что ж, повезло тебе…
Маша начала закипать:
– Послушайте. А можно ближе к делу?
– Молодец, внучка. Шустрая, – ухмыльнулся шофер. А потом опять сказал непонятное: – Как иначе – на-аследница.
«Что там наследовать? Этот сарай?» – едва не фыркнула она. Но от ненужной дискуссии удержалась и снова вернулась к вежливому тону:
– Так что насчет машины? Мне нужно обязательно попасть к деду прямо сегодня.