Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 32
– Мы с фотокором. Всю ночь валандались. Мозоли натерли дикие…
– И что, народ верит?
– Спрашиваешь! Тираж подскочил несусветно.
– Значит, мы с тобой друг друга стоим, – подвела итог Таня. – Ну, все, Димуля, опаздываю дико. Жду тебя вечером.
Она положила трубку, поспешно докрасила левый глаз – когда у уха трубка, краситься сложно – и выскочила из квартиры. По лестнице, как девчонка, мчалась бегом, выходную дверь, словно школьная хулиганка, распахнула ударом ноги. Немного странно вести себя, как будто ты юна и здорова, когда на самом деле голова по-прежнему кружится, а в желудке – урчание и противный тошнотворный комок… Ладно, плевать она хотела на слабость. Главное в борьбе с собственным организмом – не обращать на его выходки внимания. И вести себя так, будто у тебя ровным счетом ничего не болит.
Во дворе – никого, только на лавочке у подъезда млеет старушка-соседка. Таня скороговоркой пожелала ей доброго утра и вприпрыжку побежала к «тойоточке».
За ночь на машину никто не покусился – стоит, красавица, стекла все влажные от росы, а на капоте опять дрыхнет дворовая трехцветная кошка. Ну что за наказание! Других ей нету мест, что ли, где спать? Таня эту кошатину, рвань подзаборную, давно гоняла. Она, конечно, совсем не против домашних, а также диких животных, но зачем же краску когтями царапать?
– Брысь! – прикрикнула Таня.
А кошка на нее ноль внимания, спит без задних лап.
«Мне бы такие нервы!» – позавидовала Татьяна.
Она приблизилась к машине, склонилась над нахальной животиной:
– Эй, киска! Ку-ку! А ну, чеши отсюда!
Кошка неохотно распахнула наглые желтые глаза. Равнодушно взглянула на Таню, потом отвернулась, потянулась – и снова устало откинулась на капоте.
От такого нахальства Татьяна даже опешила. С некоторой опаской повторила:
– Пошла вон, говорю!
Никакой реакции – только презрительный взгляд желтых глаз. Таня нагнулась, подняла с земли палку – сейчас она придаст этой нахалке ускорение! – но у кошки неожиданно нашлись защитники.
Старушка-соседка, божий одуванчик, гневно выкрикнула со своей лавочки:
– Эй! Что ты делаешь?!
Голосок у бабули оказался зычный – с асфальта взметнулась стайка воробьев, а Таня вздрогнула и отдернула руку с палкой.
– А что я такого делаю? – не поняла Таня.
– Не смей трогать кошечку! – приказала со своей лавки бабка.
«Ах ты, старая карга! – внутренне закипела Таня. – Чего лезешь не в свое дело?!»
Но ругаться с бабкой вслух не стала: она давно усвоила, что пенсионерки в доме настоящие хозяева. Начнешь с ними ссориться – сама же потом и пожалеешь, когда к тебе из Мосэнерго придут: «Нам тут сигнал поступил, что у вас на электросчетчике «жучок» установлен»… Или когда в двадцать три ноль пять наряд милиции приедет: «Соседи жалуются, что у вас телевизор громко работает в часы законного отдыха граждан!»
И она вежливо произнесла:
– А что же мне делать? Не могу ведь я прямо с кошкой ехать!
– Возьми на руки и сыми аккуратно, – приказала бабка.
– Не буду я ее брать! – возмутилась Татьяна. – Вдруг она лишайная?!
– Не лишайная, – безапелляционно заключила старуха. – Кошечка хорошая, чистая, я ее знаю…
– Раз знаете – тогда снимайте сами, – ядовито предложила Татьяна.
Она даже не понимала, кто ее бесит больше – въедливая старушенция или наглая кошка, которая на перепалку ноль внимания, спит себе и спит…
– Развели машин, кошечкам спать негде… – продолжала ворчать соседка.
– Вы будете снимать кошку или нет? – выкрикнула Татьяна, снова поднимая палку.
– Не смей! Не смей, говорю! – взвилась старуха и приказала Тане: – Подойди сюда и помоги мне встать.
– О боже!
– К животным нужно относиться добрее… – пробурчала бабка, опираясь на Танину руку. И назидательно произнесла, с кряхтеньем делая первый шаг: – Мы в ответе за тех, кого при…
Закончить цитату она не успела – замерла, вцепилась в Танину руку так, что синяк останется, выдохнула:
– Ой…
«Ну, что еще?!» – чуть не закричала в сердцах Татьяна. И тут увидела: кошка с машины спрыгнула и пулей несется прочь… а сама машина… ее «Тойота»… ее любимая ласточка… вдруг окутывается облаком черного дыма. Всполох пламени, скрежет, звук взрыва – ужасающе громкий, такой, что заложило уши… А потом – снова тишина. И вместо ее машины – только страшный остов, окутанный безмолвным пламенем. И бабка клещами держится за Танину руку и все повторяет: «Господи боже мой!..»
Таня усадила бабку обратно на лавочку… С минуту смотрела, как горит «тойоточка», – на место пожара уже слетались любопытные пацаны, а из окон дома, одно за одним, выплескивались удивленные лица соседей. Потом услышала: ее зовет Армен, жилец с нижнего этажа:
– Таня! Что случилось?!
Хороший вопрос!
Она не ответила. Странно, но она ничего не чувствовала. Ни-че-го. Будто не имеет ни к «Тойоте», ни к взрыву никакого отношения. Внутри у нее все заледенело. И тогда она, обычно такая логичная и здравомыслящая, поступила против всякой логики. Она просто повернулась к Армену спиной и шустро, шустрей, чем дворовая пацанва, бросилась к выходу со двора. Нет, она не вынесет приезда милиции, допросов, нервотрепки… И неизбежного вопроса: «Как вы думаете, кто это сделал?»
Вопрос бесполезный, потому что неизвестно, как на него отвечать. Слишком много тех, кто мог это сделать. Оскорбленный Брячихин. Родственники того парня, которого она сшибла, вполне могли за ночь узнать ее адрес и по-своему, по-народному, расквитаться. Даже Андрей Федорович, не простивший ей своего унижения, – и тот мог. Нанять бандюганов со взрывчаткой в Москве несложно и недорого…
Менты, конечно, удивятся, что хозяйка «Тойоты» исчезла. Ну и пусть удивляются. Пусть ищут. Чем позже найдут, тем лучше. Потому что говорить с ними бесполезно. Толку никакого, только время тратить… Участвуешь ты в следственных действиях или не участвуешь – машину все равно не вернешь. И лучший выход – просто сбежать. Как можно быстрее добраться до Валерочки, упасть ему на плечо и… И все.
Таня выбежала на дорогу, вытянула руку – и уже через секунду остановила ржавую, битую жизнью «копеечку». За рулем (обычное дело для старых «жигулят») восседал «гость столицы», сиял улыбкой, обволакивал томным взглядом: «Садысь, красавица! Домчим, как на диком коне!»
Обычно с кавказцами Татьяна не ездила. Никаких нервов не хватает, когда их «копейки», скрипя от старости и ежеминутно грозя развалиться, мчатся на красный свет, протискиваются меж фурами и подрезают «бимеры». Но, с другой стороны… Когда едешь с явным риском для жизни, о текущих проблемах сразу же забываешь – думаешь только о том, как бы до места назначения доехать в целости и сохранности. К тому же дешево – до Валеры, на другой конец Москвы, кавказец вызвался ехать за сто рублей.
– Годится. – Таня решительно уселась на переднее сиденье. – Только побыстрей.
Кавказец послушно стартанул – так, что пассажиры на автобусной остановке дружно вздрогнули от визга покрышек, а пешеходы, заслышав рев перегазовки, бросились врассыпную. Таня же даже не поморщилась.
– Ты смелый дэвушка, – похвалил кавказец.
– Я сама и круче умею, – зачем-то похвасталась Татьяна.
И закусила губу: уметь-то она умеет. Только вот… Ее «тойоточка», любимая, холеная, красивая машинка, мертва. Но кто все-таки это сделал?! И зачем?!!
Таня держалась изо всех сил, однако, едва отчим отпер ей дверь и она увидела его радушное и озабоченное лицо, слезы сами потекли из глаз. Таня приникла к жирному плечу Валерия Петровича, и рыдала, и хлюпала – совсем как в детстве, когда отчим еще жил с ними и она, в случае самых ужасных и самых диких обид, прибегала жаловаться именно ему – всего два или три раза такое в ее жизни было.
– Ну, что ты? Что случилось, Танюшка? – спрашивал Валера, мягко похлопывая ее по плечу. Как все мужики, будь они трижды супершпионами, он смущался женских слез – тем более когда при нем плакали женщины, которых он любит.