Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 63

– А знаешь, Коля, – проговорил Татьянин отчим, распахивая дверь в секретарский предбанник, – почему Центр тогда не разрешил тебе игру с Жюли? – Птушко не отвечал, и Ходасевич продолжил: – Потому что они решили, что ты чрезмерно эмоционален. И чересчур доверчив. Проще говоря, слабак. Ты слабак, Коля. – И с этими словами Валерий Петрович вышел из кабинета.

– …Блестяще, – прокомментировала Татьяна. – Ты его раздавил.

– Не знаю, не знаю, раздавил ли я его… – вздохнул Валерий Петрович, – но… Думаю, что такая месть достаточна. Не киллеров же нам нанимать.

– Смерть вообще чересчур легкое отмщение, – произнесла Таня. – Моральные страдания сильнее смерти. Это я по себе знаю, – нахмурилась она. – Так что пусть помучается.

– Что будем делать с Птушко-младшим? Он пока остался не наказан. А ведь, как я понял из разговора со старшим, это его была идея: «взять в актрисы» тебя.

– Не понимаю, – задумчиво сказала Таня, – неужели я настолько оскорбила его той историей с «откатом»?

– Здесь дело не в этом, – покачал головой отчим. – Это просто моя версия, доказательств у меня никаких нет, но… Думаю, что на самом деле историю с «реалити-шоу» затеял не старший, как утверждала Анжела, а младший Птушко. Затеял не только ради денег. Но и во многом для того, чтобы подставить собственного отца. Он ведь понимал, что все, что они делают, – противозаконно. И рано или поздно эта история выплывет. И ударит в первую очередь по его отцу, Птушко-старшему.

– Вот тебе и родная кровь, – задумчиво проговорила Таня.

– Родство по крови никакого значения не имеет. Особенно для подлеца, – заметил Валерий Петрович.

– Так почему же Птушко-младший все-таки выбрал в «актрисы» меня?

– Тебя – именно потому, что ты моя ближайшая родственница. Он-то знал, со слов отца, что я – достойный противник. И с самого начала понимал, что я докопаюсь до этой истории. И твоего в шоу участия я его отцу не спущу. Ну а для верности он в конце концов подослал ко мне свою любовницу Анжелу. И она рассказала все подробно, каждая деталь ее рассказа кричала, что во всем якобы виноват Птушко-старший… И «исповедь», которую она вдохновенно произнесла мне, была типичным сливом компромата – на своего старого любовника. Так что слухи о моей мужской неотразимости, – полковник усмехнулся, – сильно преувеличены.

– Я вот одного не понимаю… – по-прежнему задумчиво произнесла Татьяна. – Ясно, что ты велел мне подстроить аварию с Анжелой для того, чтобы отсечь ее от Птушко-старшего. Чтобы ты с ним мог спокойно потолковать. Чтобы она не вертелась там, в клубе, с ним рядом. Но зачем в машине, пока мы ждали ГАИ, я включала глушилку для сотовых телефонов?

– Я не хотел, чтобы Птушко-старший сразу после нашей беседы первым поговорил с Анжелой и сразу же начал предъявлять свои претензии ей. Ты же знаешь поговорку: ночная кукушка дневную всегда перекукует. А влюбленный человек, особенно старик, слеп… Так что она вполне могла убедить его, что невинна, словно голубица. Нет уж. Пусть мой друг Николай лучше для начала выяснит свои отношения с сыном. Не сомневаюсь, что первым делом, сразу же после моего ухода, он затребовал его к себе. И ждать ему долго не пришлось. Птушко-младший вертелся там же, на приеме в «Целине», – я его заметил. Ему надо было только улицу перейти, чтобы предстать перед грозными очами папаши…

В этот момент (впоследствии Татьяна, вспоминая, думала: «как по заказу») раздался телефонный звонок. Звонил мобильный телефон отчима – они решили, что уже можно снять табу на сотовую связь. Валерий Петрович взял трубку.

– Да, Леночка, – проговорил он – однако в дальнейшем ограничивался короткими репликами, так что ни по ним, ни по бесстрастному лицу отчима Татьяна не могла составить никакого представления о характере разговора.

Наконец Валера положил трубку, и Таня спросила:

– Что случилось?

– Двойное убийство, – коротко бросил отчим. Его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций, только губы сжались более сурово, чем обычно.

– Как?!

– Причем обе смерти имеют непосредственное отношение к нашему делу.

– То есть?

– Вчера вечером Птушко-старший в своем кабинете застрелил своего сына. А потом застрелился сам.

– Боже мой… – потрясенно выдохнула Таня.

– Видит бог, – пробормотал Ходасевич, – такого исхода я не хотел.

– Валера, они сами виноваты.

– Два человека убиты… – вздохнул отчим. – Черт! Такое вряд ли отмолишь… – Ходасевич в сердцах хлопнул ладонью по столу.

– Валерочка, не казни себя. Они первые начали. И сами пожрали себя – как пауки в банке.

– С моей помощью.

– И прекрасно! Считаю, что я отомщена. А эта семейка… – Лицо Татьяны исказила брезгливая гримаса. – Что ж, зло наказало самое себя.

– Наказать-то оно себя наказало, да не совсем… – покачал головой Валерий Петрович. – Знаешь, что мне сказала Лена из «Курьера»? Наследницей продюсерской империи Птушко, по всей видимости, станет Анжела Манукян.

– Как?! – потрясенно выдохнула Татьяна.

– Есть сведения, что оба Птушко – и старший, и его сын – составили завещание в ее пользу. Каждый из них оставил ей свой пакет акций телевизионной империи УТВ. Вот кто в конечном итоге выиграл от их спецоперации!

– А она – умная баба, – с долей даже некоторого восхищения протянула Татьяна. И пошутила в духе «черного» юмора: – Что ж, Валерочка, теперь, после всего, что между вами было, ты, как честный человек, просто обязан на ней жениться.

Эпилог

«Пёжик» требовательно просигналил у въезда в гараж рекламного агентства «Пятая власть».

Шлагбаум поднялся, и маленький, вызывающе красный автомобильчик триумфально вкатился на парковку. Охранник выбрался из своей будки и подошел к «Пежо». Пока Татьяна выключала двигатель и бросала в сумочку мобильный телефон, он топтался у машины и явно не знал, как себя вести.

Вообще-то ему полагалось хмуриться. Ведь у «Пятой власти» из-за Татьяны Садовниковой были крупные неприятности, из-за нее разбежались многие клиенты, и шеф, Андрей Федорович, сколько дней ходил смурной…

Но только что поделаешь, если на самом деле ему хочется быть не злым, а радушным? Все-таки Татьяна – красивая, и костюм цвета свежей листвы ей очень идет, и ножки у нее шикарные, и улыбается так тепло и ярко… Да и к тому же, говорят, все разъяснилось – и оказалось, что бывший творческий директор ни в чем не виновата.

– Привет, моя любовь! – весело здоровается Садовникова (сколько раз охранник гадал: про любовь она прикалывается – или вправду к нему неравнодушна?). – Как жизнь, как дела, как настроение?

Она спрашивает так искренне, так заинтересованно, что охранник, конечно, не выдерживает – расплывается в ответной улыбке:

– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна! Жизни без вас – никакой. А вот пришли вы – и сразу светлей стало…

– Спасибо, – растроганно благодарит Садовникова.

А охранник сам смущается, что слишком размяк… Краснеет и предлагает:

– А что вы так неудобно встали? («Пежо» остановилось на парковке для посетителей.)

– Где ж мне еще стоять? – усмехается Татьяна. – Я ведь теперь у вас гость…

– Ваше место на парковке, конечно, занято, – смущается охранник, – тут теперь Пастухов свой тарантас держит, но вы можете встать рядом с шефом. Хотите?

– Конечно, хочу! – совсем по-детски радуется она. Прыгает в машину, снова заводит двигатель и ловко втискивает «пёжика» в узкую щель между стеной и «Лексусом» Андрея Федоровича.

Выходит из машины, снова улыбается и спрашивает:

– А как же мне в офис попасть? Мои-то «пальчики» из базы данных, наверное, убрали?..

– Не убрали, а убирали, – поправляет охранник. И заканчивает: – Но сегодня утром снова внесли. По личному распоряжению Теплицына. Так что, как говорится, и снова здравствуйте!

– И снова здравствуйте… – задумчиво, словно про себя, произносит Татьяна. – За это, конечно, спасибо…