Осколки великой мечты - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 35
Полонский сделал громче звук и подался вперед, к экрану. Кофе остывал, забытый.
«Но как это может быть она? Эта телегероиня похожа на нее лишь тембром голоса. И – какой-то неуловимой повадкой. И, пожалуй, такие же кисти рук. И – все… Та была коротко стриженной сероглазой брюнеткой. Эта – голубоглазая блондинка… Но волосы и глаза – бог с ними… Их переменить нетрудно… Но у женщины на экране – все другое. И губы… И нос… Нет! Не может человек, пусть даже за тринадцать лет, так перемениться!..»
Из спальни выползла юная Галка в профессорской рубашке на голое тело. Сонная, по-кошачьи потягивалась. Подошла к Полонскому, на секунду заслонила экран. Он раздраженно отодвинул ее. Галка надула губки. Капризно промурлыкала:
– В этом доме мне нальют кофе?
Профессор не отвечал. Он не отрывался от экрана.
Передача, кажется, подходила к концу. Камера взяла крупный план ведущего. Тот заученно произнес:
– Мы благодарим наших спонсоров, компанию «Зеленый континент», и нашу сегодняшнюю гостью… – Снова, теперь уже, видимо, последний раз, показали молодую женщину: та обворожительно улыбнулась. – … очаровательную хозяйку самого модного в столице косметического салона «Красотка» Нину Александровну Колесову…
«Не она, – с горечью подумал профессор. – Все-таки не она».
– …С вами была передача «Формула победы», – продолжал вещать теперь уже ненужный телевизор, – и я, ее ведущий, Петр Оленев. Смотрите нас каждое воскресенье! До встречи через неделю!
«Память уже подводит, – разочарованно подумал профессор. – Играет странные шутки… А жаль!.. Как бы я снова хотел, оказывается, повстречаться с той девчоночкой из радиотехнического!.. Посмотреть: что же с ней стало… Тогда у меня было ощущение, что она в этой жизни способна на многое… Жаль, если я ошибался…»
Галка обняла Полонского, прижалась к нему своим молодым упругим телом.
– Может, ты мне все-таки сделаешь кофе? – прошептала она.
По телевизору пошла реклама.
Профессор раздраженно погасил экран.
Пермякова тошнило.
Вчера, в субботу, он, кажется переборщил. Три бутылки водки на трех крепких мужиков после бани – нормальная, правильная доза. Но зачем они потом взяли еще два пузыря? Зачем поили девок шампанским? Почему он, дурак, не удержался и пил с этими проститутками из горла на брудершафт? Что за дешевое гусарство? Трахались? Ну да, трахались – но это еще, как говорится, не повод для знакомства…
Вот и получай теперь… Сегодня голова раскалывалась с самого утра. Пермяков понимал, что воскресенье безнадежно испорчено. Во всем теле ощущалась противная, тоскливая бесприютность. Было так одиноко, словно он остался один на всей планете. Один, уцелевший после серии нейтронных взрывов.
Пермяков выглянул в окно. Яркий, прозрачный, солнечный осенний день. Во дворе, окруженном многоэтажками, – никого.
«Может, люди за ночь все повымерли? А я ничего не знаю?»
Он нервно усмехнулся похмельно-бредовой мысли и щелчком включил телевизор. Нет, все в порядке. Цветные тени. Кто-то что-то говорит.
Пермяков постарался сосредоточиться на том, что происходило на экране. Там была молодая эффектная женщина. Она сидела в расслабленной позе на дорогом кожаном кресле и о чем-то, улыбаясь, говорила. Пермяков вслушался в голос.
– …Никто вам никогда не скажет всей правды. Одна случайная оговорочка в эфире – и вот к вам в офис уже приезжают ребята в черных масках.
– Хорошо, – по-лошадиному улыбнулся мужчина-собеседник. – Тогда расскажите, Ника, не всю правду. Откуда у вас взялись деньги на то, чтобы начать дело?
– Я заложила дом. Продала обе машины, мебель, все шубы и вещи… Я подумывала даже продать себя – но такую цену за свое дело я платить оказалась все-таки не готова…
Пермяков всматривался в экран телевизора. Женщина на нем показалась ему смутно знакомой. Скорее для того, чтобы преодолеть мучительную головную боль, нежели из подозрения или любопытства, он машинально описал ее в уме. Разложил лицо на составляющие. Пермяков не раз замечал, что профессиональная работа плюс напряжение мысли помогали ему от похмелья.
Итак, сосредоточились… «Тип лица русский, скорее южный… Лицо овальное… Волосы светлые, средней длины… Брови широкие, треугольные, вразлет… Веко с отсутствием нависания… Глаза овальные… Нос средний, основание слегка приподнятое, спинка носа прямая… Губы полные, одинаковой толщины, контур губ – дугообразный, ротовая щель – большая… Морщины и складки кожи отсутствуют… Особых примет нет…»
Профессиональная мобилизация мозга заставила головную боль слегка отступить. Приметы не совпадали ни с одним из знакомых лиц. Она не была похожа ни на одну из тех, кого Пермяков когда бы то ни было разрабатывал.
И все же в женщине было что-то неуловимо знакомое. Или похмелье играет с ним злую шутку? И это – псевдоузнавание, характерное для алкоголиков? Но он – не алкоголик…
Передача закончилась. Голова заболела с новой силой, и Пермяков решил начать процесс опохмелки прямо сейчас.
К завтрашнему утру он должен быть как огурчик. Ему придется снова влезать в белоснежную рубашку, подставлять шею под хомут галстука и к восьми ноль-ноль ехать на своем скромном «Форде Эскорт» на службу. Начальник департамента охраны. Должность нешуточная.
Пермяков налил себе ровно пятьдесят граммов водки. Руки слегка дрожали. Махнул, преодолевая ненависть к напитку. Его всего передернуло. Выступили слезы. Он прислушался к себе: не вывернет ли?.. Слава богу, нет: кажись, прижилось.
Пермяков налил еще рюмочку – она пролетела соколом. Побродил в одних трусах по кухне. Посмотрел в окно. Жизнь продолжалась. Из соседнего подъезда женщина выкатила коляску с ребенком. Такая молодая, хорошенькая, а уже мама. Солнце светило вовсю, с последней осенней лаской. Тело вдруг перестало ломить. Головная боль исчезла. Сознание прояснилось. Лекарство подействовало.
И тут Пермяков вдруг с удивительной ясностью понял, кого напомнила ему женщина из телевизора. Она напомнила ему мадемуазель Веселову, ту самую кристально честную бизнесвумен, которая убедила кредитный комитет «Империя-банка» в том, что обязательно вернет пять миллионов долларов. Вернет с процентами и точно в срок.
У него вспотели ладони. Веселова провернула гениальную комбинацию, которая чуть не закончилась кровью – для него, Пермякова…
Но она ли это? Или это таки шутит похмелье?
Лицо – совсем не похоже. «Если б я не видел ее вживую, тогда, на заседании кредитного комитета, – ни за что бы не узнал. Похожи-то, пожалуй, только руки: сильные, неаристократические, почти мужские. И слегка – манера держаться. И еще голос…»
Ощущая после удачной опохмелки приступ деятельности (доза-то получилась – точь-в-точь!), Пермяков прошел в комнату. Встал на диван, снял со стены дрянную картину с изображением зимнего леса. За картиной находился встроенный в стену сейф.
Начальник охраны открыл его. Пистолет. Пачка стодолларовых бумажек. Под ними – несколько папок. Пермяков достал самую нижнюю.
Не закрывая сейфа, стоя в трусах на диване, открыл ее. «Веселова Вероника Николаевна. 1968 г. р.». Вот цветная фотография в полный рост, сделанная скрытой камерой.
Пермяков вгляделся в фото. Кажется, ничего общего с телевизионной незнакомкой. Та – пышноволосая блондинка, эта – коротко стриженная брюнетка. Телезвезда – голубоглаза, у Веселовой были серые глаза… Но тетка может переменить цвет глаз и волос как нечего делать. Главное – у женщины на фото другие брови… И непохожий разрез глаз… Плюс иной нос. Да и губы совсем не такие – гораздо тоньше и меньше. «Нет, это не она, – подумал он. – Мне почудилось».
Пермяков перелистал досье. Установочные данные на Веселову. Ее связи. Тайком снятые отпечатки пальцев.
«Или это все-таки она? Пластическая хирургия… С пятью «лимонами» баксов можно сделать себе совсем другое личико! Почему бы не проверить? Не убедиться?»
Пермяков засунул досье обратно в сейф. Замкнул его. Повесил на место картину.