Парфюмер звонит первым - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 16

Эх, что он за дурачок! Как же она получит вещь, положенную в камеру по его паспорту? Кто ей отдаст ее? Ладно, об этом можно подумать потом. И она по второму кругу достала из сумочки письмо – решила перечитать его. Отчим ее не раз учил: «После первого прочтения любого документа – даже газетной статьи или любовного письма – ты воспринимаешь не более сорока процентов содержащейся в нем информации. Любой важный документ надо читать дважды, а то и трижды».

Таня нетерпеливо пробежала взглядом по строчкам: «…Мне надо бежать. Я попал в большую беду… Никому ничего не показывай и не рассказывай… Только так можем спастись… Я люблю тебя… Я тебя очень люблю…»

Таня перевернула листок той стороной, где был разлинован телеграфный бланк, и тут заметила, что в правом верхнем углу написаны цифры. Написаны авторучкой: тем же Лениным спешащим почерком. Числа были такие:

15-114-103-104.

Четыре числа, разделенные черточками. Пятнадцать – сто четырнадцать – сто три – сто четыре.

Что это такое? Шифр? Похоже. Но что он значит?

Чей-то номер телефона? Но разве телефоны бывают… раз, два, три… одиннадцатизначными? В Кострове телефоны шестизначные, в Москве – семи. Сотовые «кривые» – десятизначные; междугородние – тоже… Может, впереди следует читать не единицу, а восьмерку? Тогда все получится складно: обычный междугородний или сотовый номер: 8-511-410-31-04. А может, первая единица – это код страны? И тогда выходит номер: 1-511-410-31-04. Единица, кстати, код Соединенных Штатов Америки. Таня это точно помнила, Тому не раз звонила. [3] А дальше у Тома было, кажется, 406 – код его любимой Монтановщины.

«511» – тоже, наверное, код какого-то американского региона. Вот только чей конкретно? Что за город, штат или, может быть, сотовая сеть? Во всяком случае, решила Таня, она этот номер обязательно наберет. Естественно, не сейчас, в присутствии милиционеров, а позже. И на всякий случай будет звонить не из офиса. И, наверное, не из дома.

Однако цифры на Ленином бланке вполне могут оказаться не телефонным номером, а, скажем, каким-то PIN-кодом. Или паролем доступа. Или вообще чем угодно.

Но об этом мы подумаем потом, вечером, на досуге. Для начала надо выйти из «комнаты отдыха» – что-то она здесь засиделась, мильтоны могут заподозрить неладное. Таня посмотрела в зеркало над раковиной. Выглядела она на удивление неплохо: глаза сияют, румянец во всю щеку – шикарный, надо сказать, румянец, естественный, никакой косметикой подобного эффекта не добьешься. Она не раз замечала за собой парадоксальную реакцию: когда у нее проблемы, когда ей нужно действовать – она выглядит лучше всего. Может, и в самом деле, «she loves troubles»? [4] И, скажем, вместо визитов к косметологу ей лучше регулярно во что-нибудь вляпываться?!

Глядясь в зеркало, Таня прикинула план действий. Итак, нужно, во-первых, как можно скорее спровадить из офиса милиционеров. Затем приспособить Изольду Серафимовну, чтобы та наводила в офисе порядок, а самой бежать на вокзал за таинственной посылкой, оставленной Леней.

О том, говорить или нет милиционерам и о странном письме, и об исчезновении Лени, Таня даже не сомневалась. Конечно же, говорить ни слова не надо.

На то они и милиционеры, чтобы держать их от своих проблем подальше.

Глава 4

Он не спал уже вторые сутки. В первую ночь, с воскресенья на понедельник, забылся на пару минут на жесткой скамье электрички. Электричка грохотала. В коротком забытьи он убегал от кого-то на бешено гремящем вертолете. Потом в вертолет попала ракета – «вертушку» дико тряхнуло. Это голова во сне ударилась о вагонное стекло. Он проснулся. Сердце бешено колотилось.

Скамейка электрички была жесткой – не то что сиденье машины. Но автомобиль пришлось бросить. По нему его бы вычислили в два счета. Первый же пост ГАИ – и его бы взяли. Менты наверняка срисовали номер его тачки. А зная номер, легче легкого установить личность. «Девятка» числится не за агентством – за ним лично. Значит, ему и отвечать.

На поезд дальнего следования он тоже не мог взять билет: надо предъявлять паспорт, а Леня не сомневался, что его уже ищут.

В ту первую ночь в электричке он, когда проснулся, все равно делал вид, что спит, прислонясь к оконному стеклу, но, прикрывшись рукой, наблюдал за вагоном сквозь полуприщуренные веки. Словно в раннем-раннем детстве, когда прячешься, закрывая самому себе глаза руками.

Народу в вагоне почти не было. В разных концах дремали четыре человека. Тетка с баулами и пареньком лет двенадцати. Двое небритых алкоголиков. Пару раз по составу проходили двое милиционеров – покосились на Ленины шорты, но подходить не стали, отправились по вагонам дальше. Он счел это добрым предзнаменованием: значит, ищут его не так уж усердно. Но, скорее всего, до патрульных в электричке просто не успели довести его фамилию и приметы.

А может, трепыхнулась надежда, его и не ищут вовсе? Махнули рукой? Нет, это вряд ли. Увы. Он не может на это рассчитывать. Надо по-прежнему быть внимательным и осторожным. И всех опасаться. И во всем подозревать подвох. По крайней мере до тех пор, пока он не выберется за пределы Костровской области.

Электричка пришла на конечную станцию в половине второго ночи. Станция звалась Малярово. Она находилась на сто двадцать километров к северу от Кострова. Дальше электропоезда не ходили. Пассажиры куда-то быстро-быстро рассосались. На станции был крохотный вокзал.

Леня зашел в пустой и душный кассовый зал. Ближайший поезд на север проходил в четыре сорок пять утра: Анапа – Санкт-Петербург, стоянка две минуты. Но он по-прежнему боялся покупать билет: предъявлять в кассе паспорт очень рискованно. Срисуют в два счета. И даже если он решится ехать дальше поездом – зайцем или договорившись с проводницей, – все равно опасно ждать три часа на ночном вокзале. Он наверняка привлечет к себе внимание местных ментов.

Леня зашел в ночной буфет. Там было жарко. Помещение нагрелось за день и не успело остыть. Продавщица дремала на табурете. Ее крупное лицо с каплями пота безуспешно овевал вентилятор. Леня попросил чашку растворимого кофе и бутылку минеральной воды. Продавщица нехотя вскипятила чайник, буркнула: «С вас двадцать один рубль». Может, спросить ее насчет ночлега, подумал было Леня, но, глянув на недовольную физию тетки, решил воздержаться. Получая сдачу с полтинника, он пересчитал наличность в портмоне. Вышло триста тридцать рублей. Совсем негусто. Была еще кредитная карта, но вряд ли ночью на станции Малярово он найдет работающий банкомат. Леня подосадовал, что вечером в Кострове он забыл разжиться наличными. Впрочем, немудрено: в городе ему надо было успеть провернуть столько дел. Теперь у него единственная надежда – на сберкассы. Но их открытия придется ждать до утра. И потом: любая операция с кредитной картой – это тоже след. След, по которому его могут вычислить.

Леня залпом выпил воду, а потом кофе. Когда выходил из душного буфета, уже был весь мокрый от пота. На привокзальной площади оказалось прохладно, пустынно и полутемно. Ветерок приятно овеял разгоряченное тело.

Свет падал от двух фонарей на здании вокзальчика. На границе света и темени торчали двое бомбил рядом со своими «Жигулями». Видимо, ждали скорый из Москвы, следующий на юг, в Костров и далее к морю – он, если верить расписанию, придет через полчаса.

Надо зафрахтовать бомбилу, чтобы довез до автотрассы, решил Леня, а там видно будет. И в этот миг рядом с ним вырос молодой толстый милицейский сержант. Откуда он, черт побери, взялся? Милиционер неразборчиво представился, поднеся руку к козырьку, потом сказал сиплым голосом:

– Предъявите ваши документы.

Во рту сразу пересохло. Сердце застучало часто-часто.

Леня достал из барсетки паспорт, протянул сержанту. Украдкой осмотрелся. Мент был один. Ни напарника, никого вокруг. Только двое бомбил равнодушно посматривают в их сторону. Если что случится, симпатии водил явно окажутся не на стороне мента: милицию никто не любит, профессиональные водители тем более. Но вряд ли и Леня будет пользоваться у них симпатией: чужак, приезжий в шортиках. Бомбилы в любом случае сохранят нейтралитет. А больше никого поблизости не видно, включая других мусоров. Леня украдкой оглядел мента.