Пока ангелы спят - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 12

Итак, решено: Верочке не звоним. Вообще не звоним. А через пару дней просим у кого-нибудь мобильник и говорим якобы по междугородке: «Дорогая, я в Барселоне-е-е… Вернусь не скоро-о-о…» И – ту-ту-ту, короткие гудочки…

«Единственные люди, – думал я, запихивая в холодильник провизию, – кому бы я и мог, и хотел рассказать о своих радостных новостях, это Димка, Алик и Андрюха. Три друга детства. Три мушкетера…»

Но все трое находятся далеко от меня, очень далеко, вне пределов досягаемости. Димка обосновался в городе Орле и даже не удосужился сообщить свой новый номер телефона. Алик жил в Канаде. А Андрюха… Эх, Андрюха… Андрюха вот уже год пребывал вне пределов досягаемости даже самых изощренных средств связи… В таких высотах он находился, откуда ни привета, ни ответа…

«Зачем, – в который раз подумал я, – ты, Андрюшкин, сделал это… Почему меня тогда не было с тобою рядом… Глядишь, я б удержал тебя от последнего, рокового шага… Глядишь, ты был бы жив и весел, и не пришлось бы нам зарывать тебя в землицу на Хованском кладбище, и приезжать к твоему кресту в гости, и собирать деньги на памятник… Эх, ты был лучшим из нас, а смерть, как известно, выбирает лучших и выдергивает по одному… Ну, ничего, Андрюха, – подумал я, – я поставлю тебе иной памятник. Нерукотворный».

Я давно уже решил для себя, что главный герой моего романа будет один в один Андрюхой: высокий, красивый, остроумный каратист с гривой соломенных волос. И он, мой герой, в отличие от того, что случилось в жизни, не погибнет – нет, он пройдет через все испытания, и победит врагов, и соединится с прекрасной девушкой… И ты, Андрюха, стало быть, будешь жить эти два месяца под моим пером, а потом еще долго, долго – всегда! – под обложкой книги…

Я перегнал свою ярко-красную «копейку» от подъезда к березе под моим окном. Буду видеть ее во время работы. Подумал было снять аккумулятор – да потом решил: не стану. Не зима, чай. Аккумулятор не сядет. И потом – вдруг мне куда-нибудь приспичит срочно поехать?..

И вот в среду, семнадцатого, в назначенный самому себе день, я встал без всякого будильника ровно в назначенный самому себе час – девять ноль-ноль. Прошлепал на кухню варить кофе.

Я чувствовал себя полководцем перед битвой: обозы подтянуты, войска развернуты, шашки наголо. Оставалось услышать сигнал трубы и слова, призывающие ринуться в атаку. Марш-марш, вперед – победа будет за нами!

Я уже знал, что я напишу. В моем романе предстанет все, что положено в произведениях массовой литературы: месть, любовь, кровь, красота, пистолеты, насилие, секс, погони, выстрелы, драки, бандиты, мешок долларов, казино, бриллианты, красотки, предательства, смерть и юмор… Все, чтобы удовлетворить самого взыскательного из всех невзыскательных читателей. Но, помимо того, в нем будет могучий второй план: где-то глубоко-глубоко, как чистый подземный ключ: легчайшая ирония, и радость от затеянной мною, автором, игры, и искренняя любовь к героям… И этот второй план удовлетворит даже самого взыскательного из всех моих взыскательнейших читателей! Даже критиков, черт бы их побрал, удовлетворит! Хотя начхать, честно говоря, мне на высоколобых критиков – понравилось бы мое произведение соседке Таньке, да Армену, да его жене… И тысячам (а может, миллионам?) других так называемых простых читателей…

Первую чашку крепчайшего турецкого кофе я выпил на своей крошечной кухоньке. Затем тщательным образом побрился, сварил себе еще кофейник и отправился вместе с новой чашкой ароматнейшего кофе за рабочий стол, где уже стоял наготове, в ожидании меня, распахнутый ноутбук, отцовский подарок.

…К шести вечера я уже нашарашил пятнадцать страниц. Я сам удивлялся, как быстро и легко продвигается мое произведение. Герой – точь-в-точь Андрюха, и кровавая завязка, и погоня, и тайна… За это время я выпил чашки четыре, а может, пять кофе, съел в один из приступов голода четыре копченые сосиски с хлебом и кетчупом. К шести я решил сделать перерыв, дело было на мази, никто меня не беспокоил ни телефонными, ни входными звонками. За окном прихватывался злой дождь, быстро кончался, и снова светило солнце, я выходил на балкон в одной рубашке, грелся, и молодая ярко-зеленая трава перла на газонах – она росла прямо на глазах, как и мой роман…

Итак, в шесть вечера я остановился, включил на кухне древнюю газовую колонку и направился в душ. Вымылся, затем десять раз устроил себе контрастное обливание: кипяток, а после ледяная вода и снова кипяток… Вышел голый, растираясь полотенцем. Пошлепал босиком бесцельно по кухне, затем по кабинету… И тут увидел: мигает автоответчик. Кто-то звонил, пока я принимал душ.

Я нажал кнопку «new message» [3] – однако из телефона не донеслось ни слова. «Черт, старая рухлядь, – подумал я, – опять автоответчик не записал „мэссидж“ или записал на кассету куда-то в другое место». Эдакое подлое свойство за моей отвечательной машиной водилось. Надо сказать, что автоответчик у меня древний, купленный за гроши в прошлом году на мадридской барахолке. Не современный – цифровой, а старинный, кассетный. И что-то мой старичок дурит: то не срабатывает, то не записывает, а порой возьмет да запишет последнее сообщение куда-нибудь в начало кассеты.

Я решил попробовать отыскать слова того, кто звонил, покуда я мылся. Перемотал кассету на начало и взялся слушать все сообщения подряд. Первым оказалось английское представление. Механический голос размеренно читал: «Hallo, we are not available now. Please leave your message after the beep. We will return your call» [4]. Далее, после писка, вдруг раздался взволнованный, запыхавшийся женский голос, он тоже говорил по-английски: «Huan! Huan! Call me right now, please! Please! It's extremely urgent! I need to speak with you!» [5] Голос прерывался на полуслове.

Я подивился: как же это я купил механизм и даже не удосужился прослушать его? А на нем, оказывается, оставались голоса прежних хозяев. Как интересно! Какой забавный привет с другого конца света, из другой страны и иной жизни передает мне мой же автоответчик!..

Интересно, что это за женщина?.. И кто такой Хуан? И зачем он столь срочно ей тогда понадобился? И откуда она звонила?.. Мне показалось, что говорила она из автомата – фоном слышались звуки иноязыкой улицы… И почему ее голос прервался на полуслове?.. Кончились монеты?.. Или?.. Или с ней что-то случилось?..

Я вспомнил: автоответчик мне продал на барахолке в Мадриде здоровенный, уголовного вида негр – я еще тогда подумал, что механизм ворованный… Он, этот негр, вот уж никак не мог быть Хуаном… Надо же, подумал я, какие сюжеты подбрасывает жизнь… Ни в каком романе не придумаешь… Сюжеты без начала и конца, без кульминации и развязки… Просто взял и дуновением долетел до меня, постороннего, кусок из чужой, иноземной судьбы… Возможно, какая-то драма скрывалась за этим напряженным, взволнованным, оборванным на полуслове женским голосом…

В поисках продолжения истории – ее, возможно, содержала магнитная лента – я нажал кнопку «Play». Автоответчик пискнул, и до меня донесся голос, но он уже говорил по-русски. Значит, этот голос уже из моей судьбы.

«Але, Алеха, – с бархатно-ленивыми интонациями проговорил механизм, – как придешь, срочно позвони мне, сын мой…»

Я обмер. Я бы узнал этот голос из тысячи. Эти глубокие, с полунасмешливой растяжечкой, интонации. Это обращение «Алеха» и покровительственно-усмешливое «сын мой». Так меня называл только один человек, Андрюха. Андрюха, который вот уже год, как покоится на Хованском кладбище.

Меня прошиб холодный пот. Как был, голый, я уселся на диван рядом с телефоном. С усилием глотнул и нажал на «Rew». Лента с шорохом прокрутилась. Я отчаянно ткнул в кнопку «Play». И опять все повторилось: «Але, Алеха, как придешь, срочно позвони мне, сын мой…» Боже! Никаких сомнений: то голос Андрея.