Предпоследний герой - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 38
Арсений повесил голову. Думал. Осознавал.
– Впрочем, наверно, зря я тебе обо всем рассказала… Только расстроила. Бедненький… Я вообще-то думала, что ты знал. Или догадывался.
– Нет! – выкрикнул он. – Я не знал! И даже не догадывался! Мужья вообще, как известно, обо всем узнают последними.
– Ты совсем ничего не ешь, – вдруг заботливо проговорила Милка. – Покушай, мой дорогой.
Арсений упрямо покачал головой. Налил себе стакан нарзану. Выпил залпом, закурил.
– Ну, Настена… Ну, гадина! – пробормотал словно в забытьи.
Милка с состраданием смотрела на него.
Арсений прихлопнул по столу ладонью. Он постарался собраться. И выкинуть Настю из головы. И всю эту историю тоже. В конце концов, если этот ее роман с прокурорским чиновником – правда, Настя поступила благородно. Пожертвовала собой. Своим телом. Переспала с нелюбимым человеком, чтобы спасти его, Арсения. Боже, какое благородство! Только почему ему так больно?! Нет, надо срочно думать и говорить о другом. И выкинуть эту историю из головы. А то сердце разорвется.
– Ладно, – тяжело сказал он. – Проехали… Бог с ней, с Настькой. Декабристка, блин… Давай-ка к делу. Мы же по делу здесь собрались, да?
– А какое у нас с тобой дело? – сочувственно, как мать, произнесла Милка.
Она, словно хамелеончик, подделывалась под настроение Арсения.
– Мое дело – это мой медцентр… Так, значит, говоришь, это не он?
– Кто – не он? – непонимающе посмотрела на Арсения Милена.
– Не твой супруг хочет нас закрыть?
– Ох, нет, – покачала головой Милка. – Он просто знает о ситуации вокруг твоего центра. А вот нацелились на него другие люди.
– Кто конкретно?
Она покачала головой.
– Не знаю.
– Да что ж мы им сделали?! – воскликнул Сеня.
– Я же тебе объясняю: у вас, в отличие от всяких знахарей, хоть что-то получается. А кто в наше время любит конкурентов?! К тому же… – Мила помедлила, потом выдохнула: – По-моему, ваш медицинский центр «заказали».
– Что значит: «заказали»? – непонимающе уставился на нее Арсений.
– А то!… Кто-то хочет, чтобы медцентр закрыли. Очень хочет. И он, этот «кто-то», капает на руководство Минздрава, чтобы вас прихлопнули.
– Да кто – «он»? – вскричал Арсений.
– Говорю тебе: не знаю я, – покачала головой Милка. – Понятия не имею. Да не все ли тебе равно?
– Как это «все равно»! Если б я знал – мы бы встретились с ним… Потолковали… Может, мы денег ему бы заплатили… Или еще как, – Арсений демонстративно медленно сжал кулак, – поговорили бы.
– Знаешь, по-моему, он, этот «кто-то», – очень важный человек. С помощью денег или тем более мордобоя с ним не договоришься.
– А ты откуда знаешь?
– Есть у меня такое подозрение, – пожала плечами Милка.
– Откуда оно у тебя, это подозрение?
– По разговорам мужа… Я же слышу, о чем он говорит по телефону… И с дружками на кухне…
– А ты… Ты не можешь у него прямо спросить? Кто нас, как ты говоришь, заказал?
– Спросить?! – расхохоталась Милка. – У него?… Да ты что! Он ни за что не скажет.
– Тогда зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил Сеня, почему-то потихоньку начиная злиться.
– Н-ну… Чтобы ты был ко всему готовым. Чтобы обеспечил себе – на всякий случай – запасной аэродром.
– То есть ты мне предлагаешь сложить ручки и тихо ждать, пока нас из бизнеса вынесут? – Взгляд Арсения стал жестким. – И найти себе место дворника?
– Плетью обуха не перешибешь! – дернула плечом Милка. – Ох, что-то ты совсем за дамой не ухаживаешь… – Она выразительно приподняла пустую рюмку.
Арсению ничего не оставалось делать, как подлить Милке коньяку и промямлить тост «за дружбу».
– А ты… Ты, Мила, можешь узнать: кто нас «заказал»? – спросил Арсений после того, как они выпили.
Милка расхохоталась:
– Ты что это – Штирлицем меня хочешь сделать? Матой Хари?
– А почему бы тебе и в самом деле не узнать? Сложно, что ли?
– Н-ну… – Милка со значением посмотрела ему в глаза. – Ради тебя… Для тебя, Сенечка, я готова на все.
Арсений усмехнулся в ответ на ее призывный взгляд.
– Если нет любви, то все позволено, – вдруг задумчиво проговорил он.
– Ты о чем это? – не поняла Милка.
– Так… Ни о чем… Думаю о своем… Достоевского перефразирую…
Милка, кажется, что-то поняла в ходе его мыслей и сказала:
– Значит, ты все равно любишь свою Настю… А меня – совсем нет…
– Люблю и тебя, – усмехнулся Арсений. – Но странною любовью.
Он тяжело, внимательно посмотрел ей в глаза и произнес:
– Поедем. Поедем к тебе.
– О-о-хо-хо, – кокетливо расхохоталась она.
– Прямо сейчас.
– Миленький, дорогой, любимый, хорошенький… Сегодня я не могу.
– Чего это вдруг?
Она не ответила. Глянула на свои золотые часики.
– И вообще: мне пора идти.
– Куда это?
– Меня ждут.
– Мы же не допили. И не доели.
Милка встала.
– А ты проводи меня – до выхода, – сказала она. – И возвращайся. Снимешь здесь кого-нибудь. Ты же у нас богатенький. Любая согласится.
– Нет уж!
– Ну, дело твое… В общем, спасибо за угощение. – Она опять погладила его по щеке и на секунду приникла к нему своим роскошным телом. – Приятно было повидаться с тобой.
Сеня тоже встал и бросил на стол две зеленые пятидесятирублевые бумажки. Жалко было оставлять столько еды: голодноватое детство и юность давали о себе знать. Однако он пошел следом за Милкой. Его слегка покачивало. Все-таки он изрядно выпил сегодня.
Когда они вышли на крыльцо ресторана, Милка вдруг кому-то помахала. Сеня посмотрел, кому. И заметил, что Милке ответили: изнутри изрядно грязной «шестерки», припаркованной на противоположной стороне улицы 25-то Октября, у магазина ювелирных изделий, ей сделал в ответ ручкой какой-то молодой человек.
Милка опять приникла к Сене, поцеловала его в щеку. Прошептала:
– Я… Я все узнаю для тебя, что ты просил. Я все для тебя сделаю. И мы еще встретимся. Ладно?
– А это кто там – муж тебя встречает? – тупо спросил Арсений, дернув плечом в сторону «шестерки».
– Ну зачем сразу муж? – расхохоталась она. – У меня ведь и любовник есть. – И, не дожидаясь его реакции, она побежала к «Жигулям».
Села внутрь, обняла водителя, поцеловала.
«Шестерка» сорвалась с места и рванула в сторону площади Дзержинского.
Арсений тупо стоял на крыльце ресторана. Он чувствовал себя одиноким, брошенным, всеми обманутым: Милкой, Настей, судьбой…
– Вот суки! – вырвалось у Сени.
Проходившая мимо молодая приличная дама в дубленочке бросила на него удивленно-оскорбленный взгляд.
Ужин у Насти удался.
Теперь, когда она могла позволить себе покупать продукты с рынка, кормежка у нее почти всегда удавалась. Прямо скажем, парную вырезку испортить куда сложней, чем жилистый магазинный оковалок.
Они с Сеней сидели за столом в кухне, Николенька в своей комнате играл «в стройку» – объединил в одну коробку три полурастерянных конструктора и возводил нечто невообразимое.
Арсений расслабился, размягчел – то ли от хорошей еды, то ли от коньячка. Настя не считала, сколько рюмок он выпил, но бутылка «Арарата» (тоже хорошего, с красивой пробкой и пятью звездочками) стояла полупустой.
«Сказала бы я тебе, – сыто думала Настя, – что пьешь ты как сапожник, и чавкаешь, будто не бизнесмен, а голодный зэк…»
Но воспитывать Сеню ей не хотелось. Не то было настроение – не придирчивое, а спокойно-расслабленное. Так и хочется, чтобы их посиделки на кухне тянулись вечно, и всегда бы играли блики на миндально-коричневой поверхности коньяка…
Но, Настя знала, разрушить очарованье «послеужинья» очень легко. Достаточно сделать Арсению хоть одно замечание – и он сразу взовьется, словно Змей Горыныч. С этой своей работой он стал очень нервным. Все время хмурится, взгляд озабоченный, весь в себе. А когда особенно устанет – у него даже веко дергается. Как тогда, когда он вернулся из тюрьмы…