Проигравший получает все - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 5

Таня вздохнула – часы уже показывали десять. Наверно, сейчас придется ни с чем уходить домой. Может, ночью ей приснится удачное решение? Так иногда бывало…

Она решила немного отвлечься. Взяла со стола шефа уже утвержденный и подписанный всеми макет рекламы тех самых автомобилей. Завтра с утра его должны были передать в журналы. Таня с удовольствием вгляделась в красивую машину, в шикарную девушку-тигрицу у багажника, в текст, который она придумала…

Макет выглядел прекрасно, но… Что это?

Что-то было не так. Она еще раз внимательно рассмотрела красивую картинку, перечитала текст… Нет, с этим все в порядке. Всмотрелась в набранный крупным шрифтом рекламный девиз: «Я ТИГР, А НЕ КИСКА». Здорово она тогда придумала!

Но вот эта буква… Если смотреть под углом, то первая К в слове «КИСКА» определенно превращалась …в П!

Татьяна еще раз присмотрелась. Сомнений быть не могло. В самом деле, не К, а П! Художник, рисовавший макет, то ли похулиганил, то ли схалтурил – а может, захотел подставить ее, Татьяну!

Вот это дела! Место в журнале уже оплачено. С макетом они, как всегда, опаздывали; заказчик, как обычно, торопил – в результате после долгих уговоров в журнале согласились ждать до завтра, до полудня. Оставалось не более пятнадцати часов!

Как же быть? Внести изменения самой? Это абсолютно невозможно – к «презентационному» компьютеру имели доступ лишь несколько человек, а количество копий, распечатанных на суперпринтере, строго учитывалось. К тому же она не художник…

Первой мыслью было – позвонить самому шефу. Потревожить господина Маккагена. Он за эту рекламу содрал с заказчика чертову кучу денег – пусть сам и разбирается.

Она уже потянулась к телефону и… опустила руку. Если хозяин узнает, что агентство допустило такой ляп, – головы не просто полетят. А полетят прямо в пропасть.

Таня подумала еще немного и позвонила непосредственному начальнику по своему мобильному телефону – офисные аппараты прослушивались службой охраны.

Она попросила его немедленно приехать в офис.

Вместе они исправляли ошибку до двух часов ночи: не так-то просто было разобраться, как работает этот дурацкий принтер. Не просто было и подтасовать данные о количестве копий.

На следующий день Таня пришла в офис злая и невыспавшаяся. Зато заказчик был на седьмом небе от восторга. Ничто не омрачало его впечатления от макета.

А после обеда Татьяну Садовникову назначили заместителем начальника отдела. Ее выбрали из двадцати семи сотрудников.

После первой же зарплаты она смогла взять у фирмы кредит и купить однокомнатную квартиру.

– Больше напоминать не буду. Двадцать «штук» плюс еще десять проценты.

Срок два дня. Не отдашь – возьмемся за твою мамочку.

В трубке запищали короткие гудки.

Андрей потерянно смотрел в окно. Вот так, без особых устрашений и даже без мата. Но он абсолютно не сомневался в том, что они выполнят свою угрозу.

И он впервые всерьез подумал о своей соседке Татьяне.

Маргарита с удовольствием рассказывала Тане, что, хотя в стране кризис, работы у них больше чем достаточно. Теперь у копирайтеров прибавилось полномочий. Их стали допускать к отбору моделей для телерекламы и даже к режиссуре. Она недавно летала в Каледонию – проконтролировать, как идет работа над новым роликом про шоколадки «Баунти». Правда, часто приходится сидеть в офисе чуть ли не до утра – требования резко возросли. «Но ты знаешь, по ночам работать даже весело. Маккаген распорядился, чтобы нам в офис привозили еду из „Елок-Палок“. Иногда даже пиво удается протащить!»

…Они сидели в пиццерии почти до часа ночи. Таня буквально впитывала все рабочие сплетни. Боже мой, как ей всего этого не хватает! Не хватает авралов и мучительных поисков нужного слова, и перепалок с дизайнерами! И стол ее, говорят, пока не занят! Таня впервые пожалела, что богатство отчеркнуло ее от обычных людей – с их обычной работой и обычными отношениями, не отягощенными миллионами долларов…

Маргарита давно умчалась, чтобы успеть на последний метропоезд, а она все сидела в скверике на Тверском бульваре, игнорируя заигрывания поздних прохожих.

Ей вдруг безумно захотелось вернуться на работу. И пусть опять не будет хватать времени на теннис и косметичек!

Неужели придется признать, что ей стало просто скучно – со всем ее богатством?

…Скучать ей оставалось всего лишь один день…

Когда Таня вернулась домой, она сразу же заметила призывное подмигиванье автоответчика – слух о ее приезде быстро разлетелся по Москве. Она прослушала сообщение от школьной подруги, от своего бывшего тренера по теннису, от Димы из «Молодежных вестей» – и, конечно, от мамы, которая велела ей обязательно поужинать. Как будто она в пиццерии не наелась!

Татьяна вышла на балкон полюбоваться на свою березу. Принесла с собой апельсиновый сок и уютно устроилась в шезлонге. Набрала номер Димы – увидеться с ним ей хотелось в первую очередь.

У Димы был долго занят номер, и Таня почти задремала под шелест своей березы.

Но все-таки стряхнула с себя сон и дозвонилась.

Дима не удивился позднему звонку и радостно позвал ее назавтра в гости:

«Скучать не будем!»

К Диме Таня ехала с легким сердцем. Никакие тревожные предчувствия (как она специально вспоминала потом) ее тогда не посещали. Даже в мыслях не было, что этот рядовой дружеский визит станет для нее роковым.

У своего дома Татьяна взяла такси. Теперь с машинами в Москве никаких проблем не было. Любой частник был готов везти куда угодно. Порой на поднятую руку (тем более если рука эта была красивой, девичьей) останавливалось разом две, а то и три машины. Благодаря конкуренции цены были смешными, по сравнению с Парижем, разумеется. " От своего дома в Новогирееве Таня уговорилась ехать к Диме в Орехово-Борисово за восемьдесят рублей. «Сколько это в конвертируемой валюте? – прикинула Таня. – Чуть больше трех долларов. Вот дешевизна!»

Таня попросила тормознуть у метро «Новогиреево» и забежала в гастроном.

Купила тортик. Дима, как многие мужчины, любил сладенькое. Подумала даже, а не приобрести ли для него цветочков. Но потом решила, что это будет слишком.

Дима был, в сущности, лучшим Таниным другом. Два или три раза они, правда, оказывались в одной постели, но секс не повредил их дружеским отношениям. И не превратил их дружбу в нечто большее.

Кому-кому, а Диме Таня могла рассказать о чем угодно. Поделиться с ним всем тем, что ее волновало – причем куда откровенней, нежели с Томом, матерью или даже отчимом.

Ее друг работал в газете, поэтому умел слушать. Уменье слушать было у него профессиональным. Он обычно садился на кухне против нее, подпирал голову рукой и обращался в слух, лишь временами задавая наводящие вопросы. Когда ее рассказ заканчивался, Таня всякий раз ловила себя на мысли, что выболтала ему гораздо больше, чем собиралась. Куда больше, чем хотела бы. Часто жалела об этом. Ругала себя. И Диму тоже. «Вот репортер, – в сердцах думала она, – без мыла в душу влезет!» Но Дима, надо отдать ему должное, умел хранить тайну. Он никогда не использовал полученную «избыточную информацию» ей во зло.

Залогом их доверия друг к другу были совместные приключения, которые они пережили год назад. В самых трудных обстоятельствах, когда за ними гнались одновременно бандиты и КГБ, ни один из них не струсил, не отступил, не предал другого. Потом, в конце приключения, случилась их нечаянная близость – та близость, которая возникает не от любви, не из сумасшедшей страсти, но появляется благодаря доверию, взаимопониманию и совместно пережитой опасности.

Когда их жизни вошли вскоре в обыденное московское русло, они не виделись месяцами. А когда виделись, это происходило по одной и той же схеме.

Дима звонил обычно среди ночи – обволакивал словами, уговаривал, льстил. Он всегда был краснобаем, и она поддавалась его велеречивости… Вскоре он возникал на пороге ее квартиры с огромным букетом цветов, коробкой конфет, бутылкой французского вина. Загорелый, запыленный. Говорил, что вчера вернулся из Белграда. Или с Памира. Или с Камчатки. Но о своих впечатлениях и переживаниях не рассказывал. Восклицал с пафосом: «Подробности читайте в „Молодежных вестях“!» Садился, закидывал тонкую ногу на ногу, глядел на Таню замечательно голубыми глазами. Наливал ей вина и говорил: «Ну, рассказывай!» И внимательно, с искренним сопереживанием, слушал ее.