Рецепт идеальной мечты - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 69
Надя оглянулась. Окно было далеко за их спинами. За стеклами стало совсем темно. Видна россыпь огней на противоположной стороне бухты и пара пульсирующих маяков. Нет, до окна не добежишь, не выпрыгнешь. Тот же Коленька срежет очередью.
Входная дверь тоже далеко, и путь к ней преграждают трое вооруженных людей. Правда, Макфарлин увлекся рассказом, жестикулирует своим пистолетом – но двое других, Пьер и Коленька, неотрывно держат пленников на мушке. Ноги у Нади затекли от долгого сидения в неудобной позе.
– Я хочу встать, – простонала Надя по-английски. – У меня все болит… И еще я хочу в туалет…
Пьер, как ей показалось, участливо посмотрел на нее, затем вопросительно – на Макфарлина.
– Пусть стоит, как стояла, – равнодушно, словно речь шла о кукле, бросил очкарик. Досадливо спросил Игрека:
– А помните ли вы другую строчку графа Потоцкого? Всего одну? "Железно-красной стала Волга…"?
– Помню, – твердо сказал Игрек.
– И?.. – снисходительно усмехнулся Стивен. – Ведь Волга – это, кажется, ваша, русская река?
Игрек не ответил. Макфарлин пояснил:
– Сталинградская битва. Помните о такой? Тысяча девятьсот сорок второй год. Апрель. Ровно тридцать лет от гибели "Титаника". И пятнадцать лет минус полгода от времени Сольвеевского конгресса. А дальше? Что случилось ровно через пятнадцать с половиной лет после Сталинграда?..
– Октябрь пятьдесят седьмого, – незамедлительно ответил Игрек. – Первый спутник.
– Именно! – вскричал Макфарлин. – Именно! И об этом событии тоже есть упоминание в Тетради Судеб!
– "Камень пущен пращою Давида, – медленно продекламировал Игорь. – Никогда не изведает тверди".
– Ну, слава богу! – воздел руки Макфарлин. – Сам догадался! Прошло пятнадцать лет со времени Сталинградской битвы! И тридцать лет – со времени спора о неопределенности! И сорок пять лет – после гибели "Титаника"! У нас уже есть четыре точки на временной плоскости! Четыре! И по ним можно строить кривую!
Вести интерполяцию! А в результате получается почти идеальная синусоида с периодом около пятнадцати лет!
Кстати, на эту кривую великолепно ложится еще один стих из тетради графа Потоцкого. А именно: "Вавилон содрогнется, над обломками башни рыдая…" Неужто не ясно, что это – об одиннадцатом сентября две тысячи первого года? О катастрофе в Нью-Йорке? О рухнувших башнях Всемирного торгового центра?.. И, прошу заметить: со времени гибели "Титаника" прошло без малого девяносто лет! Или – шесть раз по пятнадцать!.. А ведь в Тетради есть и другие, дополнительные, вспомогательные точки – надо только знать историю и уметь читать!
И – уметь считать! И идти все дальше, дальше!.. Можно экстраполировать кривую в бесконечность! И там, в будущем, в двадцать первом, в двадцать втором веке, по этой кривой можно определять все новые и новые события – увиденные, предсказанные гениальным русским провидцем: эпидемии, войны, катастрофы! Научные свершения, подвиги, революции!.. И их теперь буду знать – я! Я один! Я буду владыкой будущего! И, значит, – властелином мира!
Стивен Макфарлин воздел руки. Его лицо стало вдохновенным, помолодевшим. В глазах светился сумасшедший огонек.
– Все – бред, – твердо глядя в глаза Макфарлину, вдруг с удовольствием произнес Игрек. – Не теория, а сплошные натяжки.
– Что-о? – проревел Макфарлин.
Тут Надя поняла, с какой целью затеял Игрек беседу с сумасшедшим американцем. Он хотел вывести Макфарлина из себя. Вывести из себя, заставить нервничать.
Однако игра эта могла оказаться смертельно опасной – ведь у гения-психа пистолет плюс двое вооруженных помощников.
Надя увидела, как сидящий на корточках Игрек подался вперед. То же движение как по команде повторил и находящийся рядом Дима. "Они, кажется, собираются кинуться на них… – пронеслось у Нади в голове. – Но это самоубийство!.. И что делать мне?"
– Ты, Макфарлин, ненормальный, – спокойно произнес Игрек. – Твой граф Потоцкий – сумасшедший, с его дикими пророчествами. А ты – еще больший псих, потому что веришь ему.
– Хватит!! – заорал Макфарлин. – Заткнись!
– Исключительный по безумию бред, – со вкусом поддержал товарища Дима.
– Вы мне надоели! – Стивен подбежал к друзьям, замахнулся рукой с пистолетом. – Надоели – все! Проклятые русские! Вы умрете! Все!! – Его крик отразился от стен, потолка, вернулся эхом.
Через секунду он, казалось, успокоился. Остановил свой кулак, уже готовый обрушиться на голову Димы, отошел и сказал тихим голосом:
– Давай, Пьер, стреляй. Первую пулю – ей. Твоя драгоценная Пола заслужила.
Пьер послушно поднял пистолет. Наставил на Полу.
– Что ты делаешь, Пьер?! – вскричала с пола миссис Шеви, разводя руки, как бы желая обнять его. – Ведь ты убьешь меня, Пьер! И ты больше никогда не увидишь меня!..
Пистолет в руке Пьера задрожал.
– Ты не увидишь меня, Пьер! Ни глаз моих, ни рук моих, ни волос!.. Меня закопают в землю, Пьер! Ты никогда не сможешь даже прикоснуться ко мне! Никогда!..
– Пьер, стреляй! – возвысил голос Макфарлин.
Пистолет ходуном ходил в руке Пьера.
– Пьер, он ведь рано или поздно убьет и тебя! – прокричала Пола. – И тебя – тоже! Ты разве не видишь: он сумасшедший, Пьер!
И тут прогремел выстрел.
Надя инстинктивно бросилась лицом вниз, на теплый дубовый пол.
Но за долю секунды до того, как упала, она сумела заметить: Пола жива и невредима. Она по-прежнему стоит на коленях и удивленно смотрит на Пьера.
И еще успела увидеть Надя: голова Стивена Макфарлина отчего-то вдруг дернулась как от сильного удара.
А тело его стало заваливаться навзничь.
И еще в короткое мгновение, перед тем как упасть, она увидела: Пьер, выронив пистолет, бросается перед Полой на колени. А русский красавчик растерянно поворачивает автомат в его сторону. Игрек что-то выхватывает из-за пазухи. В его руке появляется пистолет. Херувим дергает свой автомат обратно, в сторону русских пленников…
Все эти события запечатлелись в мозгу Надежды разом, будто они происходили одновременно – да так, наверное, и было.
А дальше… Дальше Надя уже ничего не видела, потому что, повинуясь инстинкту самосохранения, она закрыла обеими руками голову и постаралась вжаться в пол.
Но… Она слышала – она все хорошо слышала.
Слышала, как прогремела короткая автоматная очередь. Слышала и удары пуль, попавших, кажется, в окно.
И тут же – раздалось еще два выстрела. Совсем рядом с нею.
А потом – дикий, безумный выкрик. И – шум падения тела.
На фоне звуков выстрелов Надежда все время слышала плачущий голос Пьера:
– О, Пола! О, прости меня! Видит бог, я не хотел!
Я заигрался с ними! Я хотел войти к ним в доверие. Я не успел доложить тебе, моя госпожа! Они опередили меня!
Они поймали меня сегодня! Они заставили меня!.. Прости!..
Потом всхлипывания Пьера перекрыл спокойный голос Игрека:
– Все кончено.
Надя подняла голову и увидела следующую картину.
Выпустив пистолет, на полу, запрокинув голову, неподвижно лежит мистер Макфарлин. Вокруг его шеи на паркете разливается кровь.
Дима стоит рядом с Игреком. Тот, морщась, держит в руке опущенный книзу пистолет. У ног друзей лежит одетый в черную кожу херувим. Лица красавчика не видно, но отчего-то не возникает сомнений, что он – мертв.
– Откуда? – коротко бросает Дима, кивая на Игреково оружие.
– У настоящих мужчин всегда два пистолета, – усмехается Ифек.
А Пола стоит неподвижно, выпрямившись во весь рост.
У ее ног скорчился на коленях Пьер. Его лицо уткнулось в колени Полы, руки обнимают ее бедра. Его плечи сотрясаются от рыданий.
Пола легонько ерошит волосы Пьера и приговаривает:
– Все хорошо, Пьер. Уже – все хорошо. Все кончилось.