SPA-чистилище - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 34

– Конфеты я, конечно, буду, – воодушевленно ответил Ванечка.

– Ну, и чудненько. Тогда я поставлю чайник, а ты пока осваивайся.

Хозяин пошел на кухню, а Ваня принялся бродить по залу, делая вид, что интересуется книгами и посудой. Но когда хозяин скрылся из виду, он немедленно залез под огромный рояль, похожий на треногого черного дракона. Немножко пахло пылью, а прямо над ним возвышалось длинное некрашеное брюхо. Мальчик легонько постучал в него, и оно отозвалось басовитым гулом.

Дяденька выглянул из кухни, увидел, где Ваня, сказал: «Не шали!» – и снова скрылся. Тогда Ваня – он был послушным мальчиком – вылез из-под чудовища и отправился к окнам. Они из зала выходили на три стороны, а в четвертой стороне была кухня. А еще он заметил, что рядом с кухней – лестница, которая ведет на второй этаж. Двухэтажный дом – здорово! Ванечка еще никогда таких не видел.

Но из окон – а Ваня все три исследовал – мало что было видно. Взгляд упирался в сугробы, кусты и деревья, даже до забора не доставал.

А тут и дядечка пришел из кухни. Перед собой он катил чудной столик на колесиках – таких Ваня тоже никогда не видывал. Со столиком вместе катились пузатый чайник, чашки и, главное, три вазы. В одной было целое сокровище: гора разноцветных конфет. В другой – иное лакомство, от которого у Ванечки слюнки потекли: зефир в шоколаде. Ну а в третьей, обычное варенье, которым мальчика было не удивить: у бабушки в погребе сто банок варенья стояло, и он, конечно, предпочел бы вместо варенья какую-нибудь еще дефицитную вкусность, например лимонные дольки. Однако Ваня, конечно, ничего о том не сказал, потому что, во-первых, был воспитанным мальчиком, а, во-вторых, на столике и без того лакомств хватало.

– Ну, давай чайку с тобой попьем, – благодушно сказал хозяин. Его лицо после пребывания на морозе раскраснелось, очки он протер. – Садись и налетай на конфеты, не стесняйся. А я сейчас поставлю на видеомагнитофоне мультик. Ты ведь любишь мультики?

Ух ты, у дядьки и видик есть! Конечно, Ванечка любил мультики и закивал головой – потому что рот был уже занят конфетой «Мишка косолапый».

– Садись на диван. Будем смотреть «За миллиард лет до нашей эры». Ты не видел этот мультик?

– А он про что?

– Про маленького динозаврика, который искал свою маму.

– Не, не видел.

Дядечка налил Ване чаю, а сам пошел рыться в видеокассетах. Пока его не было, Ванечка незаметно успел еще две конфеты съесть – они были объедение, он и не помнил, когда в последний раз шоколадные конфеты ел.

Потом дяденька включил мультик и присел на диван с Ванечкой рядом.

Началось кино, и оно сразу захватило мальчика. Но при этом он не забывал и о конфетах, и о чае: временами отправлял в рот новую и из блюдечка прихлебывал.

А дядечка рядом, казалось, тоже был поглощен мультиком. Потом он придвинулся ближе к мальчику и обнял его за плечи. Дедушка так делал часто, поэтому Ваня не придал этому значения. Напротив, он привалился к теплому боку дяденьки: так смотреть было уютнее.

А потом хозяин, не отрываясь от экрана, своей рукой стал гладить Ваню. Однако он гладил не так, как бабушка, мама или дед. В его поглаживаниях не было ничего успокоительного, как у них. Напротив, рука дяденьки будоражила. Вызывала какое-то новое чувство, которое Ванечка еще никогда в жизни не испытывал. Ему стало и страшновато, и радостно. И захотелось чего-то, чего никогда не хотелось, и Иван не мог понять, чего именно. И было немножко стыдно. Но оттолкнуть руку дядечки было неудобно, и втайне все равно хотелось, чтобы он продолжал, потому что новое, незнакомое чувство нарастало, становилось острее и приятнее. И все происходило как бы тайком и нечаянно, ведь они оба делали вид, что смотрят мультик.

А потом мальчик и не заметил, как рука дяденьки скользнула под его рубашку и стала гладить голенькое тельце.

И тут раздался сильный стук по стеклу. Хозяин дернулся и отпрянул от Вани, озираясь.

За окном виднелось лицо Ваниного деда. Его губы шевелились. Он что-то возмущенно кричал, но слов не было слышно. А потом он ударил локтем в окно, и оно с грохотом разлетелось на мелкие осколки…

***

Иван закончил рассказ и отвернулся от Ходасевича, ссутулившись и обхватив голову руками. Повествование далось ему нелегко.

– Что было дальше? – тихо спросил Валерий Петрович.

– Я не помню, – не поднимая головы, пробурчал Иван. – Правда, не помню.

– Я понимаю тебя. Такой стресс. И такой возраст. Странно, что ты вообще что-то помнишь.

– Наверно, дед кричал, ругался. Но не на меня, а на Ковригина. А вскоре приехала мама и увезла меня из Листвянки. А чуть позже, той же зимой, пропал дед.

– Думаю, ты никому не рассказывал о том, что случилось в доме Ковригина, – утвердительно проговорил Ходасевич.

Иван помотал головой.

– Нет, никому…

Он вздохнул и искоса глянул на полковника.

– Понимаете, пока я был маленький, я никак не связывал то, что происходило дома у Ковригина – с тем, что дедушка вскоре исчез. А совсем недавно я задумался и понял: а ведь дедушка мог после моего отъезда пойти к этому сидору гнойному… И начать с ним разборку, пригрозить милицией… А тот мог его взять, да и пришибить…

Ходасевич сухо молвил:

– Пока это только догадки.

– Я знаю.

– Или есть какие-нибудь конкретные улики против пианиста?

– А какие конкретные улики вы хотите? Истлевший труп моего дедушки? Так не сомневайтесь: он где-то там зарыт, в лесу, на участке этого пианиста.

Юноша вдруг вскочил и стал чуть не обличающе бросать в лицо полковника:

– Вы что, не понимаете, как все сходится? Ковригин – п…р, и всегда был п…ром. Пятнадцать лет назад с ним захотел разобраться мой дедушка – и исчез. А сейчас что-то, компрометирующее его, узнала моя бабушка. Узнала – и тоже исчезла. А эта сволочь музыкальная не только не затаилась, а продолжила свое гомячье дело. Пацана-таджика он позавчера похитил. Кто же еще, как не он?!. Вы что, не видите, откуда ветер дует и кто во всем виноват?

– Хорошо бы знать: какой компромат нашла на пианиста твоя бабуля… – задумчиво проговорил полковник, памятуя и об обыске у Долининой дома, и о том, что кто-то, похоже, побывал у нее на даче. – Или иметь другую улику. Хотя бы одну.

– Зачем вам улики?

– А что ты предлагаешь делать? Идти в милицию с твоим рассказом? И с твоими логическими построениями?

– Нет! Но вы-то! Вы же, блин, разведчик! Вы – частный детектив! Должны же вы сами что-то сделать!

Полковник покачал головой.

– Замечание справедливое. Хотелось бы еще понять – что?

– Хотя бы пойти и разобраться с Ковригиным по-мужски. Как мой дед пытался!

– Что это даст?

Одиночество, в коем по преимуществу пребывал Валерий Петрович последние полтора года, сыграло с ним злую шутку. Он стал разговаривать с двадцатилетним пацаном, непрофессионалом, практически на равных, словно с коллегой. А тот наседал на него:

– Тогда надо обыскать ковригинский дом и участок. И, может быть, что-нибудь там, у него, найти. Но только не сидеть здесь на печке и рассуждать!.. Ой, извините…

– Да ничего, – махнул рукой Ходасевич.

Он подумал, что двадцать пять лет службы (а потом еще пятнадцать годков действующего резерва) в каком-то смысле испортили его. Приучили к великой осторожности. К тому, что каждое свое действие надо не семь, а все семьдесят семь раз отмерять. Что каждое активное мероприятие надо согласовать с кучей инстанций. И десять раз подстелить под себя и под товарищей соломку…

Но даже воспитание осторожностью не помогало: Ходасевич всегда считался в комитете недостаточно надежным, именно потому что он лихач и торопыга – Марат порой ему об этом говорил. Да и в отставку он загремел из-за необдуманных, прямо скажем, поступков. Зачем ему понадобилось в девяносто втором с шашкой наголо бросаться на новое руководство и критиковать вновь заводимые демократами порядки? Почему он, подобно многим (тому же Марату!) не смог тогда затаиться, выждать – и дождаться своего часа?..