SPA-чистилище - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 44

– Спасибо за комплимент, – усмехнулся полковник.

– Наверно, это хорошо, что вы меня проверяете. Я сказал вам правду – но вы, когда меня проверите, будете уж точно уверены во всем. И, главное, во мне.

Возразить было нечего. Внучек вел себя очень спокойно. Совсем не похоже, что он в чем-то замешан.

А юноша продолжал разглагольствовать:

– А что, неужели каждый человек с мобильником, типа, под колпаком ходит? Во прикол… И все про него узнать можно? Это круто!..

– Как видишь, – пожал плечами Ходасевич.

Он взял сигарету и отправился на крыльцо покурить.

Странно, что до сих пор к нему не явилась скучающая и любопытствующая художница. Интересно, она-то знает о кончине своей подруги? Сочла ли нужным сообщить ей о ее смерти Лена Бартенева?

Но, вглядевшись в дом-мастерскую соседки, Валерий Петрович вдруг понял, что он пуст. И на участке Любочки не видно – невзирая на погожий осенний денек. И дом заперт. Наверно, художница куда-то отправилась. Ну, и слава богу. Мешаться под ногами не будет.

Ходасевич задумался: что ему делать сейчас? Посетить заброшенный дом, где гнездятся бомжи? Еще раз поговорить с отцом Бури? Наведаться к Марушкиным? Пройтись по Советской – стучась во все калитки подряд? А что прикажете думать про похищение Ванечкиного телефона – ведь он, кажется, не врет?

На крыльцо выполз Иванушка.

– Ну, что? – спросил он. – Вы с меня, типа, взяли подписку о невыезде? Или я, пока не арестован, могу тут на велике по Листвянке покататься?

– А ты что, – спросил о другом Валерий Петрович, – родителей не поставил в известность о том, что потерял телефон?

– Поставил, – кивнул юноша. – Но только вчера. Отец, как всегда, разбухтелся.

– Могу его понять.

– Да ладно – было бы из-за чего. Я понимаю, там, «Сонька восьмисотпятидесятая», или смартфон какой. А то – рухлядь. Ходить с ним было стыдно.

Полковник махнул рукой:

– Езжай, катайся.

И тут у Ходасевича зазвонил мобильник. Валерий Петрович достал его из куртки. Да-а, судя по маленькому нецветному экрану и отсутствию рингтонов, тоже рухлядь какая-то… Однако полковник раньше о сем даже не задумывался: звонит и звонит, слышно хорошо, что еще надо желать от телефона?

С «подавленного номера» прозвучал мужской голос:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Это – старший лейтенант Евсеев от полковника Ибрагимова.

– Привет тебе, моя Ариадна в мобильном мире! – улыбнулся Ходасевич. – Неужели удалось уже что-то раскопать?

– Так точно.

– Вот это скорости у тебя!

– Работаем.

– Слушаю тебя внимательнейшим образом.

– Последний звонок с интересующего вас номера 903-581 – и так далее – был действительно сделан в среду, в девятнадцать десять. И с него звонили как раз на тот номер, что мы для вас пробивали в прошлый раз – на принадлежащий Алле Михайловне Долининой. Звонили, как обычно, в Листвянскую ***-ского района. Причем – из Листвянской же.

– Значит, из Листвянки – в Листвянку?

– Так точно.

Иван напряженно вслушивался в то, что говорил в трубке помощник Ибрагимова – но, судя по выражению его лица, ничего не мог понять.

– Больше в тот день звонков с данного номера не было, – продолжал оперативник Павел, – а на следующее утро, в одиннадцать тридцать две, телефон, согласно устному заявлению хозяина, Ивана Станиславовича Бартенева, был заблокирован в связи с утратой.

– Замечательно, – сказал в трубку Ходасевич. И с чувством добавил: – Спасибо тебе, старлей Евсеев, огромное. С меня причитается.

– Да ну что вы, товарищ полковник… – даже смутился лейтенант. – Рад был помочь вам.

Они попрощались.

Ванечка, стоящий рядом, сгорал от нетерпения.

– Ну, что они там сказали? Мои показания подтвердились?

– Да, – хмуро кивнул Валерий Петрович.

И не удержался от небольшой провокации – пока он ни с кого не мог снять никаких подозрений, даже с молодого человека, при всей его открытости. А покупка (или, как сейчас стало принято говорить, разводка) являлась неплохим способом установить истину.

– Мне сказали, что в среду вечером, перед исчезновением твоей бабушки ты звонил ей. Причем – отсюда, из Листвянки.

– Я?! – Юнец был ошарашен. – Я же говорил вам: у меня телефон украли!

– Это ты так утверждаешь, – жестко сказал полковник. – Никаких подтверждений твоим словам нет.

У юноши чуть слезы на глаза не навернулись.

– Но как же…

– А почему не предположить, что это ты звонил бабушке, живущей в Листвянке, находясь здесь же? Ты один или с сообщниками приехал сюда? И ты – выманил ее из дома?

– Я?! Но зачем?!

– У тебя есть мотив – наследство. И – возможность. Во всяком случае, судя по данным сотового оператора, в вечер убийства ты находился в Листвянке.

– Да не я, не я это был! – со страдальческим лицом выкрикнул Иван. – Я же вам говорю: телефон у меня украли!

– Еще раз повторяю: это пока не доказано.

– Знаете что!..

Юноша, переполненный обидой и гневом, развернулся и скатился с крыльца. Побежал со всех ног через участок. Изо всех сил хлопнул калиткой. Умчался.

Полковник вздохнул и закурил еще одну сигарету.

Увы, в расследовании, как и в разведке, ничего не сделаешь чистыми руками.

Но теперь, после эскапады Иванушки, он мог быть уверен: либо юноша – гениальный актер, либо он говорит правду, и телефон у него действительно украли.

Оставался вопрос: кто украл? И с какой целью? И зачем этот «кто-то» звонил именно с Ванечкиного номера Алле Михайловне, находясь при этом в Листвянке?

После бегства Ванечки Валерий Петрович вдруг почувствовал себя плохо. Плохо – физически. За грудиной сначала закололо, а потом будто чья-то холодная рука сдавила сердце. Зашумело в ушах, на ровном месте появилась одышка, выступила ледяная испарина.

«Господи, не окочуриться бы тут, в чужом доме», – промелькнула в голове отстраненная мысль. Ходасевич, отдуваясь, достал таблетку валидола, бросил ее под язык. Уже через секунду стало отпускать, стальной зажим в области сердца потихоньку разжался. Но Валерий Петрович, по-прежнему чувствуя себя нехорошо, добрался до стоявшего на веранде дивана. Облатку валидола сжимал в руке.

Он с трудом прилег на диван, не снимая ботинок. «Может, «Скорую» вызвать? – подумал панически. – И что?.. Через час приедет районный доктор, еще упечет в местную больницу…» Тем более, ему легчало – и, как всегда, после перенесенного приступа, появилась радость – даже эйфория: «Значит, не сейчас… Значит, у меня еще есть время… Подарил мне бог еще пожить… Значит, зачем-то я здесь, на земле, нужен…»

И от радости, от облегчения и от всех треволнений сегодняшнего дня Ходасевич вдруг заснул. Вернее – разрешил себе заснуть. Сейчас он мог себе это позволить.

Никаких срочных действий производить не нужно. План дальнейшего расследования пока не составлен. И Валерий Петрович повелел себе соскользнуть в сон – легкий, воздушный, пуховый. Он, казалось, слышал все, что творилось вокруг: и шум березы под ветром, и грохот проходящего по Советской грузовика, и даже вдруг вспыхнувший гортанный говор таджиков с соседнего участка.

А когда он решил проснуться – уже изрядно вечерело, и на крыльце, ему послышалось, кто-то неловко топтался, переминался с ноги на ногу.

Сон – несмотря даже на неснятую одежду – освежил Ходасевича. Он не спеша сел на диване. (Подниматься рывком – это привилегия молодости. Привилегия старости – думать и заботиться о каждой своей мышце, каждой косточке.)

На крыльце явно кто-то находился – но человек стоял на нижней ступеньке, и ни лица, ни фигуры не было видно в окна веранды.

– Эй, кто там! – крикнул Валерий Петрович. – Войдите!

А сам поспешил к двери. После короткого сна недомогание исчезло, словно и не бывало. Чувствовал себя полковник бодрым, веселым и даже молодым. Часы показывали десять минут седьмого. Солнце уже село, и по саду разливалась мягкая синева.