Второй раз не воскреснешь - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 14

– Вот так, – прошептал Игорь. – И ничего-то ты им не сделаешь.

– Я вижу, – так же тихо ответила Татьяна.

Ее замечательное настроение совершеннейшим образом испарилось.

Открылась дверь в комнату и, неслышно ступая, вошел Вертлявый. Он подошел к Игорю и протянул ему две толстые кожаные папки.

– Ваше меню. Обед вам подадут, как вы приказали, в вашу комнату.

Игорь взял одну из папок, а вторую вернул типчику:

– Карту вин мне больше не приносите. Я не пью.

Вертлявый молча поклонился. Его, как показалось Татьяне, коробила нечаянная роль официанта: видимо, он претендовал на более высокий пост в бандитской иерархии.

– А вас,мадам, – обратился он к Тане, – ждет машина. Прошу. – И он привычным жестом вытащил из кармана шелковую ленту.

– Сейчас.

Таня порывисто вскочила с кресла и бросилась к Игорю. Взъерошила его волосы, поцеловала в одну щеку, в другую.

– До свиданья, Игоречек! Не грусти, мы что-нибудь придумаем!

Потом Таня повернулась к Вертлявому спиной, поправила прическу, закрыла глаза и царственно сказала:

– Я готова.

Глава 4

Шестерки и тузы

Хозяину доложили, что Татьяна отбыла.

Он молча кивнул и приблизился к столу. Достал из сейфа, вмонтированного в тумбу стола, досье. Включил лампу. Разложил папки.

Вот они, ключевые игроки. Тузы в его колоде.

Шесть папок, шесть имен, шесть фотографий.

А вот рядом – дублеры. Так сказать, короли. Их тоже шесть. Они войдут в игру, если что-то случится c тузами. Если кто-то из его тузов не сможет играть. Или откажется. Или погибнет.

Хозяин откинулся в кожаном кресле. Оглядел двенадцать папок на столе. Двенадцать главных действующих лиц. Никто из них не знал – не мог знать! – какая роль ему отводится. Никто даже не помышлял, что будет участвовать в некой операции. Ни один даже не ведал, что с какого-то момента его поступки будут направлены на достижение результата. Ни один не будет знать, какого результата он станет – в сотрудничестве с неизвестными ему партнерами – добиваться. Потом-то, когда операция окажется позади, большинство из них поймет, что к чему. Но будет уже поздно. Изменить что-либо не удастся. А рассказать обо всем… Пусть говорят… Им все равно никто не поверит. Никто и никогда.

У Хозяина также были досье на остальных участников операции. Они лежали в сейфе в строгом порядке, по старшинству.

Татьяна Садовникова, наверное, была бы уязвлена, когда б узнала, что ее папка лежит ближе к концу. Не там, где место всяким шестеркам – водителям, охранникам, официанткам, горничным, крупье, а примерно на уровне «восьмерок» или «девяток». Такое же достоинство, такую же силу – никак не выше валета – имел и Игорь.

Их предстояло использовать в этой игре втемную.

Как, впрочем, и всех, безо всякого исключения, прочих участников операции.

Хозяин улыбнулся. Он всю жизнь считал себя игроком. Но когда-то, по молодости лет, он полагал, что игра может идти только картами, только за зеленым сукном. Каким он был тогда наивным!

Что – карты! Всего-то и надо: угадать три-четыре расклада. Почувствовать прикуп. Учесть психологию двух или трех противников.

Как это скучно, вульгарно, одномерно!

Иное дело – игра по имени жизнь. Когда каждая карта – человек с его бесконечными мыслями, желаниями, стремлениями. Куда как интересней играть ими. Играть нес людьми, а – самими людьми. Вот в такой игре раскладов – бесчисленное множество, и все они могут поменяться в любую секунду. И шестерка или валет вдруг возьмут и начнут свою игру. И станут воображать, что это они – играют. И по-своему будут пытаться разложить карты. А на деле… На деле-то играешь ими – ты. И на каждый новый расклад тебе, именно тебе, надо найти единственно верный ответ. А эти ответы не прописаны ни в одной теории игр. И каждую минуту жизнь бросает тебе новый вызов. И чем он необычней – тем интересней.

И тем неожиданней и вернее надо найти ответ…

Хозяин отъехал от стола в своем кожаном кресле ценой в хороший автомобиль. Откинулся на подголовник. Задумался. Улыбнулся.

Игра предстояла долгой и увлекательной.

В первый момент, проснувшись, Таня не могла понять, где она находится. Потом сообразила: это же мамина квартира. Она – дома!

Все происшедшее вчера – джип, повязка на глазах, дом без окон, пронзительный Олег Олегович – показалось ей не то чтобы кошмарным, но длинным, тягостным сном.

На обратном пути из особняка в столицу она задремала. Черная повязка на глазах и мерный бег джипа убаюкали ее.

В Москве дело близилось к вечеру, а на ее биологических часах, еще шедших по-американски, было девять утра. Всю предыдущую ночь она не спала. Сперва ворочалась в неудобном аэрофлотовском кресле над Атлантикой, пытаясь смотреть фильм «Бедная Саша». Затем проходила паспортный контроль, ждала багаж, после ехала в бандитском джипе в неизвестность, пытаясь считать повороты…

Какое же облегчение – быть дома!

Мама вчера вечером открыла на звонок сразу, даже не спросив, кто там. Ахнула:

– Танечка? Что? Что случилось? Том?

Бросилась обнимать Таню, гладила ласковыми своими руками. Всплакнула.

Таня целовала ее и говорила:

– Мамулечка, все нормально… Все хорошо. Я просто соскучилась – вот и приехала…

– Как же ты – без звонка… У меня и есть нечего… – словно Таня из своей квартиры в Новогиреево к ней пожаловала, а не из Эйвона, штат Монтана.

Наконец успокоились. Мама очень быстро сварганила нежнейший омлет из пяти яиц, заварила крепчайшего чаю.

Таня рассказала более чем облегченную версию причин своего приезда. Просто, сказала она, в Монтане, в этой дыре, ей стало ужас как скучно. Томас Харвуд – очень хороший, и все у них там о'кей, да только он занят своим новым романом, целый день напролет сидит в домике-офисе. Порой и ночки прихватывает. А ей-то что делать на ранчо? Кругом – леса, медведи, шакалы… До ближайшего супермаркета – восемнадцать миль… И ужасно скучно – без тебя, мамулечка, без друзей, без отчима-толстяка Валерия Петровича… Захотелось повидаться… А у Томчика, великого путешественника, бешеные скидки на полеты. Вот он и предложил ей полететь – за какие-то копейки, почти бесплатно… Только лететь надо было срочно, чтобы скидки не пропали…

– Но ты к нему вернешься? – обеспокоено спросила мама.

– Ну конечно! У меня и вещи-то все там!

Было неприятно врать матери. Но Таня, в общем-то, привыкла. Не рассказывать же было благонамереннейшей мамуле о бандитах, ворвавшихся в сиэтлский мотель, о джипе с тонированными стеклами, об особняке без окон, о ее новой «работе»! Бессонная ночь маме была бы обеспечена. А то и гипертонический криз вдобавок.

Покончив с омлетом и чаем, Таня раззевалась:

– Спать хочу – умираю! Сутки на ногах!

Мама быстренько постелила ей свежие крахмальные простыни.

Танюша надела пижамку, юркнула под одеяло. Мама задергивала шторы. Наконец-то стемнело, зажглись фонари – а по-Таниному, по-чикагски, время шло к полудню. Впрочем, ей было не привыкать прыгать сквозь часовые пояса.

– Мамулечка, посиди со мной, – капризничая, проговорила Таня.

Мама села на кровать, взяла Танечкину руку. Что-то с этим дочкиным приездом было нечисто, чувствовала она. Что-то не так. Чего-то Татьяна, великая авантюристка, лягушка-путешественница, недоговаривала.

– Мамми, расскажи про слоника… – изображая маленькую девочку, проговорила Таня. «Про слоника» была ее любимая сказка. Ее мама рассказывала когда-то Танечке на сон грядущий – вечер за вечером, выдумывая на ходу.

– Да какой тебе слоник! – улыбнулась мама. – Дылда! Двадцать шесть лет!

– Ну расскажи…

– Ладно. В одной квартире, на втором этаже, жил да был слоник, который умел летать…