Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 21

– Не брат я тебе, неряха… – проворчал Давыдов. – Ну и бордель у тебя в квартире! Лучше б эти рыла иг “девятки” у тебя порядок навели.

– Чего ж ты их не попросил? – усмехнулся Полуянов.

Гости чувствовали себя неуютно. Пили мало, поглядывали на часы и разошлись быстро, еще девяти не было. Надя никого не удерживала. И только Ленке, уходившей позже всех, сказала с упреком:

– На днях рождения-то чуть не до утра сидишь! Ленка вспыхнула, ее глаза засуетились.

– Да у меня коллоквиум завтра… – промямлила она.

Надя полсекунды подумала, вспомнила и процитировала:

– Коллоквиум – лучший предлог.

Неужели Ленка не помнит, что сама со смехом рассказывала, как ловко ей удается отделываться от скучных поклонников? “Не могу, дорогой, нужно учиться, коллоквиум на носу…"

Подруга совсем смешалась, неловко затопталась в прихожей.

– Ладно. Спасибо, что пришла, – ледяным тоном сказала Надя и распахнула ей дверь.

Ленка пулей вылетела из квартиры и пропищала уже с лестничной площадки:

– Надюша, мне очень жаль… Правда… Но Надя ее не слушала, шваркнула входной дверью с такой силой, что Родион в страхе уши прижал. Она опустилась на пол, обняла собаку и разрыдалась. Это не может быть правдой! Все, все, все ошибаются! Невозможно поверить в то, что мамули нет, что ее больше нет!

Родион принялся скулить, тыкаться мордой в Надино лицо. Она всмотрелась в его тоскливые глаза – кажется, в них отражалась мама – и оттолкнула собаку:

– Замолчи! Прекрати выть! Уйди отсюда!

Выкрикнула – и прикрыла рот руками. В чем Родион-то виноват?!

Часы показывали начало десятого. Как ей вытерпеть черную, одинокую, страшную ночь? Руки занять и то нечем. Гости всю посуду перемыли – так и норовили убраться в кухню, чтоб спрятаться подальше от Нади, от ее беды. Тоже мне, верные друзья, соседи и родственники… А Полуянов даже не появился. Не появился единственный человек, кого Надя сегодня хотела бы видеть…

Она прошла в кухню – чистота, заняться нечем. Какая-то добрая душа даже раковину с плитой отдраила. Заглянула в свою комнату, бесцельно пошарила глазами по книжным полкам. Верная стопка любимых книг отчего-то вызвала приступ злости. Только чтива о красивой любви ей сейчас и не хватает! Включила телевизор. По ящику или глупо шутили, или убивали с потоками бутафорской крови, или пели дурацкие песни. Родион таскался за ней и все время норовил запрыгнуть на руки.

– Уйди, колбаса, – прикрикнула Надя. Она не могла смотреть на собаку, ей все время казалось, что рядом должна быть мама…

Дима позвонил, когда Надя уже чуть не кричала от зловещей тишины квартиры. Когда услышала в трубке его мягкое: “Надя?” – губы задрожали. Он вспомнил и позвонил! Хоть кому-то она нужна!

Голос Полуянова звучал встревоженно и сочувственно:

– Надюша, как ты? Держишься?

Она всхлипнула и горячо, сквозь слезы, заговорила:

– Нет, Дима, нет! Не держусь, мне ужасно, мне плохо!.. Димочка! Я не могу, я просто не могу больше. Все гости ушли, мне так страшно! Я как дура мечусь по квартире и смотрю в окно, не идет ли мама, Родион за мной ходит, скулит, а мне его задушить хочется!

Надя глубоко вздохнула, проглотила комок рыданий и тихо добавила:

– Пожалуйста, приезжай.

Она не сомневалась, что он коротко скажет: “Еду”. Но вместо этого Дима сухо спросил:

– Ты там, часом, не пьяна? Надя задохнулась от возмущения.

– Да как ты може… Дима ее перебил:

– Не пьяна. Понял. Тогда собирайся. Жду тебя через сорок минут. У часов. Договорились?

Значит, Полуянов к ней не приедет! Ну, конечно же, нет, с чего это она вдруг решила?! Разумеется, никому не хочется делить с ней пустоту квартиры и видеть мамину фотографию, перечеркнутую траурной лентой, и стопку водки, прикрытую куском хлеба, и мамины книги, и ее одежду, и косметику, и цветы! Надя почувствовала, как недавние слезы закипели от гнева. Она в ярости выпалила:

– Ты такой же.., такая же, – она полсекунды поколебалась и выпалила непривычное слово, – сволочь! Как и все они! Всем вам на меня наплевать!!!

– Надя, ты поняла, про какие часы я говорю? – спокойно переспросил Полуянов.

– Оставь меня в покое! – Рыдания опять вернулись, бились в горле, душили.

– Прекрати истерику! – рявкнул Дима. – И не вздумай бросать трубку. У нас проблемы, ты понимаешь? У обоих – проблемы! А ты канючишь. Хорошо, сиди дома, реви. Только на мои похороны потом не забудь заглянуть, о'кейчик?

– Ты.., ты о чем?

– Я тебе сказал – приезжай к часам! – проклокотал он. – Все узнаешь. Через сорок минут, чтоб была, ясно?!

Родион приплелся на разговор. Тыкался мокрым носярой в Надину ногу, тихонько постанывал. “Не могу его видеть!” – Надя еле удержалась, чтобы не отшвырнуть собаку.

– Хорошо, я приеду. – Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал по-деловому и сухо. И положила трубку.

Надя хорошо поняла, о каких часах говорил Дима. Ей даже вспоминать не пришлось. Ну конечно: Полуянов имеет в виду часы на фасаде Кукольного театра имени Образцова. Это у них единственная точка соприкосновения, та ниточка, что тянется из Надиного детства. Тогда они только переехали в Москву, и на первые в жизни каникулы мама подарила ей билеты в Театр кукол. Радостно размахивала заветными бумажками, рассказывала, с каким трудом удалось их достать. Надя тогда не очень понимала, что значит “достать”, но была счастлива и за себя, и за маму. Они обе готовились к важному событию – в театр-то не каждый день ходишь и даже не каждый месяц! Вымыли головы, отутюжили одежду… А в тот день мама заболела, и Надя переживала за нее и расстраивалась, что билеты пропадут. Но мамуля, конечно же, нашла выход. “В театр тебя поведет Дима, – сказала она. – Сын тети Жени. Он уже взрослый, восьмиклассник. Так что веди себя как большая”.

Надя на всю жизнь запомнила, как пришел красивейший из всех мальчишек Дима в костюме с настоящим галстуком, как они вместе ехали в метро и как он говорил ей: “Смотри мне, мелкота, не канючь. Я тебе не мама, по лбу дам – и все дела”. Но Надя и не канючила. Разве можно капризничать, когда тебе так повезло? Все малыши пришли в театр с родителями, их волокут за руки, на них покрикивают, а с тобой обращаются, как со взрослой! Дима действительно вел себя с ней, как с равной. Он объяснил, что денег у них ровно на одно мороженое или на две газировки: “Что покупаем, прекрасная принцесса?” Он шептал ей в ухо комментарии к “Необыкновенному концерту”: “Этот медведь-то явно с похмелья!” – и Надя еле сдерживалась, чтобы не захохотать на весь зал. А потом Дима пообещал, что, когда Надя вырастет, он подарит ей точно такие же красивые часы со сказочными героями, как над театром. И класса до пятого Надюша его обещанию верила и с нетерпением ждала.

Поэтому, что за часы, – она хорошо поняла. Но времени осталось впритык – пока доедешь до “Цветного бульвара”, а там еще пешком в длинном платье да по лужам… Надя полминутки подумала и сбросила траурный наряд – и косынку, и платье. Полуянов не тот человек, кто осудит ее за нарушение традиций. Натянула свитер и старые джинсы. Поймала себя на первой приятной после похорон мысли: кажется, от переживаний она слегка похудела, “молния” застегнулась вполне свободно.

Надя ловко оттерла от двери Родиона – пес рвался идти вместе с ней, преданно заглядывал в глаза. “Вернусь – погуляю с тобой. Честно”, – пообещала она. Заперла квартиру и, не ожидая лифта, кинулась вниз по лестнице – чтоб не слышать, как скулит обиженный Родион. И, только торопливо шагая в сторону метро, Надя вдруг подумала: “Стоп. А ведь Полуянов, кажется, не из тех, кто боится чужого горя. Так почему же он не приехал ко мне домой? Нес какую-то чушь про свои похороны… Выпендривался? Но ему ж не пятнадцать лет. И зачем эта конспирация – с часами? Он хочет меня развлечь? Вряд ли. Он спятил? По голосу не похоже…"

Слишком много вопросов. И совсем нет ответов. Лучше прибавить шагу, поскорее добраться до часов, повидать наконец Диму и обо всем его расспросить.