Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 41

Через минуту – Снегуркина даже моргнуть не успела – Дима возвратил ей списки. И вдруг в лоб спросил:

– Вы нам скажите: что двадцать лет назад случилось с Леной Коноваловой?

– С Леной?.. Коноваловой?.. – нахмурилась от неожиданного вопроса Снегуркина. – Она погибла. Несчастный случай.

– А почему она покончила с собой, как думаете?

– Я думаю так же, как думали тогда все. – В голосе женщины прозвучало легкое неудовольствие. – Так, как случилось на самом деле. Коновалова перетрудилась. Перенапряглась. Опять же – “синдром отличницы”. Привыкла всегда во всем быть первой. А тут вдруг – двойка! Вот она и сорвалась. Сорвалась – в прямом и переносном смысле.

– Может, у нее случилось что-то личное? С парнем, например, проблема?

– У нее?! Ох, не смешите меня. Не могу себе даже представить Ленку с парнем. Нет, она симпатичная была, ничего не скажешь. Но очень себе на уме. Очень!.. У нее все было расписано на десять лет вперед: институт (обязательно красный диплом!), потом аспирантура, кандидатская… Выйти замуж – непременно за москвича или, на худой конец, ленинградца, да чтоб обеспеченный был – с квартирой как минимум. А желательно еще – и с машиной, и с дачей… Они все, провинциалки, такие: хищные, алчные… Леночка твердо знала, чего ей надо. Не то что мы, столичные жители, – тюфяки разнеженные!.. Так что никакого парня у Ленки не было. Она, я думаю, стала б встречаться только с каким-нибудь сыном академика… Вот уровень поклонника, которого она бы к себе допустила. Никак не ниже!.. Какой-нибудь сын или внук секретаря обкома… Или члена ЦК, или министра, или даже лучше члена Политбюро…

– А может, у нее и был именно такой? – с подвохом спросил Дима.

– Ой, да что вы!.. Откуда б она его взяла? Вокруг нас только наши мехматовцы, да киберы вились, да корабелы. В крайнем случае, “макаровцы” – с да-алекой, лет через десять, перспективой загранки и отоваркой “бонов” в “Альбатросе”… Впрочем, – вдруг спохватилась Снегуркина, оборвала себя и продолжила другим, сочувственным тоном:

– Жалко Ленку, конечно. Так ведь бывает: берет на себя человек ношу, с которой не может справиться. Тащит ее, тащит изо всех сил. Надрывается, но тянет… А потом – р-раз, и не выдержал. И сломался. Так и с ней произошло, наверно.

– А вы родителей Лены на свои встречи приглашаете?

Снегуркина аж отшатнулась:

– Нет. Да что вы!.. Это ж для них какая травма! Представьте: вокруг – сверстники ее дочери. Веселые, смеются… Да Ленкины родители весь вечер бы проплакали!.. И себя измучили бы, и нам бы все испортили! Что вы!

– А адреса Коноваловых у вас нет?

– Адреса? Нет. А зачем вам?

– Может, кто-то из подруг Лены его знает? – настаивал Полуянов.

– Не знаю. Вряд ли. Она где-то под Ленинградом жила – в Сясьстрое, что ли, или Вышнем Волочке…

– Давайте все же попробуем узнать, – мягко, но цепко настаивал Дима.

Снегуркина глянула на часы. Проговорила словно про себя: “Без четверти шесть… Но если вы настаиваете… Разве что Тане попробовать позвонить…” Схватила телефон, на память набрала семь цифр.

– Таня? – прокричала в трубку несколько неестественным голосом. – Танечка, у меня к тебе дело… У меня здесь сидит корреспондент. Из Москвы, из газеты “Молодежные вести”. – Искоса глянула на Диму. – Да, симпатичный. – Дима глумливо ухмыльнулся. – Но такой молоденький, что мы с тобой, старухи, ему не нужны… – Дима сделал протестующий жест. – И вот ему, журналисту, нужен адрес родителей Лены Коноваловой. Ты ведь с ними связь поддерживала? – В трубке что-то заговорили, Снегуркина закивала, а Дима напряженно смотрел в угол комнаты. – Нет? А кто?.. Записываю, – сказала женщина и придвинула к себе перекидной календарь. Черкнула что-то, бросила в трубку:

– Спасибо, Танечка. Созвонимся. – И нажала “отбой”.

– Позвольте вас поправить, – вдруг бархатным грудным голосом проговорил Полуянов. Дама недоуменно уставилась на него. – Вы совсем даже не старуха, а молодая, красивая, очень милая женщина.

Снегуркина аж вспыхнула от нежданного комплимента. “Вот такие они, журналисты, – с досадой подумала Надя. – На все готовы ради того, чтобы добыть информацию: и врать, и угодничать, и разных жилистых старух лизать…"

– У Тани их адреса нет, – произнесла донельзя довольная комплиментами Снегуркина. – А что, он вам очень нужен?

– Очень, – твердо произнес Дима.

– Тогда я попробую еще позвонить… – Снегуркина со вздохом придвинула к себе телефон.

– Вы меня очень обяжете, – бархатисто произнес журналист.

Последовало еще пять или семь звонков. Полуянов ничем не выказывал своего нетерпения. Сидел себе смиренно и временами посматривал на Снегуркину лучистыми глазами – казалось, посылал ей импульс: “Найди!.. Найди!.. Я очень тебя прошу!.."

Наконец Юлия Павловна отставила телефон и торжествующе проговорила:

– Есть! Лина, Ленкина подружка, дала мне адрес ее родителей. Записывайте! Коноваловы: Ленинградская область, поселок городского типа К., улица Погонная, дом шесть, квартира шестнадцать.

Димочка прилежно стал записывать в блокнот – аж язычок от усердия выставил, свиненок. Затем грациозно встал и подошел к дамочке. Взял ее сухую лапку в свои ручищи, проговорил масляно, низким голосом:

– Вы нам очень помогли, дорогая Юлия Павловна. – Наклонился и приник к руке карги долгим поцелуем.

Надя тоже вскочила. Бросила: “До свиданья!” – и поспешно вышла из кабинета. Дима чуть задержался – ну и пусть целуется там со своей Снегуркиной!..

Спустя минуту в коридор вышел Полуянов. Довольный, гад. Притворил дверь, пошел, не глядя на Надю, вразвалочку. Бросил на ходу с циничной усмешкой:

– У интервьюируемого после посещения журналиста должны оставаться об интервьюере самые приятные воспоминания.

– У Нади неожиданно вырвалось – да так злобно, что она сама испугалась:

– Что ж ты эту Снегуркину не трахнул?! Димочка остановился, посмотрел на Надю долгим, удивленным взглядом и присвистнул:

– Ой, Митрофанова!.. Да ты ревнуешь! Надя потупилась, закраснелась. Выкрикнула запальчиво:

– Да нужен ты мне – ревновать еще тебя! Просто смотреть тошно, как ты ее ручки лижешь! Сухие, старческие ручки! Как только не противно!

Дима посмотрел на Надежду внимательно и чуть усмешливо. Потом емко, внушительно сказал:

– Женские ручки, Наденька, страшными быть не могут… И целовать их надо всегда, в любом возрасте, хотя бы и у столетней дамы.

Он фамильярно потрепал Надежду по плечу и добавил:

– Я, Надюха, вашу, дамскую, психологию знаю. Забота вам нужна. Ласка. Комплименты. Вы без этого сохнете.

– Что ж ты мне ни разу комплимент не сказал?! – выпалила Надя.

И аж рот ладошкой прикрыла. Дима, не смутившись, ответил:

– Ты, Надюшенька, – очень умная. И смелая. И фигура у тебя фантастическая, лучше даже, чем у Венеры Милосской…

– Ладно, хватит, – зло оборвала она Полуянова. А тот, будто и не заметив ее выпада, продолжал:

– Милая Наденька! Я хотел бы сегодня пригласить вас в театр. В Мариинский, на балет, в царскую ложу. Вы не против?

– Ладно, Дима, – устало сказала Надежда. – Потрепались – и будет. Поехали домой.

Она отвернулась, скрывая невесть откуда выступившие слезы.

Полуянов ласково взял ее за руку, вложил в ладонь какую-то твердую бумажку.

– “Мариинский театр. П. Чайковский. Лебединое озеро. Ложа литеры Д. первый ряд, места 1,2”, – прочитала Надежда.

– Ой, Дима… – радостно выдохнула она.

– Что – “ой, ой”, – проворчал он. – Время уже – шесть двадцать. Опять тачку ловить придется. Надя радостно схватила его за руку:

– Димочка, милый, спасибо! Как ты узнал, что я от Мариинки без ума?

– А девчонки все балет любят, – пожал он плечами.

– А ложа Д. это где? Наверху, в ярусах?

– Обижаешь, подруга. Говорю ж тебе – царская. Там, где цари сидели. Александры – первый, второй, третий, четвертый…

– Где ж ты такие билеты взял?! – с придыханием спросила Надя.

– С шести утра в очереди стоял. В театре, – не моргнув глазом, соврал Дима и браво выдержал Надюшин восхищенный взгляд. Он не стал говорить, что билеты ему достали помощники ректора гуманитарного профсоюзного университета. Похоже, именем Запесоцкого открывались в Питере любые двери.