Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 69

– Не надо, – хрипло проговорил Полуянов. – Я представляю. Большая шишка. С большими видами на будущее.

– Вот именно… Итак, у Коноваловой был с тем парнем роман. И она, как я понимаю, очень хотела его на себе женить. Замечательный выбор!.. Он – ленинградец, без пяти минут член КПСС, делает карьеру по комсомольской линии. И карьера его обещает быть успешной. Очень успешной. А Леночка, чтобы его заарканить, от него забеременела.

– И вы, товарищ Желяев, знали об этом… – пробормотал Дима.

– Я узнал об этом через много, очень много лет. Мне рассказал Шепилов. Рассказал всего-то пару недель назад. Перед тем, как его убили… А тогда, в семьдесят восьмом, я мог только догадываться… Итак. Что же тогда все-таки произошло?.. Коновалова оказалась беременной. Вроде бы тот парень должен был на ней жениться – как честный человек?.. Она тоже неплоха была: умница, красавица, самолюбивая карьеристка. В общем, стерва еще та… Но ко времени начала событии, к январю семьдесят восьмого, он, тот парень, уже изрядно к ней охладел. Он трезво размыслил, что может рассчитывать на лучшую партию, чем Коновалова. Кто она такая? Живет в области, в квартире – убого, мать – воспитательница в детсаду, отец – слесарь… А тут еще… Он встретил другую девушку. Вот она, эта новая девчонка, ему подходила всем. Всем была хороша… Дело не в красоте или там в фигуре – Коновалова была и хорошенькая, и фигуристая… Но у новой пассии того парня было, в сравнении с Коноваловой, громадное преимущество: она была дочкой ректора. Ректора нашего университета. Ты представляешь, Дима, что означала в советские времена должность ректора?

– Представляю. Высокий полет.

– Вот именно… Правда, у нее, ректорской дочки, имелся и отдельный недостаток. Она была несовершеннолетней. Ей к началу семьдесят восьмого только пятнадцать стукнуло, и училась она в девятом классе, и занималась в физматшколе нашего университета. Однако юность – вещь проходящая. Очень быстро проходящая. Так рассудил наш парень. И с девочкой этой пятнадцатилетней тоже вступил в половую связь. И одновременно стал готовить почву для аккуратного разрыва с Коноваловой. Коновалова, скрытная, самолюбивая, долго не сообщала ему, что ждет ребенка… Но его охлаждение стала чувствовать. И хотела с ним объясниться. Вот таким было положение к тому дню: пятнадцатому января семьдесят восьмого года… Я понятно излагаю?

– Вполне.

– Итак, пятнадцатого января утром – а может, четырнадцатого вечером? – наша милая однокурсница Коновалова вдруг узнает: у нее есть соперница. Как узнает, понятия не имею. Может, сама увидела эту парочку. А может, кто-то ей про них шепнул… Естественно, у юной женщины, да на четвертом месяце беременности, все валится из рук. Все идет наперекосяк. Коновалова, отличница и ленинская стипендиатка, заваливает в тот день экзамен. А ближе к вечеру встречается с тем парнем в общежитии… Они сидят в рабочей комнате и разговаривают. В рабочей комнате никого нет. Все только что сдали экзамен и развлекаются… Коновалова, естественно, дико обижена и расстроена. Она говорит, что знает о связи того парня с малолеткой, ректорской дочуркой. Она спрашивает его: “Это правда?!” Тот спокойно отвечает: “Да”. Она плачет, обвиняет его в измене. Угрожает, что пойдет к ректору, заложит его. Он – только холодно плечами пожимает: пожалуйста, мол. Наконец она заявляет, что ждет от него ребенка. И поэтому он, тот парень, просто обязан на ней жениться…

– Вы-то откуда все это знаете? – перебил Дима. Недоверие к Желяеву, угасшее было, вновь всколыхнулось в нем. “Что, если он просто очки мне втирает? Врет? Сбивает со следа?"

– А весь этот разговор того парня с Коноваловой слышал Шепилов, – спокойно ответил Желяев. – Он подслушивал за дверью в рабочую комнату. Я же тебе говорил, что он тоже был влюблен в Коновалову.

– А вы-то как обо всем узнали? Да в подробностях?..

– Ну говорил же я тебе. Позже я все узнал, много позже. Всего-то пару недель назад. За два дня до того, как Шепилова убили. Шепилов был не из болтливых. Особенно когда дело касалось женщин. Женщин – и денег… Но я забегаю вперед. Вернемся к тому пятнадцатому января… Итак: день экзамена, рабочая комната, вечереет, за окном холодина, ветер… Коновалова объясняется с тем парнем. И ей изменяет выдержка. Она плачет, обвиняет его – однако тот парень спокоен. “Прости, – говорит, – дорогая. Прошла любовь, завяли помидоры. А ребенок – это твоя проблема. Денег на аборт я тебе, конечно, дам, а дальше – как хочешь…” Коновалова тогда просто как с цепи сорвалась. Кричит: я, мол, пойду к ректору. Отцу малолетки, которую этот парень трахал. Я, мол, кричит, ректору все расскажу. В милицию пойду – тебя посадят за совращение несовершеннолетних… А тот парень только плечами пожимает: “Ну и пожалуйста”. Он, конечно, блефовал и в душе ужасно трусил: вдруг его аморальное поведение станет известно. За это тогда можно было, что называется, партбилет на стол положить. И прости-прощай, блестящая карьера… “Ах так!.. – наконец кричит Коновалова. – Выбирай: я или она!” Тот парень спокойно отвечает: “Она”. И поворачивается уходить. И тут Коновалова совсем срывается с катушек. Вскакивает на подоконник, распахивает окно – а дело происходит на шестом этаже – и кричит как безумная: “Я или она?!” Ну, тот парень усмехается и открывает дверь, чтобы, значит, гордо выйти из комнаты. Его, мол, не проймешь истериками и прочими женскими штучками… Шепилов наш, подслушивавший, вовремя отскакивает от двери… И тут… Никто уже не узнает, что там произошло дальше: несчастный случай или вправду самоубийство. Может, ветер подул из-за раскрывшейся двери. А может, она поскользнулась на обледенелом подоконнике… А может, у нее вправду что-то помутилось и она сама шагнула вниз… В общем, она падает из окна… В последний момент цепляется за подоконник… Тот парень подбегает к ней, хочет помочь, втянуть внутрь… Следом за ним в комнату влетает Шепилов… Но поздно. Она падает вниз.

– А не сам ли он столкнул ее?

– Если б так было – уж Шепилов нам с Котовым наверняка б рассказал. Да и следствие бы это установило.

– Так кто он – тот парень? – воскликнул Полуянов.

– Пару минут терпения, Дима.

– Знаете: все, что вы мне, господин Желяев, рассказываете, абсолютно недоказуемо! С таким же успехом я могу сказать, что ее столкнули вы.

– Да. Теперь это можно сказать. Теперь – когда мертв Шепилов. И ваша матушка. И ее бывшая медсестра Раиса Митрофанова. Теперь можно утверждать все, что угодно. Когда их всех убили.

– А моя мама?.. Она-то при чем? Ее-то зачем?..

– Она видела того парня – как он рыдал внизу над телом своей любовницы. Не совсем же бесчувственный он человек… – Желяев поправился:

– Тогда был – не бесчувственный…

– Боже, почему же она в дневнике-то своем о нем не написала! – воскликнул Дима.

Желяев переглянулся с опером Савельевым. Проговорил:

– Ах, есть еще и дневник! А мы гадали: как это вы с младшей Митрофановой так быстро вышли на меня с Котовым!..

Дима спохватился. Понял, что сболтнул лишнее. Упомянув о дневнике, нарушил первейшую заповедь журналистики, расследований и жизни вообще: не выдавать посторонним ненужную информацию.

– Мама писала в своем дневнике о драке? – быстро спросил со своего дивана Савельев. Дима поколебался секунду. Голова болела по-прежнему. Думать, а тем более придумывать и врать было мучительно, и поэтому он сказал правду:

– Да, писала. – И быстро спросил:

– А кто дрался-то на самом деле?

– Коновалову через три дня похоронили в городке, где жили ее родители, – в К., – словно не замечая вопроса, продолжил Желяев. – Поминки проходили в нашем Техуниверситете, в столовой. Студентов было и там, и здесь очень много. Но тот парень ни на похоронах, ни на поминках не присутствовал. Будто он к ней никакого отношения не имеет… Правда, о том, что он с покойной Леночкой связан, никто, кроме Шепилова, тогда не знал. А Шепилов ничего никому не рассказал… Но вот потом, через пару дней после похорон, Шепилов встретил того парня в нашем студгородке. Тот шел себе, довольный, веселый, как ни в чем не бывало. Наверно, новую свою девчонку, пятнадцатилетнюю ректорскую дочку, проводил до дома. Или на свидание к ней шел… Шепилов в тот день был слегка подогретый – пивом и портвейном. Ну, он и бросился к нему – отношения выяснять. Мстить за Ленку. Слово за слово, началась драка. И хотя Шепилов был на голову выше, чем тот парень, – он Шепилова отдубасил. Он был хорошо подготовлен физически: бокс, самбо… И, как мы понимаем – к сожалению, только теперь понимаем, – тот парень, что немаловажно в любой драке, был (и остается!) человеком безо всяких моральных тормозов… Но вот тогда… Тогда, сразу после драки, мы – я, Шепилов и Котов – его пожалели… И мама ваша, Евгения Станиславовна, тоже пожалела… Напрасно, конечно, жалели. Таких говнюков чем раньше остановить – тем лучше. Для всех. Теперь, когда он большую силу взял, остановить его куда тяжелее…