Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 49

Пошла на кухню, включила чайник. Потом задумчиво вернулась в кабинет. Подобрала с пола те визитки, которые имели отношение к аэродрому.

Вернулась на кухню, заварила себе цветочного чаю. Закурила сверхлегкую сигаретку – первую за день. Стала задумчиво просматривать карточки. Вот визитка Фомича – совсем недавняя:

Она стала перекладывать визитки дальше. Какие-то полузабытые, ненужные, скучные люди…

А вот визитка на английском:

Кто это?

Ах да – это тот самый Джейк, капитан американской мужской четверки. Той четверки, что подвигла их с девчонками создать свою команду. Ну, и кем же он был, интересно?..

В левом верхнем углу визитки О'Гара имелся изящно выполненный логотип: ASC. Ниже меленькими буквами – пояснение: Аmerican Systems & Communications. А ниже фамилии – должность Джейка: first vice president, executive director. [22] Еще ниже – адрес: 1423Washingtonave., Сleveland,O.,USA. [23]

Однако!.. Когда-то, в девяностом году, для Кати самым важным было то, что Джейк на обороте карточки записал два своих домашних телефона: 492-0000 и 492-0305.

А по поводу его местожительства она, помнится, тогда пренебрежительно подумала: «Штат Огайо! Кливленд! Ну и дыра!..» Но с тех пор Катя стала на десять лет умнее. И она уже знала, что строгая простота малюсенького логотипа в верхнем углу Джейковой карточки стоит дороже, чем золото, вычурность или голограммы иных business cards. Знала она также, что штаб-квартиры крупнейших американских корпораций расположены отнюдь не в столицах (как это непременно было бы у нас), а в самых что ни на есть дырах («Проктер и Гэмбл», к примеру, базируется в том же захолустном штате Огайо, в городе Цинциннати – об этом на любой зубной пасте прочтешь). Да и должность Джейка – «первый вице-президент, исполнительный директор» тоже о многом ей говорила. Теперь говорила.

«У нас такой ездил бы на бронированном «мерсе», а сзади еще – два джипа с охраной… А у них – вице-президент и исполнительный директор прыгает себе с парашютом в России и ест клейкие макароны в летной столовой. Американская демократия, блин, в действии…»

Катя докурила, допила чай, вернулась в комнату-кабинет.

Вытащила пылесос в прихожую. Джейкоб Уильям О'Гар не шел у нее из головы. Она вдруг вспомнила, как однажды (кажется, это было давным-давно, в прошлой жизни!) она вдруг перехватила взгляд Джейка, устремленный на Мэри. Джейк вообще-то всегда очень ровно, очень по-дружески, со старомодной и несвойственной штатовцам галантностью относился ко всем ним – ко всем четверым. Но никого особо не выделял. И ни к одной не проявлял, скажем так, сексуального интереса. Никого из них не добивался. Но вот однажды… Однажды – тогда ни Джейк, ни Мэри ее не видели – она вдруг заметила, как тот смотрит на Машу. (Маша была занята укладкой парашюта и тоже не замечала, что Джейк уставился на нее.) В нем, этом взоре американца, Катя вдруг прочитала тогда и любовь, и нежность, и ревность, и даже ненависть. Это был взгляд, полный самых разных чувств – причем полярных и огненных. И очень далеких от обычного дружеского приятия.

Длилось это, впрочем, одно, много два мгновения. И когда Мэри почувствовала этот взор и обернулась, глаза американца уже не выражали ничего, кроме улыбчиво-равнодушной приязни.

Но, может, она, Катя, это тогда сама придумала? Может, ей показалось? После того случая она стала пристально наблюдать за Джейком и Мэри, тем более что ей была известна, скажем так, Машкина любвеобильность, но не смогла больше ни разу засечь между ними ничего, что выходило бы за рамки обыкновенной дружбы. Ни поцелуя, ни прикосновения, ни особенного взгляда. Ничего.

Катя вспоминала, яростно орудуя пылесосом в прихожей. Затем перетащила агрегат на кухню.

Вдруг в памяти у нее всплыли слова Гоши, сказанные им вчера касательно Маши.

«Что она там, – припомнила Катя, – говорила Гошке два года назад?.. «Разбогатею… Купим аэродром…» И еще: она тогда уезжала… Куда-то далеко уезжала, не в Мелитополь, – иначе ей незачем было занимать у Гоши денег… А потом она вернулась… Вернулась грустная и по-прежнему небогатая… Отдала Гоше деньги – причем не скоро. И в рублях по курсу…»

Какая-то смутная идея забрезжила в голове у Кати. Домашнее хозяйство странным образом не мешало, а, напротив, помогало идее выкристаллизовываться. И когда с пылесошеньем кухни было покончено, Катя подошла к груде «аэродромных» визиток и почти безошибочно вытянула из них нужную.

Точнее, то была не визитка, а клочок линованной бумаги, на котором имелись фамилия и два телефонных номера: домашний и рабочий.

Владимир Бережковский — было записано на листочке.

Владимир Бережковский в те далекие аэродромные времена служил пограничником на паспортном контроле в Шереметьеве-два. Кажется, был капитаном. Он даже провел ее, когда Катя улетала во Францию, на посадку через VIP-зал. (Это сейчас – плати пятьдесят баксов и проходи в зал для «очень важных персон». Тогда эта честь доставалась министрам, депутатам или… Или тем, у кого были знакомые пограничники или таможенники.)

Они выпили с Бережковским коньяку в виповском буфете. Володя лихо, по-гусарски опрокинул рюмку, козырнул и ушел – а Катя до самой посадки наслаждалась, сидя в роскошных креслах VIP-отсека.

До этого она даже пару раз с ним встречалась – помимо Колосова. Сидели в каких-то компаниях. Выпивали. Бережковский пел, грассируя, под гитару бардовские песни: «И вот я пгро-оститутка, я фея из ба-арра…»

Хороший парень. Даже жаль, что у нее с ним ничего не случилось…

Через два года из Франции Катя вернулась уже с Андреем…

Но расставались-то они с Бережковским друзьями. Почему бы ей сейчас ему не позвонить? Правда, прошло почти восемь лет с тех пор, как он козырнул ей на прощанье в виповском зале Шереметьева… Он сто раз мог поменять место службы, и рабочий, и домашний телефон… Столько произошло за эти годы со страной, что Володя запросто мог сменить все на свете – вплоть до фамилии, гражданства и сексуальной ориентации.

Но попытка не пытка… Катя взяла трубку и набрала рабочий телефон пограничника.

– Слушаю, – раздался молодцеватый, явно голос военного.

– Можно попросить Бережковского? – проговорила Катя.

В трубке не удивились, не переспросили: «Кого?!» Нет, что-то буркнули, бросили трубку на стол, а через минуту Екатерина Сергеевна услышала знакомый лихой голос:

– Слушаю, Бережковский!

– Здравствуй, Володя, – сказала Катя, пытаясь придать своему голосу максимально притягательный для мужчин хрипловатый шарм, – это Катя Калашникова.

– Помню, – отрывисто сказал Бережковский. – Спасибо, что позвонила.

Бережковский явно был занят – или куда-то спешил. Катя решила сразу брать быка за рога.

– Как ты понимаешь, Володенька, – проворковала она, – если человек вдруг звонит после восьми лет молчания – значит, ему что-то от тебя надо.

– Буду рад услужить, – быстро (но, впрочем, вполне радушно) проговорил Бережковский.

– Можно ли узнать, с твоими возможностями, куда конкретно летал один человек?

Бережковский на секунду задумался, и Катя поняла: тому не хотелось бы помогать ей, ежели она отыскивала компромат на мужа или любовника. Проклятая мужская солидарность.

– Это женщина, – поспешно добавила Катя.

Казалось, Володя облегченно вздохнул.

– Если летела через нас, до полугода назад и позже – нет проблем, – деловито проговорил Бережковский.

– А если – раньше?

– Она, твоя женщина, «Аэрофлотом» летела?

– Не знаю. Думаю, да. На девяносто девять процентов – да.