Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 77

Ты лежал на песке, рядом плескалось в темноте чужеземное озеро Эри, у тебя только что получилось, и от этого ты был благостным, размягченным, сытым… Ты был полон благодарности, ты хотел порадовать меня… И потому тогда, той ночью, ты приоткрыл мне тайну своего завещания… Ты думал, что я преисполнюсь любви к тебе, – а я вскочила на ноги, я орала на тебя – впервые за все последние двенадцать лет я позволила чувству проникнуть в мое застывшее, ледяное навсегда сердце – и этим чувством был гнев… А ты, скотина звезднополосатая, еще изумлялся – ты так искренне недоумевал: «Мэри, что с тобой? Я оставляю тебе двенадцать с половиной миллионов долларов! Ведь это так много – особенно для вашей poor Russia». [47] Ты, Джейк, наверно, думал, что я расплачусь от восторга, что я оближу тебя с головы до пят за такое благодеяние, что я в ножки тебе поклонюсь?! Хрена тебе столового! Мне – столько же, как и им?! Фак тебе в морду! Да я тогда ничего от тебя не возьму, скотина ты плешивая! И я ушла, увязая в темноте босыми ногами в песке, убежала от тебя, но куда мне было бежать – только в твой проклятый многокомнатный особняк: забиться в свою комнатушку и плакать, плакать…

А назавтра ты снова захотел… Тебе снова так захотелось того сладенького, что могла тебе дать только я, – но вот уж тогда я сказала: нет. Ох, как мне было приятно чувствовать свою власть над тобой! Впервые чувствовать свою власть – над тобой со всеми твоими миллионами. И ты ничего не мог сделать – ни вымолить, ни упросить… Просто: нет. Просто: пошел вон. Как последнему домогающемуся меня бомжу… И ты, как побитая собака, уполз от меня…

На следующую ночь ты снова пришел ко мне в комнату… Спал особняк, спал наш Боренька… Спало озеро Эри, спало американское захолустье… И я снова сказала тебе: «Нет. Я не хочу тебя, Джейк. И я не буду с тобой. И не станупомогать тебе». И ты тогда вскричал, недоумевающий придурок: «Но почему?!» И я сказала тебе: «А ты подумай». А ты: «Неужели все – из-за денег?» А я: «А из-за чего же еще?»

Может, не стоило бы тебе этого говорить, но я в тот вечер выпила немножко лишнего, и на языке у меня было то же, что на уме… А ты тогда вскричал: «Чего же ты хочешь?!» А я: «Неужто не понял?! Не понял, чего я хочу?!. Так слушай!.. Я хочу, чтобы ты оставил все свои поганые деньги мне – мне и моему сыну – и твоему сыну, Джейк!..» Мы оба были на взводе, я – оттого, что выпила, ты – потому, что хотел меня, а я не давала, и ты, тоже не владея собой, тогда закричал: «Не будет этого!» «Ах, не будет?! – тоже закричала я. – Не будет?! Ну, тогда знай, сволочь, – закричала я, – ты меня больше не увидишь! А я – я напоследок опозорю тебя! У тебя не будет больше твоего доброго американского имени, и добропорядочные граждане твоего сраного пуританского штата Огайо еще придут плюнуть на твою могилу!»

Джейк, закричала я тогда ночью, завтра же я поеду в твой поганый Кливленд и пойду на телевидение и в газеты – и я расскажу им, им и всей Америке, как ты в далекой России соблазнил и опозорил семнадцатилетнюю девушку, как ты сделал мне ребенка – вот он, этот бедный мальчик, давайте проведем экспертизу, и она установит: отец – это ты! Я расскажу им, что ты бросил меня беременную, что ты не дал ни цента, чтобы вырастить своего сына!.. Понял, Джейк?!. Да ты будешь светиться по всем каналам: жалкий, закрывающий лицо; у твоего дома, Джейк, будут дежурить репортеры – тебе шагу не дадут ступить, Джейк!

«Ах, так?» – спросил ты. «Да, так!» – сказала я. Ты аж побагровел, впервые за все годы нашего знакомства ты вышел из себя – и я была так рада, что впервые имею власть над тобой!.. Ах, лучше бы ты сдох тогда, в ту ночь от удара, долбаный Джейк! И ничего бы тогда не случилось…

Но ты, сволочь, миллиардер поганый, в ту ночь все-таки сдержал себя. «Тогда ты не получишь ни цента!» – шепотом проговорил ты. «Ах, вот как?! – заорала я. – Я не получу ни цента?! Значит, если я опять потружусь над тобой, если снова буду лизать твой дряхлый член – я получу свою кость, а если нет – не получу ни черта?! Вот как, старый козел?! Что ж, и об этом расскажем на телевидении! И в газетах расскажем! Что за сюжет, что за прелестная cover story: дряхлый мультимиллионер заставляет нищую русскую женщину делать минет за двенадцать с половиной миллионов долларов! Ох, с каким же удовольствием станут говорить и писать об этом все ваши акулы и гиены пера!»

И тогда ты снова побагровел – и я была так рада, что опять вывела тебя из равновесия, и ты схватил меня за запястья и закричал: «Не бывать этому! Я вызову полицию! Я скажу, что ты хотела ограбить меня! Я позвоню в госдепартамент! Тебя лишат визы, тебя вышлют из страны!»

Наш разговор, наш крик был похож на разговор двух подростков: я вот тебе! Нет, это я тебе!.. Я выпила больше, чем следовало, а ты, Джейк, – ты, похоже, впадал в детство, ты вел себя как мальчишка, – и я вырвала руки из твоих цепких стариковских лап, а ты прошипел: «Я везу тебя в аэропорт! Ты сегодня же летишь в Москву!» А я с вызовом крикнула: «Да, я лечу! Ни секунды больше не останусь здесь, с тобой!»

А ты опять зашипел: «Да, да, ты летишь, я понял, я все понял, какая же ты, Мэри, сука, и тебе от меня не видать ни цента!» «Посмотрим», – сказала я. «Посмотрим, – усмехнулся ты. – И я не желаю тебя больше видеть, – сказал ты, – я прошу тебя убраться поскорей из моего дома – и из нашей страны». «В гробу я видала, – закричала я, – тебя, твой дом и твою долбанную Америку!..»

…Маша, пытаясь согреться в холодной камере, стащила с себя куртку, укрыла ею ноги и легла на койку, обхватив себя руками. Мысли ее, казалось, бежали по кругу: Джейк – девчонки – Боренька – и опять Джейк…

Мы с тобой так яростно расстались – зачем же ты опять вернулся, Джейк?!. Сегодня в третий раз ты вернулся в Россию – зачем?!. Ведь ты уже в могиле обеими ногами, Джейк! Зачем ты опять приехал? Ты думал снова шантажировать меня своими деньгами? Снова прельщать своим завещанием: я, мол, тебя опять впишу, я тебе опять пообещаю денег – а ты только полижи снова мое старческое, мое ледяное тело?! Неужели во всей Америке не нашлось, Джейк, шлюхи, чтобы смогла за все твои миллионы удовлетворить тебя?! Или ты на самом деле, несмотря на всю свою богатую важность, из породы мазохистов – я унизила тебя, а тебе это понравилось, и ты приехал, чтобы унизиться снова? Или ты специально, сволочь Джейк, приехал, чтобы присутствовать при моем окончательном падении? При моем окончательном, самом последнем унижении?! И ты помог им меня ловить? Ты сам заварил эту кашу – и сам в конце концов, супермен, ковбой, поймал убийцу? Ох, Джейк, лучше бы я тогда, в твоем особняке, убила тебя!

Ведь когда я, Джейк, уже на следующий день летела над океаном, я понимала: я должна что-то сделать. Сделать нечто такое, чтобы все было по-моему. Чтобы ты, сволочь, перевернулся в гробу. И чтобы моим товаркам, моим заклятым подругам, которым так в жизни везло, хотя бы в этот раз не досталось бы ни черта!

Знаешь, Джейк, когда остаешься одна, когда ненавидишь и когда есть цель: добиться своего и отомстить – поутру голова, сколько бы ты ни выпила накануне, бывает ясной и ледяной – и в ней не просто клубятся яростные мысли: в ней созревают планы. Мои планы были яростны и красивы. Но между планами и действием – дистанция огромного размера. И я никогда бы не начала действовать, когда бы не ты, Джейк.

Но ты, похоже, захотел меня добить. Однажды я получила длинное и красивое письмо с американской маркой – сперва я-то думала, что это письмо от тебя, Джейк, что ты опять приглашаешь меня, опять просишь у меня прощения… Но я разорвала конверт, письмо оказалось на официальном бланке, вверху него стоял штамп «Адвокатская контора «Симпсон, Барри и партнеры»… И я вооружилась словарем – помнишь, ты учил меня английскому, Джейк, и я оказалась способной ученицей… Я перевела сухой и короткий текст: «Настоящим вы, мисс Мария Маркелова, официально уведомляетесь, что вы, равно как и ваши родственники, более не входите в число наследников мистера Джейкоба Уильяма О'Гара и все ваши претензии на наследство мистера Дж. У.О'Гара будут оспорены в суде».