Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич. Страница 10

Днем Бим большей частью спит. Ночью ходит с Микой по парку и за компанию подтявкивает.

27 мая 1982. 21-00. Ленинград.

Ольга с Максимом живут на даче у тещи с тестем - на "69-м км".

Татьяна с Маришкой в Зеленогорске, на нашей даче. Приехали недавно из Мурманска в отпуск и поселились там. Хотел поехать к ним, но не было денег. И я поехал в "Аврору" к Житинскому со своими юморесками.

И вот как было дело.

С видом молодого, но бывалого писателя, который видел-перевидел не одну редакцию, я вошел в комнатку с убогой канцелярской мебелью и, поздоровавшись с Житинским, сел без приглашения. Стоять в этой комнатке с окнами на Литейный было рискованно для шейных позвонков. Голову приходилось пригибать так, что я видел только собственные ботинки и пол за собою. Житинский кивком ответил мне и продолжал разговаривать с молодым человеком в джинсах и сабо. Потом зазвонил телефон, и молодой человек, назвав Житинского Сашкой, ушел, волоча сабо и пригибаясь.

Житинский прочитал мои юморески и взял две. Сказал, что обещать не будет, но попробует предложить их редколлегии. Когда я доставал из портфеля свои бумаги, я увидел, что Житинский заметил в нем бирюзовую обложку Конецкого.

Разговорились немного. Инициатором был я. Житинский косил большими выпученными глазами в пол. Мне даже показалось, что глаза у него с дефектом - смотрят в разные стороны.

Приятно разговаривать с человеком, чьи книги тебе нравятся, если не сказать больше. И соскучался я по литературным разговорам... Житинский сказал, что отдел юмора "Акселерат" ему самому не нравится, "ЛГ" тоже надоела своим заложенным еще 15 лет назад стилем, который все стараются копировать, и вообще - юморески это не юмор. Он вспомнил к месту Конецкого с его юмором, и я сказал, что у Конецкого и у него, Житинского, юмора в сто раз больше, чем во всей годовой подшивке клуба "Двенадцать стульев". Сделав такой комплимент, я извинился и почувствовал себя настолько неловко, что еле удержался, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Пусть, дескать, не думает, что я подхалим.

Он рассказал, что журнал сейчас без редактора и без отв. секретаря. Горышина "ушли" в марте за ту самую юмореску В.Голявкина в юбилейном номере. Сказал, что "Ленфильм" заключил с ним договор на экранизацию его повести "Снюсь". Я сказал, что хочу писать как он, Конецкий и Виктория Токарева. Он сказал, что это хорошо. Пишите. Я спросил, не откажет ли он в любезности посмотреть то, что я закончу к сентябрю. Он сказал, что не откажет; пишите.

Потом пришла какая-то окололитературная мадам. Ей пришлось сгибаться еще больше, чем мне, она поздоровалась и плюхнулась в продавленное кресло. Заложила ногу за ногу и без разрешения закурила. Верхнее колено у нее оказалось выше головы. Фамильярная такая мадам. Житинский стал отвечать на ее пустые вопросы, и я понял, что разговор двух писателей о литературе не состоится. Житинский показал таллинское издание повести "Лестница", которую я не читал. Обложка с его фотографией на фоне книжных полок и название "Traap". Секретарь принесла ему письмо из Таллина от девочки, которая критикует его статью о дискотеках. Бойкое письмецо. Житинский сказал, что ответит через журнал. Когда он вслух читал письмо, девица вскрикивала, широко раскрывая огромный рот и улыбаясь: "Как она тебя? А? Ха-ха-ха". Девица курила, ерзала и вскидывала юбку, словно призывала нас убедиться, что ноги у женщин растут из того же самого места, что и у мужчин. Я знал это и раньше и поэтому ушел.

Оказывается, рекомендацию Житинскому в Союз писателей давал В. Конецкий.

4 июня 1982.

Вчера был на Комендантском аэродроме у Маришки. Она меня сразу признала, обняла, не хотела слезать с рук. Большая. Карие глазенки. Очень похожа на нашу породу: и на меня, и на Веру, и на племянника Костю. Но бывает молчуньей. И упрямая. Бабушка с матерью ее изрядно балуют. И портят: слишком много говорят ей, девальвируют силу родительского слова. Ходили с Маришкой гулять. Потом посидели за столом, выпили принесенное мною шампанское и сухое вино.

- Папа, ты здесь, да? - спрашивала Маришка.

- Да, здесь, - отвечал я.

- Здесь, да? - спрашивала вновь.

Танька все такая же взбалмошная и суетливая. Устал от нее.

Маришке исполнилось 3 года. Кажется, что ее рождение было очень давно...

6 июня 1982.

Дежурю в гараже. Прохладно: 16 градусов. Но это не беда. "Маяк" передает, что на Таймыре - 10.

Добираясь на работу, пересек значительный кусок Ленинградской области. Встал в 4-30 и поехал с Карельского перешейка, с "69-го км" до Ленинграда. Затем от Ленинграда до Гатчины. Ленинград проскочил под землей. Зато побыл с семьей.

Вчера весь день провел в трудах - возил тачкой песок для осушения болотца на участке у тестя с тещей. Поверх песка настелил дерн, который выкапывал его в лесу. Выбирал с красивой травой, заячьей капустой и листами ландыша.

Сегодня день рождения Пушкина, Аркадия Спички, День мелиоратора и Троица.

В гараже нас трое: я, Мики и Бим. Сторож отпросился домой - у них в деревне гулянка.

10 июня 1982г.

Перепечатал "Афанасия". Получилось 6 страниц. Ольга сказала: "Ты пишешь так, словно не хочешь, чтобы это напечатали."

Ночевал в комендатуре. Прочитал рассказ У. Сарояна "Иностранец". Маленький рассказик в "Ровеснике". Стало завидно. Полежал, покурил, полистал другие журналы и перечитал рассказ снова. Чувствую, что еще не раз вернусь к нему. Дивные пропорции. Всего в меру.

По окнам и подоконнику стучит град - густой и крупный.

Приятно покупать новые записные книжки. Какие-то смутные надежды, связанные с покупкой. То ли жизнь пойдет другая, то ли напишется многое...

13 июня 1982. Рейсовый автобус выходит из дворцового Павловска и ползет сквозь ветхие поселки и деревеньки к нашему Коммунару. Голубиная сизость никогда не крашенных досок и бревен, покосившиеся заборы, лопухи. И вдруг бодрое название - "Поселок "Динамо". Бетонные коробки, железо, столбы. Короткая остановка, и снова - старые домики, убогость, крапива...

Всю прошлую осень я мотался в "Динамо" звонить по телефону домой. Уцелевшая телефонная будка в кустах возле заброшенного клуба. Как я ее обнаружил, не помню. Очереди нет, пятачка не надо - стукнешь по автомату, он соединяет. И говори с женой о чем хочешь... Я держал эту будку в секрете, чтобы химики не повадились и не сломали. Иногда сбегал после вечерней проверки и молодым лосем пер в темноте напрямик - уже хрустящими от заморозков полями, чтобы услышать голос жены. "Привет, это я! Что делаешь?". И нервничал, когда телефон был долго занят. И не спешил расспрашивать ждал, когда сама расскажет, что делали с Максом, кто звонил. А потом перевелся на ДСК и стал звонить из диспетчерской или столовой. Дня еще не было, чтобы я не позвонил домой... Тьфу, тьфу, тьфу!

Хватит ли у меня гнева и терпения, чтобы написать статью "О литературе, книгах и книголюбах"? Часто думаю об этой проблеме, не всегда успеваю записать мысли. Буду собирать ее по крупицам.

Связь между литературой и книгособирательством такая же, как между охотой и охотничьими колбасками. Туманная связь.

14 июня 1982.

Дежурю в ОТХ. Так называется наш гараж - Объединенное Транспортное Хозяйство. В нем, в нашем хозяйстве, объединены автомобили, кары, маневровые тепловозы и прочие многоколесные. Я имею дело только с автомобилями и водителями. Еще с собакой Мики и ее сыном Бимом. Еще со сторожами, которые меняются по своему графику. Каждое дежурство приносит мне нового сторожа. Но неизменно поддатого. Или с похмелья. Трезвый сторож - это нонсенс.

Читаю "Историю древнего мира" - учебник для пятого класса. Валерка откопал его в макулатуре и принес в комендатуру. Картинки ему понравились. Я стал листать и зачитался. Взял на дежурство.

Этот раздел истории я "проходил" лет 20 назад. Кажется, что это было совсем недавно. Написал цифру "20" и ужаснулся - как давно это было. Но смотрю в учебник - 2000 лет до нашей эры, Вавилонское царство, и делается еще ужаснее. Большинству из нас кажется, что нами все началось и нами все закончится. "Если вы выстрелите в прошлое из рогатки, будущее выпалит в вас из пушки". Хорошая поговорка.