Дорогой широкой - Логинов Святослав Владимирович. Страница 17
– Вот так надо работать! – крикнул Юра, а потом, приглушив двигатель, спросил: – До Замостья отсюда далеко?
– Только что версты три было, – непонятно ответил бригадир, – а стало вёрст тридцать…
– Шутники… – проворчал Юра и открыл дверь, давая сесть Богородице.
Они тронулись в путь, ожидая, что вот-вот за ближайшим поворотом покажутся разваленные телятники, сенные сараи, а там и дома обещанного Замостья. Однако прошёл час, и два, и четыре, а никаких признаков жилья не замечалось. Хуже того, проселок начал распадаться на отдельные тропочки и вскоре дорогу можно стало разбирать разве что чутьём.
Богородица сидел безмятежно, а вот Юра начинал злиться. По счастью, впереди на тропе показался человек. Резиновые сапоги, синий покупной ватник, соломенная шляпа, палка и корзина в руках – всё изобличало грибника из числа дачников.
– Эгей! – закричал Юра, выскочил из катка и побежал навстречу грибнику. – Не скажете, куда это я заехал?
– Вообще-то, вы заехали в лес, – несколько удивлённо ответил встречный.
– Это я понимаю. Деревня Замостье – далеко?
– Если по прямой, то километров пятнадцать. Но ведь она на том берегу…
– Как это – на том?
– Так и есть. Потому и называется Замостье, что стоит за рекой Мстой.
– А мост? Я его переезжал не так давно.
– Через реку Мста нет моста. Во всяком случае, около Замостья.
– А что же мы переезжали?
– Тут был мост через реку Мда, это мстинский приток, как раз напротив Замостья впадает. Но вам по этому мосточку не проехать, тем более его, говорят, сломали недавно…
– М-да… – задумчиво протянул Юра. – И как нам теперь отсюда выбираться? Нам бы к Твери поближе…
– К Твери – никак. Тут сплошь леса да болота – ни деревень, ни дорог. Разве что к Любытино выедете, там мост настоящий и дороги всякие: на Вятку, Череповец…
– Вот уж куда нам не надо! Нам вовсе в другую сторону.
– Из Любытино и в другую сторону можно: на Хвойную или Боровичи.
– От Любытино до Боровичей – девяносто километров! – ужаснулся Юра, лет пять тому назад ездивший по этому маршруту в родные места.
– Отсюда никуда ближе не будет. А от Боровичей можно на Новгород свернуть да и к Твери, говорят, проехать можно. А отсюда – только на Любытино, да и то полпути тропами… Места болотные, люди тут и прежде не селились и сейчас не живут. Так что решайте сами, – прохожий приподнял шляпу, и, раздвигая палкой густую траву, двинулся к лесу.
– Вот это влипли! – Юра повернулся к Богородице. – Мы же здесь завязнем, как муха в варенье, раз дорог нет никаких.
– А этот как приехал? – спросил Богородица.
В самом деле – дачник, грибник! Такие больших концов пешком не делают. Либо из ближайшей деревеньки явился, либо на машине приехал. В любом случае дорога поблизости должна быть. А дачниковское «далеко» означает километра два…
– Эй, друг, – закричал Юра, – а сам-то ты откуда?
Ответа не было. За это время грибник успел скрыться за ближайшими кустами.
– Эгей! Погоди минуту!..
Не было ответа. И за кустами, куда добежал Юра, никого не оказалось. Высокая, по-июньски нетоптанная трава, по которой с самой весны никто не проходил. Не расцветшая ещё медуница стояла стеной, тут пройдёшь – такую просеку проломишь, никакого Фенимора Купера не надо, каждый сам себе следопыт. Сгинул дачник вместе с корзиной и соломенной шляпой, как не было его.
– Что за чёрт?..
– Не надо так говорить, – строго поправил Богородица. – Не чёрт это был, уж я-то знаю.
– Но и не грибник!. – возвысил голос Юрий. – Какие сейчас к чёрту грибы?
– Грибы, положим, могут быть. Колосовикам пора наступает. Кстати, число сегодня какое? Июль на носу… или уже наступил?
– Ага, на нос наступил. Ладно, чёрт там или нечерт, а ехать нужно. Давай выбираться к Любытино. Чует моё сердце, там нас к Череповцу завернёт.
Вскоре выяснилось, что таинственный прохожий каркал зря, через каких-нибудь десять километров бездорожья каток выехал к деревне с оригинальным названием Селище. От своего почти тёзки Селище отличалось единственным числом в названии и отсутствием руин Штабного городка первого округа военных поселений. Зато вместо работающего магазина «24 часа» наличествовали руины неработающего сельпо. Но, во всяком случае, дорогу удалось узнать, и оказалось, что до Любытино осталось меньше тридцати километров. Проехать такой кусок за остаток дня не сумели, и, когда стало смеркаться, путешественники решили искать ночлега. Выдержать ещё одну ночь на открытом воздухе, густо замешенном на комарах, они уже не могли. То есть, конечно, могли, выносливость человека беспредельна, но им очень этого не хотелось.
Три встречных деревни кряду отказались приютить их, а в четвёртой – небольшом сельце с красивым названием Гнильник – на ловца выбежал долгожданный зверь.
Только они остановились, собираясь торкаться по избам, как к ним подбежал человек:
– Братцы, дорогие, вот ведь удачно приехали! Вас-то мне и нужно!
Братцы переглянулись, чувствуя, что вместо ночлега предстоит им новая поездка.
– Невесту надо отвезти, – сообщил незнакомец, – Вихрову Шурку замуж выдаём, это дом ейный, а в деревне – ни колеса! Не на велике же её к мужу доставлять.
– Чего ж заранее о машине не позаботились? – устало спросил Юра.
– Так кто знал, что она согласится? Я уж не первый раз тут сватом выступаю. Думал, и сейчас посидим и разбежимся, а она возьми да согласись. Теперь надо её к жениху перевозить, в новый дом.
– Завтра бы перевезли.
– До завтра она передумает, что, я её не знаю… А Лёшке жениться надо, мужик в возрасте, а холостой – нехорошо выходит.
– Жених-то откуда?
– Да Лёшка Быстров, из Воймириц, неужто не знаешь? Это близко, двух километров нет.
Воймирицы они и впрямь проезжали полчаса назад. Стучались в избы, но ночлега не нашли.
– Не могу, – сказал Юра. – Слово у меня дано – назад не поворачивать.
– А ты не поворачивай! – подхватил незнакомец, доказывая, что недаром его избрали сватом. – Туда тропочка есть окольная, прямиком к Лёшкиному дому. И ближе, и по своим следам не поедешь; всё как договаривались!
Когда они успели договориться, сват не уточнил.
– Свадьба дело хорошее, – вздохнул Богородица. – Теперь по деревням народ редко женится.
– Мы ночлега искали, – напомнил Юра, – а в Воймирицах нам никто даже не открыл.
– Старухи и не откроют, – пояснил сват, – а ни меня, ни Лёшки дома не было. А так, отвезём молодых – и ко мне. У меня хорошо можно переночевать, диван есть и кровать мамкина; мужики, когда загуляют и домой не идут, завсегда у меня ночуют.
– Ладно, тащи свою невесту, – сдался Юра.
– Лёшкину, – ответил сват тоном, за которым ясно послышалось несказанное: «Мне этой невесты и с приплатой не нужно».
Из дома появилась молодая чета. Жених, ради праздника наряженный в спортивный адидасовский костюм, купленный в секонд-хенде, и невеста, захваченная как была – в самом простецком затрапезе. Оба были пьяны до изумления. Впрочем, жених держался на ногах довольно твёрдо, если бы не он, молодая и двух шагов пройти не смогла бы. Лёшка Быстров гляделся лет на сорок пять, хотя, возможно, в том была виновна устрашающая худоба, навевающая мысли о голоде в Поволжье и гитлеровских лагерях смерти. Ну а невеста… как известно, женщине столько лет, на сколько она выглядит, вот только одна беда – сильно пьющие женщины от двадцати пяти до шестидесяти пяти выглядят одинаково. Шурка Вихрова тоже выглядела на все шестьдесят пять лет.
Жениха устроили на сиденье рядом с водителем, на колени ему усадили невесту, которая, видимо, не очень понимала, что происходит. Богородица со сватом приютились на инструментальном ящике. Было там тесновато, так что им тоже пришлось сидеть в обнимку. В таком умильном единении и тронулся свадебный поезд по указанной тропке, прямиком к Лёшкиному дому в деревне Воймирицы.
– Вот и слава богу! – произнёс жених, дохнув изопропиловым перегаром.